Порочные чувства (СИ) - Гауф Юлия. Страница 45
Я говорила, перескакивала с фразы на фразу, забыв про логику. Гладила плечи папы, страшилась ответа, и не могла заткнуться — какое-то словесное недержание случилось. Столько репортажей видела о том, как люди пропадают: женщины в сексуальное рабство, а мужчины — на нелегальные стройки, рабские рынки. И папа так похудел, состарился… неужели и его это коснулось?!
— Все, успокойся, Аля, — оборвал папа мой словесный понос привычным строгим тоном. — Я по собственной дурости здесь. К тебе, кстати, не пробиться, иначе бы я давно пришел. За тобой постоянный хвост, за домом приглядывают, и…
— Да, я знаю, — перебила отца. — У меня мужчина есть. Непростой. В него стреляли недавно, вот и опасается за мою жизнь. Но тебе его не стоит бояться. Ты расскажи лучше, как ты здесь очутился. У тебя проблемы, да? Я помогу тебе!
Телефон продолжил трезвонить, я активировала авиарежим, чтобы меня не беспокоили. Руслан подождет.
— Я размяк за эти годы, отсюда и проблемы.
— В смысле?
— Ты ведь несчастна была дома, с нами. Да? — папа внимательно взглянул на меня.
— Нет, что ты!
— Давай-ка правду, дочь.
Была ли я несчастна? Я не была счастлива — это факт.
— Когда мамы не стало, я… мне было тяжело дома, — призналась я в том, что папа должен был знать и без моих слов. — Ты стал невыносим.
— И поэтому ты связалась с Михаилом, — кивнул отец. — Переехала к нему так быстро, едва зная его. Я-то думал, что он нормальный парень, да особо и не стремился его узнать, а должен был. В свое горе я тогда погрузился — твою маму я любил, и всегда буду любить. Алика, я долгое время не понимал, что ты сбежала от меня. Уверен был, что у тебя любовь случилась, дочь, и радовался этому, да и Миша казался мне хоть нормальным, хоть и раздолбаем. Но это ведь юность, — искривил папа губы. — Как-то раз я пришел в вашу квартиру, вот только тебя дома не было. Был Миша. И какие-то головорезы. Разговаривали громко, я не спешил к вам входить, стоял и слушал.
— А при чем здесь Миша? — растерялась я такому переходу темы.
— При всем, дочь. Связался он не с теми людьми, задолжал в итоге, и к нему пришли требовать возврат долга. В банках проценты стандартные, но в криминальном мире можно взять в долг рубль, а завтра будешь должен уже тысячу. Или десять тысяч, это я условно. Вот с Михаила и потребовали перевезти в Россию крупную партию наркотиков, а обратно привезти оружие. Он же поляк — такие на границе не вызывают подозрения в отличие от мулатов с татуировками слез на лицах. И мне было бы плевать на парня, если бы бандиты тебя не приплели.
— Меня?
— Миша крупно задолжал. И, разумеется, все знали, что ты живешь с ним. Было сказано, что либо вы оба занимаетесь перевозками, либо Миша лажает, и ты в итоге отправляешься в один из борделей, — пояснил папа. — Затем они ушли, меня не заметили, и я вошел в вашу квартиру. Миша твой… ссыкло он то еще. Рыдал, когда я вошел. Начал ныть, что ему дали распространить большую партию дури, но его ограбили, в итоге он задолжал наркобарону, и его убьют. Бежать хотел, вот только мы оба понимали — такие люди где угодно найдут даже в джунглях.
Я уже начала понимать, о чем говорит папа. И то, что я понимала, мне не нравилось. Категорически.
— Ты решил сам перевезти эту партию наркотиков сюда? — в ужасе спросила я.
— Да, доченька. Я все еще не в себе был, не отошел после смерти твоей мамы. Вдобавок, начал понимать, как облажался с тобой, и как виноват — детства хорошего не дал, не проверил этого Мишу, с которым ты связалась. А еще я понимал, что головорезы не блефовали, и в итоге за долги твоего парня ты бы и пострадала. Миша не смог бы перевезти наркотики, он трус. Его бы на границе взяли. А затем к тебе бы пришли бандиты. Но я сглупил тогда, — папа устало потер глаза ладонями. — Вместо того, чтобы продумать шаги, найти варианты, забрать тебя и снова бежать, я потребовал от Миши, чтобы он отвел меня на эту сходку, и взял его долг на себя.
— Зачем ты это сделал???
— В основном из-за чувства вины перед тобой. Не продумывал, не просчитывал. Просто решил действовать. И я точно знал, во что спрятать героин, чтобы его не обнаружили. Как вести себя на границе. Вдобавок, я русский, а значит, свой. Мне быстро сделали еще один паспорт, и я вылетел из страны. Тебе не стал ничего говорить, я бы не смог объяснить отъезд на пару дней — ни друзей нет, никого к кому я мог бы поехать погостить. Ты бы принялась допытываться у меня, куда я собрался. Планировалась поездка на четыре дня — прилетел, отдал наркотики нужным людям, забрал оружие, прилетел с ним обратно. И все.
Я схватилась за голову. Папа же умный. В полиции служил! Ну как он мог взять на себя долг этого проклятущего Миши? И какое еще чувство вины передо мной? Да, меня не хвалили дома, и вели себя со мной неправильно, а зачастую и жестоко, но я всегда была накормлена, одета и обута. Как папа мог в это ввязаться? Он, видимо, после смерти мамы с ума сошел.
— Четыре дня, — прохрипела я. — Четыре. Столько ты должен был здесь пробыть. В итоге год прошел, папа! Ни звонка, ни сообщения, ничего!
— И это еще одна моя глупость, Алика. Я без проблем пересек границу, передал наркотики, и ждал оружие. Новых перевозчиков часто кидают — это я помню еще из прошлой жизни, когда в органах работал. Мне показали оружие — раздолбанное, разобранное, и сказали везти его в Рио. Вот только я понимал, что если привезу сломанное оружие, то меня пристрелят на месте. И я решил его починить — ты же в курсе, что я умею. Могу собрать автомат, могу заменить и починить детали, сделать обрез, глушитель… да много чего умею. И этими моими навыками заинтересовались, — папа нахмурился, и произнес: — Меня оставили здесь. Партию оружия переправил вместо меня другой человек, а я оказался полезен здесь. Забрали телефон, документы, заперли, и выдавали горы оружия. Черный рынок огромен, военных конфликтов было много, и в их ходе всегда пропадают тонны боеприпасов. Вот я и занимался этим — чинил оружие, которое потом попадало на черный рынок. Выбора особого у меня не было.
— Рабство, — выдохнула я.
— Да. Сбежать я смог совсем недавно.
— Ох, папа, — я уткнулась ему в плечо. — Ну как же так?!
Миша — урод. Да и я идиотка, раз с ним связалась. Но папа… папа-то чем думал? Лучше бы сказал мне вещи собрать, и уехали бы вместе, я бы и не подумала тогда отказываться. В Мише уже разочаровалась, не хотела его, не любила. Неужели папа думал, что я его не послушаю?
Впрочем, какая уже разница. Главное — жив.
— Тебя ищут эти люди, да? Ты потому прячешься?
— Ищут, конечно. Я планировал документы достать, и за тобой вернуться, а затем обнаружил тебя здесь, в квартире мамы.
— Бабушка умерла.
— Я знаю, Аля. Знаю.
— Теперь все хорошо будет! У меня есть Марат, он поможет, тебе не нужно прятаться, — прошептала я. — Он богатый, со связями, и… пап, а почему ты к Дмитрию Константиновичу не обратился? Ты же всё твердил мне, что за ним долг, что он твой друг. Он мне, кстати, помог с документами и квартирой.
— Нет, — отрезал папа. — Я уже много глупостей сделал, и в итоге год потерял. Сидел, запертый на складе, и про тебя думал — жива ли ты, или и тебя Миша втянул во все это.
Миша… ненавижу! Наверное, он единственный человек, которому я бы искренне смерти пожелала. Видел ведь, как я из-за папы убивалась. Знал, где он. Всё знал! А я еще, кретинка, его из-за решетки вытаскивала, отмазывала. И кого? Насильника и наркоторговца!
— Пап, я жива, и ты жив. Есть Марат, есть Дмитрий Константинович, и если тебя ищут — они всё уладят. Можно будет больше не бегать, жить здесь, как раньше. Под своими именами. Теперь все хорошо будет.
— Будет. Обязательно будет. Аль, вот сим-карта, возьми и не свети ее, — папа положил мне на ладонь симку, и заставил ее сжать. — Я не могу тебе всего рассказать, да и лучше тебе не знать ничего. Марату не верь. Игнатову тоже. Никому не говори, что меня видела, поняла? Поняла? — понизил папа голос.