Дереза. Любовь зла (СИ) - Соломина Мария. Страница 4

Аленка полезла в подпол с зажженным огарком по простой крутой лесенке. Не оступиться бы.

- Ну, что там? - в проеме показалась любопытная козья морда. Глаза с вертикальными зрачками пытались разглядеть что-нибудь полезное в неровных отсветах маленького пламени. - Есть что съедобное? Или не съедобное.

- Капуста есть! - тот же звонкий голос сестрицы уже не раздражал. - Свежая, но пара велков, а квашеной еще много. Пол кадушки. Огурцы есть. соленые. Так. А тут у нас что? Квас что ли. нормально. Морковку будешь?

Ульянка кинула тоскливый взгляд на подсохшие кочерыжки. А ведь в детстве, там, у бабушки, они казались небывалым лакомством.

- Буду! - буркнула она в полумрак подполья. - А больше ничего нет?

- Брюква и репа. - перечисляла припасы Алена. - А это у нас. Хм.. моченые яблоки.

- Буду! - крикнула Ульянка и завертела по сторонам рогатой башкой в поисках подходящей посудины.

Ясное дело! В руках много яблок не унесешь. А вот корытце - самое оно!

Кочерыжки полетели на пол. Зажав деревянный край зубами, Уля подала корыто сестре. Яблоки были мелкими.

Раньше Ульяна такие бы и за яблоки не сочла. А теперь.

- Надо бы кашу сварить. - спохватилась Аленка. - Зря что ли печь топлю?

Кто бы спорил!

Крупы в ларе было довольно. И ячменная, и просо, и гречка. Даже немного гороха. Добротный горшок сыскался тут же, на полке за печью. А вот воды в доме не было ни капли.

- Я сильно сомневаюсь в наличии водопровода в нашем шале. - цокая копытцами, Ульяна направилась в сени. Там в стороне стояла кадушка с крышкой и два деревянных ведра, в которые она поочередно сунула морду. Ничего! Аккуратно поддела копытцем крышку бочонка, но и там было пусто. - Ты не заметила здесь колодца?

Вышедшая в сени сестра только покачала головой.

- Бери ведра, пойдем искать колодец! - заявила коза бодро и оптимистично, словно не было у нее копыт и рогов, и все это лишь увлекательный сон, а завтра она снова проснется в своей квартире.

Как-то так оказалось, что в их тандеме ведущую роль она снова взяла на себя, а сестре осталось лишь прихватить немаленькие ведра и пойти следом.

Двор был не большой, та же береза росла почти посередине, слева у плетня разросся малинник, справа аккуратной поленницей березовые дрова лежат, дожидаются зимней стужи. Сразу же за воротами начиналась узкая проселочная дрога, давно не езженная, а посему зарастающая сорными травами.

Других домов поблизости не наблюдалось. Да что там! Кругом был лес. И не сказать, чтобы дремучий... Обычный: березки да осинки, на пригорке соснячок виден, вдоль дороги - раскидистые липы.

И звенит тот лес птичьим гомоном! Но не слышно даже в отдалении собачьего лая, или звонкого топора дровосека-труженика, лошадиного ржания иль мычания стада, идущего на водопой. Нет поблизости другого жилья. Глухомань.

Колодца во дворе не было.

Зато в огороде обнаружилась скрипучая калитка и натоптанная тропинка, убегающая под горку в заросли ракитника.

Здесь в низинке, огороженный свежим срубом, был родник. Студеная вода поднималась из-под земли, кружила у дна золотые песчинки, волновала зеркальную поверхность мелкой рябью.

И вкусна была!

Или Ульяна совсем притомилась от жажды, иль и вправду животворной была водица. Только сил прибавилось в тонких ножках, и поскакали они дальше по тропинке.

Не далеко конечно. Тропинка вывела козу из зарослей на светлую полянку, посреди которой росла старая яблоня. Яблок на дереве было много, тяжко ветвям, да только зеленые еще, не скоро созреют - нальются соком. Широкий узловатый ствол был расщеплен надвое, словно разрывалось дерево под тяжестью плодов своих. Разрывалось, да не ломалось. Не спешило погибнуть, а зеленело и плодоносило вопреки увечью.

А ручей тут был запружен, и вода прогревалась на солнце. Можно и искупаться, и белье простирать, устроившись прямо на узких мостках.

Звонкий голос раздался где-то далеко. Потеряли... Коза заметалась по полянке в поисках тропинки, но та нашлась не сразу, словно пряталась. Да и путь назад показался намного длиннее, словно яблоня не хотела отпускать Ульяну.

Каша была наваристой даже без масла.

Ульяна взобралась на скамью, словно так и надо. Да еще возмущенно буркнула:

- Сама на полу ешь! Мы не в Японии.

Аленка возражать не стала и поставила перед ней деревянную миску с кашей, и даже ложку положила. Вот только поддеть ложку копытом не получалось, зато мягкие губы и ловкий язык быстро подмели и кашу, и резаную морковь с яблочками.

Но спать Ульяне пришлось на полу. И пусть Аленка постелила ей соломенный тюфяк, подушку пуховую взбила, да укрыла рогожкой, но было невыносимо жестко, и Ульяна долго ворочалась. То ей мешались рога, то ноги непривычно подгибались.

Наконец, сон забрал и ее.

Проснулась Уля ночью. Все так же на полу.

Лунный свет бил в затянутое бычьим пузырем оконце, выводя на полу серебряную дорожку. Во дворе отчаянно стрекотали кузнечики, словно эта ночь для них была последней и надо успеть спеть свою песню.

Все это - не сон! И это останется, и никуда не денется!

И Ульяне никуда не денется из этой избушки, не избавиться от рогов, копыт и прочего.

Стало невыносимо жаль и себя, и застрявшую в глухомани Аленку. Но себя все же больше. Козы ведь не плачут? Или плачут? И катится из янтарного глаза с вертикальным, как у змеи, зрачком горькая слеза, и выть от тоски хочется.

Ульяна выбежала прочь из дома, села на крыльцо и, не то жалуясь, не то ропща на судьбу полной луне, протяжно завыла с тоски:

- Меее-е-е-еее!

Так громко и надрывно, что уставшая за день Аленка вынырнула из пут зыбкого сна, тихо вышла на крыльцо и села рядом. Обняла, прижалась, уткнувшись лицом в шею, в короткую белую шерсть.

- Все хорошо. Все будет хорошо. - причитала она, успокаивая даже больше саму себя, нежели товарку. - Мы найдем выход. Найдем какую -нибудь колдунью и тебя расколдуем. Это ведь колдовство? Не может же человек взять и стать козой? - она нервно захихикала, а потом начала всхлипывать. - Не переживай. Я тебя не брошу! Ты меня не бросила, и я тебя не брошу!

И от этих речей Ульянке стало совсем тоскливо.

- Меее-е-е-еее! - протяжный голосок разнесся над лесом.

И ей ответили волки слаженным воем.

Где-то совсем близко.

- Пойдем в дом. - севшим голосом промолвила сразу же успокоившаяся Аленка. - И ставни надо закрыть.

Глава третья. Знание - власть!

Стража в рогатых шлемах вытянулась в струну, став еще выше и прямее, убрала секиры, крестом закрывающие подступ к массивным дубовым дверям большого зала советов.

Двери Магнус отворил сам и спокойно вошел, но как -то так незапланированно получилось, что дверь за ним громко хлопнула, привлекая внимание к опоздавшему королевичу. Ну и пусть. Он уже давно перестал смущаться вечно хмурых, усеянных боевыми шрамами, советников.

Лет с семи перестал...

А теперь у него самого шрамов ничуть не меньше. И идут бывшие наставники за ним в бой, расширяя земли королевства Норманд, устанавливая на последних свободных землях старой Империи власть Стальных драконов.

Отец тоже вида не подал. Только взглянул вопросительно, затем кивнул отпрыску. или каким-то своим мыслям, и вновь вернулся к отчету.

Только Винульв взглянул тяжело и неодобрительно, всегда полагая младшего брата слишком легкомысленным. Но Магнуса это уже давно не смущало. Он не торопясь пересек зал и опустился в свободное кресло по левую руку отца.

- Ввозные пошлины в этом году надо поднять. - заключил Хлодвиг Второй. Писцы усердно застрочили в свежих свитках, документируя умозаключения правителя. - В северных землях поднять на треть сбор с вольных охотников за пушнину, в южных баронствах увеличить вдвое налог на зерно и установить дополнительный сбор за скотину.

Никого из совета эти меры не возмущали. Норманду нужен новый флот, а мужик ничего. потерпит. Раньше терпел, и еще потерпит.