Ведьма из-за моря - Карр Филиппа. Страница 17
— Женщина виновата и понесла справедливое наказание, — заявил он. — Отметины на ее лице доказывают это. Суккуб посещает ее по ночам, и такие отметины у нее по всему телу.
— Перестань, — сказала матушка. — Это просто бородавки, у многих они есть.
— Тогда скажи мне, почему она выводит бородавки у других, а у себя не может?
— Я не разбираюсь в таких делах, — резко ответила матушка.
— Оно и видно, — ответил отец. — Итак, матушка Энфилд соединилась со своим хозяином. Да сгорит она в аду!
— Почему? — спросила матушка. — Если она хорошо служила своему хозяину, может быть, он вознаградит ее?
— Будь моя воля, эта страна была бы очищена от ведьм, виселицы не пустовали бы.
Фенимор заметил, что часто невинных женщин обвиняли в колдовстстве только потому, что они были старые, жили одни, имели кошку, страдали косоглазием или бородавками.
— Если они невиновны, то должны доказать это, — горячился отец.
— Люди нередко слишком легко обвиняют других, — заметила матушка. — Может быть, им лучше посмотреть на свои недостатки, прежде чем осуждать других?
— Бог мой, женщина, — сказал отец, — мы говорим о колдовстве.
Он был нетерпим. У него были свои взгляды, и он не собирался от них отступать. Например, он обвинялся в изнасиловании. Карлос был живым тому доказательством — результат рейда на испанское побережье. То, что сделал со мной Колум Касвеллин, было поступком, который отец сам был не прочь проделать с любой женщиной, но он придет в ярость, когда узнает, что то же самое случилось и с его дочерью. Как говаривала матушка, его не переспоришь.
Теперь он горячо говорил о культе сатаны. Матушка сказала, что колдовство было всегда, еще до того, как христианство пришло на нашу землю. Оно было частью религии древних — почитание Рогатого Бога, которого христиане называют дьяволом. Мать сказала, что по субботам обычно проводились своего рода религиозные церемонии, на которых поклонялись Рогатому Богу, а так как нужно был населить землю, танцы у ног Рогатого Бога были ритуалом плодородия.
Пока она говорила, отец насмешливо на нее смотрел — в его взгляде была смесь гордости и ехидства. Фенимор сказал, что так оно и было, а способ, с помощью которого можно изжить колдовство, состоит не в пытках и убийствах беззащитных старух, а в том, чтобы отвлечь народ от старой языческой религии и обратить его в христианство.
— О, да ты реформатор! — со смехом сказал отец.
— Ну что ж, может быть, это не так уж и плохо? — ответил Фенимор.
— Совсем неплохо, — сказала матушка, тепло улыбаясь ему. Без сомнения, Фенимор ей очень нравился.
Ей удалось снова перевести разговор на тему торговли и нового проекта, ибо было ясно, что отец мог слишком увлечься и испортить всем настроение. Таким образом, неприятный разговор о повешении ведьмы был забыт, и оставшаяся часть дня прошла весело.
Утром Лэндоры уехали. Были намечены планы, перестраивались корабли, и новое дело готовилось к старту.
Теперь у меня не осталось никаких сомнений, и передо мной замаячила страшная правда: в результате той необычной ночи у меня будет ребенок. Я вдруг почувствовала, что меня загнали в угол.
Я, конечно, знала, что должна сказать об этом матушке. Отец ушел в плавание, и я специально выбрала этот момент, когда его не было дома. Я попросила мать прийти в мою спальню, так как мне нужно было сказать ей что-то очень важное.
Я встретила ее и сразу выпалила:
— Мама, у меня будет ребенок. Она уставилась на меня, не веря своим ушам, и я заметила как она побледнела.
— Линнет, нет!
— Боюсь, это правда.
— Фенимор?.. — начала она. — Я удивлена…
— Нет, не Фенимор, мама! Я стремилась подыскать правильные слова, но их не было.
— Не… Фенимор? — она была явно сбита с толку. И тут полились мои слова.
— Это было той ночью. Он… он привез меня в замок Пейлинг, это было там…
— Тот человек? — воскликнула она. Я кивнула.
— Ты… он… Ты любишь его?
Я закрыла глаза и покачала головой. В голове звучал его издевательский смех. Неужели я помнила его с той ночи? Может, ему все-таки удалось разбудить мои дремлющие чувства?
— Он привез меня в свой замок и там… Я не знаю, что случилось, я была совершенно без сил. Он велел приготовить для меня комнату… комнату с кроватью и пологом. Потом он привел меня в другую комнату, где был накрыт стол. Он сказал, что послал слуг найти тебя. Я ела и пила… и все. На следующее утро я проснулась в кровати… Я была голая и совсем другая!.. И там был он…
— Боже мой! — воскликнула матушка. — Твой отец убьет его!
— Я этого и боялась.
— Ты ничего мне не сказала!
— Я не была уверена…
Ужас уступил место любви. Мать заключила меня в объятия и стала баюкать, как ребенка.
— Маленькая моя Линнет, — сказала она, — не волнуйся, мы что-нибудь придумаем. Я бы убила его собственными руками!
Словно камень упал у меня с души. Я знала, что так и будет, когда я ей все скажу. Она найдет какой-нибудь выход, она всегда находила.
Со всеми своими проблемами я шла к матери, и, как только она о них узнавала, они тут же переставали быть непреодолимыми.
Мы, обнявшись, сели на кровати.
— Линнет, — спросила она, — что ты помнишь о той ночи?
— Я не знаю… Иногда я думаю, что что-то помню, иногда мне кажется, что я все выдумала. Я сидела за столом, он налил вина в мой бокал, сказал, что я изнурена и мне нужно подкрепиться.
— Дьявол! — воскликнула она. — О, Линнет, иногда я ненавижу мужчин! — Я поняла, что сейчас она думала об отце, о своей бурной жизни. Думаю, она натерпелась в свое время. У меня был брат Роберто, который сейчас где-то в Испании, — сын от ее первого странного брака, у моего отца были незаконнорожденные сыновья. Я пожалела, что раньше ничего ей не сказала. — А потом? — допытывалась она.
— Потом? Я выпила… и все поплыло у меня перед глазами. На меня опустился какой-то туман, я видела только его. Наверное, он поднял меня на руки и понес… Когда я проснулась, было утро, и я поняла, что что-то случилось…
Она молчала, крепко меня обняв.
— Я так испугалась, — добавила я.
— Ты должна была мне сразу все рассказать, Линнет.
— Что же мне делать? — спросила я. Она погладила меня по волосам.
— Не бойся, мы найдем выход. Если твой отец узнает, он отправится в замок Пейлинг, и это, наверное, для кого-нибудь из них кончится трагически.
— Но ведь он… — начала я.
— Да, — сказала она, — мужчины всегда поступают нелогично. То, что он считает обычным делом для себя, — насилие, когда дело касается других. Ты — его любимая дочь, это с дочерьми других можно плохо обращаться. — Она засмеялась горьким смехом, продолжая гладить меня по голове. — Лучше бы ты раньше мне это сказала, дорогая. Когда подумаю, что все время ты держала это в себе… И как этот человек… вел себя утром?
— Он смеялся надо мной. Он сказал, что я не сопротивлялась, что мы очень весело провели время в постели и наши желания совпадали.
— Он, действительно, негодяй! Ты должна его ненавидеть!
— Да, конечно, и…
— Думаю, я понимаю, — сказала она. — Ты помнишь что-нибудь из того, что случилось той ночью?
— Я не уверена… Может ли такое быть?
— Думаю, может, но та ночь прошла. Ничего изменить уже невозможно, ты носишь его ребенка. Ты уверена в этом, Линнет? Мы должны быть уверены, но я бы не хотела, чтобы кто-нибудь знал пока… даже мой врач. Мы должны только подумать о том, как нам поступить, ведь ты не замужем и беременна, а мужчина, который хочет с тобой соединиться, не отец твоего ребенка. Если бы это был Фенимор, он не повел бы себя так.
— Он совсем не такой, как Фенимор.
— Этот человек! — воскликнула матушка. — Эта его надменность в гостинице, этот страх перед ним… Чума на этих мужчин, которые думают, что люди существуют только чтобы служить им! Но давай подумаем, что делать, это теперь для нас самое важное, Линнет. Есть, конечно, травы, и Мэгги Энфилд могла бы их дать, но, увы, она болтается на виселице, бедная душа. Есть другое, но я боюсь таких вещей, Линнет, это не для тебя. Фенимор — хороший человек, терпимый, а это редко бывает… Я так надеялась, что ты выйдешь за него замуж.