Восхождение богов (СИ) - Пар Даша Игоревна "Vilone". Страница 24
— Скоро, — молвлю едва слышно и в ответ доносится усталое дыхание. Он будет ждать.
* * *
Тогда Клэрия убежала от Карга. Ведь она сразу узнала, кто он такой, и это напугало её до полусмерти. Мать никогда не скрывала своей истории, рассказывая о существе, который чуть не сжег их ожерелье дотла в попытках достать ненавистных драконов. Его звали Девон.
Так начались её скитания по землям, осенённым светом и тьмой Ктуула. Ей приходилось нелегко. Существа, что встречались на пути зачастую желали зла, а не добра. Нередко она сталкивалась и с Каргом, сумевшим убедить её, что полностью забыл о своём прошлом и понятия не имевшем о том, кем является. Эти встречи оставляли в ней странное чувство. И она всё равно бежала дальше.
Благодаря Шэ, у неё появились сторонники. Эльфам претило само существование вечных, ведь они знали, на что те способны. Клэрии помогали и подводники, укрывая девушку от бдительного ока Ктуула. Она встретила волчью общину, и среди серых шкур легко терялась, коли была такая нужда.
Самыми необычными друзьями стали элементали огня. Истинные драконы, отвергшие человеческую суть и тем самым освободившиеся от влияния Ктуула. Они могли обращаться в людей, но не желали этого, предпочитая стихию огня, с помощью которой истребляли верных слуг вечных. Морвиусов.
Однако каждому бегству рано или поздно приходит конец. Клэри понимала, что не сможет до конца жизни прятаться от Ктуула, как и не сможет вернуться домой, а значит нужно найти способ сразиться с ним. Ей был нужен особенный союзник, являвшийся самым преданным сторонником Ктуула. И тогда она позволила себя поймать.
* * *
Я выхожу из комнаты, прикрытой тёмной тканью, и возвращаюсь в помещение со спуском к недрам сонного вулкана. Здесь меня уже ждёт он. Мальчишка, сидящий на краю расщелины и беззаботно болтающий ногой. Непослушные вихры отсвечивают чернотой во всполохах из-под земли, он щурится, рассматривая меня со всех сторон, но есть что-то такое в его внешности, что резко контрастирует с детской непосредственностью.
— Здравствуй, Шэ, — говорю с непривычки хрипло, опускаясь прямо на камни.
Он замер, а потом как-то разом поднялся, и детская внешность сползла с него, превращая в высокого юношу с безупречно-гладкой, оливковой кожей и почти женственной внешностью. Я знала, что когда-то Ктуул выбрал его именно из-за этой невинности, что открывалась в каждой черте совершенного лица.
Знала, что Клэрия сравнивала его с античным богом из мира людей. Знала, что Шэ часто плакал и был слишком нежным, чтобы противостоять Ктуулу. Однако его любовь ко всему сущему оказалась сильнее слёз, и он жестоко поплатился за свою доброту, оказавшись в жерле вулкана, обречённый вечность сгорать в огне.
Я знала, что и сейчас он горит там, внизу. Но это пламя давно уже не бередит его душу, ведь нашлись люди, который приняли его в обмен на его любовь и тепло. Они впустили бога в свои души, тем самым разделив на тысячи тел жар вечного огня. И в каждом поколении рождался смельчак, что жертвовал собой, дробя тело на двоих, чтобы Шэ не утратил разум и мог действовать, готовясь к возвращению Ктуула.
— Вижу тень Клэрии в твоих глазах. Лишь тень, ведь эта проказница давно ушла в иной мир, — мягко отвечает он, усаживаясь рядом и вытягивая босые ноги.
Он касается моего плеча и боль с усталостью покидают израненное тело. Исчезают порезы, царапины и ссадины. Пропадает тягучий голод. Я вновь свежа и полна сил.
— Мог бы и раньше открыться. Кукулейко. Лейкуку, — тяну с укоризной, а он усмехается.
— Чтобы это изменило? Я надеялся, что сумею опередить Ктуула и вернуть проклятье в привычное русло. Сейчас не самое удачное время для битвы с вечным. А теперь и вовсе сомнительно, что отыщется способ его остановить. А ты знаешь, чего он желает на самом деле. Знаешь, что дважды обыграть его не удастся. Все карты на его стороне.
Я упрямо мотаю головой. Да, теперь мне известно всё. И как Клэрия получила ариус. Как Карг — нориус. Как сила этого мира перетекла в них, сплетаясь с их родной силой, трансформируясь в нечто совершенно новое. Демон, которым они были, превратился в нечто бо́льшее. Ктуул выудил из планеты её суть и заключил в человеческие оболочки, чтобы было проще достать ядро и испить из него вечность.
Оказывается, боги не бессмертны. Им нужна сила планет, чтобы продлевать своё бесконечное существование. Поэтому, когда драконы заперли их в этом ожерелье, пожертвовав им ради всех остальных вселенных, они перешли на экономию и потребовались тысячи лет, прежде чем они пожрали планеты этого ожерелья, пока не осталась только центральная жемчужина, с которой им уже было некуда деваться.
Тогда же драконы вернулись. Они не подозревали, что вечные всё ещё будут живы и угодили в ловушку. Но даже тогда они отказались открывать порталы в другие ожерелья и Ктуул заточил их в собственных телах, низводя мудрых существ до летающих лошадей, отдав на откуп людям этого мира. Он исказил историю и люди поверили, что драконы пришли, чтобы сжечь мир дотла, но добрый бог их остановил и справедливо наказал.
— Ктуул хочет, чтобы мы с Ником стали Демоном и открыли ядро мира, а потом переместились в родное ожерелье Клэрии, чтобы потом сожрать и его. Вечные голодны и слабы.
— Его слабость всё равно сильнее вашей сдвоенной силы.
— Убив его, мы уничтожим мир, — киваю в ответ.
Смерть вечного сравнима с тысячью тысяч термоядерных взрывов, что так потрясло Клэрию на планете Земля. Даже сейчас я вижу, как расползается шапка гриба по небу из её воспоминаний. Если убить Ктуула, это покажется хлопком воздушного шарика в сравнении с тем, что случится, если он умрёт.
— Однако всё это уже несущественно, ведь я больше не владею ариусом, а значит не будет Демона, ничего не будет. Ктуул перехитрил сам себя.
Шэ смотрит внимательно, но отстранённо, а потом качает головой. Он знает, что я умерла. Не знаю откуда, но он знает и как я воскресла.
— Не будь так уверенна. Ктуул велик в своём могуществе, но он, чтобы пройти через вечность, утратил гибкость смертной сущности. Закостенел и более не способен видеть изменения в других, разве только перемены не вызваны им самим. Понимаешь, Ктуул не знает, что Ник смог нориусом вернуть тебя к жизни, а ведь это основа сущего. Как в свете есть тьма, так и во тьме — свет. Ариус не способен на убийство, а нориус на исцеление. Это аксиома. Но так ли это? — и он заговорщически подмигивает.
Я начинаю истерически смеяться. До коликов, до истерики, от которой вою в голос, а Шэ, успокаивая, прижимает к себе. От него пахнет солнцем и вереском, и пчелиным мёдом, собранным в последний день лета. Закрыв глаза, кажется, что обнимаю саму суть жизни. Тепло и домашний уют. Он гладит волосы и от его прикосновений щекотно до мягкого смеха. И я смеюсь, будто умылась росой на рассвете, когда мы с папой отправлялись рыбачить на середину озера.
Именно это я чувствовала рядом с Шэ. Объятия отца, когда бежишь к нему со всех ног, а за тобой увивается воздушный змей. Когда мама утром будит, целуя в лоб, приговаривая: «Вставай соня, а то завтрак проспишь и сил не наберёшься бегать с сестрой наперегонки».
Это когда впервые обнимаешь мужа после заветных слов: «Беру тебя в жены и клянусь оберегать от всяческих бед, в болезни и здравии…» Объятия сестры и брата, когда сталкиваемся лбами, планируя детскую шалость. Счастье так и искрится в груди, а попы ноют от предчувствия грядущей порки. Но звонко! Как же звонко и радостно улепётывать от поварихи, стащив с кухни маковый каравай!
И это объятия Ника в той лодке во сне, когда казалось, что всё не взаправду. Что ничего плохого не случилось и никогда не случится. Его запах ворвался в реальность, и я всхлипываю, предчувствуя, что он в беде. В большой беде и очень далеко отсюда.
— Ну-ну, не плачь, маленькая девочка Сэлли. Ты боец, такой тебя воспитал отец. Помнишь, как ты всегда отказывалась быть просто кэррой и тянулась за чем-то бо́льшим, сопротивляясь привычному укладу? Ты боролась с собственной слабостью, косностью, страхами. Приходилось несладко и очень страшно. Но ты же справилась. Совсем как Клэрия.