Заур 2. Заберу тебя себе - Шерр Анастасия. Страница 5

– Ладно. Но учти, от меня ни на шаг.

Я сдержанно киваю, только вот радости не испытываю совершенно.

У торгового центра он достаёт из бардачка медицинские маски, бросает одну мне.

– Надень.

– Зачем это? Заболеть боишься? – усмехаюсь.

– Илан, – терпеливо, но с нажимом произносит он и надевает свою маску. – Вирус сейчас опасный. Не хочу, чтобы ты заболела. И волосы собери, – жадно проводит по моим локонам рукой, а мне кажется, что она подрагивает. Или не кажется?

– А волосы тут при чём? – вздёргиваю бровь.

– Давай, – кивает на капюшон. Ну и дурак. Будто я не понимаю, что он нас от камер спрятать пытается.

– Я не думаю, что Альберт будет бегать по торговым центрам города и просматривать их записи.

– А речь не о твоём Альберте, – злится. – Давай, собери волосы.

– Ах, да. Клан, – раздражённо собираю волосы в хвост и надеваю капюшон, следом маску. – Всё? Доволен? Может, ещё очки мне выдашь?

Он пропускает мою ремарку мимо ушей, открывает дверь со своей стороны.

– Пойдём.

В аптеку захожу одна. Благо Заур не рвётся со мной в очередь за тампонами, и я успеваю купить всё, что мне нужно. Некоторое время колеблясь у кассы, не знаю, куда спрятать баночку со снотворным, а после заталкиваю её в пакет с гигиеническими принадлежностями и иду к выходу.

Позже возвращаемся в гостиницу, и я иду в душ, прихватив с собой покупки. Сижу на бортике джакузи и долго смотрю на баночку в своей руке. Пальцы дрожат, сердце жутко ноет. Мне не хочется этого делать. Совсем не хочется. Но прежде всего дочь. Я не могу, не имею права любить ценой материнства. Я всегда буду выбирать её, мою малышку. И ни один мужчина в мире, даже Заур, не сможет этого изменить.

А поплакать всё же хотелось. Потому что сердце, оно же глупое. Ему же не запретишь любить. И никакие доводы разума не помогут. Нет.

Спустя полчаса вышла из ванной и застыла в проходе, невольно залюбовавшись Омаевым. Его хищным профилем, смуглой кожей и жилистыми руками, которыми он разливал по бокалам вино. На столике уже исходил паром ужин, видимо, только-только принесённый официантом.

– Я здесь, – улыбнулась ему, делая шаг. А Омаев ко мне поворачивается, бокал с игристым протягивает. И мне хочется время остановить. Хотя бы ненадолго. Чтобы успеть насладиться этим моментом. Чтобы прочувствовать его вкус. Чтобы прикосновение его пальцев на тыльной стороне своей ладони запечатлеть.

Руки нещадно дрожат, а я силюсь скрыть волнение и то, как дерьмово мне сейчас от осознания, что всё скоро прекратится. Я не хочу уходить. Как же я не хочу, Заур. Знал бы ты, чувствовал бы сейчас то, что чувствую я.

Это враньё, когда говорят, что если любишь, хочется счастья любимому человеку. Нет. Не хочется. Мне не хочется, чтобы он был счастлив без меня. Возможно, это эгоистично или даже подло. Но я желаю, чтобы ему было так же плохо, как мне. Потому что именно он втянул меня во всё это.

– Не нравится? – выводит меня из ступора своим хриплым шёпотом. Берёт за подбородок, заставляет посмотреть в глаза.

– Что?

– Вино. Не нравится?

– Аа… Нравится. Да… Ты не мог бы ещё и конфет заказать?

Омаев с подозрением рассматривает моё лицо, но спустя пару секунд отдаёт мне свой бокал и отходит к телефону. Пока он звонит на ресепшен, я быстро ставлю бокалы на столик и высыпаю в его вино порошок из капсул, припасённых ещё в ванной. В инструкции написано: не больше трёх за раз. Плюс алкоголь. Двух должно хватить.

Что чувствую в этот момент – сложно передать словами. Эту боль не измерить чувствами вообще. Она где-то в душе свила себе чёрное гнездо, и я понимаю, что то, чем сейчас занимаюсь – это идиотизм. Я же не смогу его забыть. Не смогу отдаваться другому мужчине, помня объятия Омаева. Не смогу дышать рядом с другим.

– Сейчас принесут, – он идёт ко мне, а я, неловко схватив его бокал и едва не расплескав, стараясь незаметно перемешать вино со снотворным, подаю его Зауру.

Чокаемся, звон стекла отдаётся пульсацией в висках, а когда Омаев делает первый глоток, я закрываю глаза и залпом опустошаю свой бокал. Будь он неладен. Будь оно всё неладно!

Чуть позже лежу на омаевской груди и слушаю размеренный, уверенный стук его сердца. И понимаю, что он уже уснул, но встать, одеться и уйти нет сил. Оттягиваю этот момент насколько можно, тихонько реву, и слёзы стекают по щеке прямо на его кожу. В последний раз вдыхаю сумасшедший запах его тела, а после, собравшись с силами, сажусь на кровати.

Пора.

ГЛАВА 6

Ключ-карту от номера нахожу в заднем кармане его джинсов. Осторожно вытаскиваю её, бросаю ещё один взгляд на Заура и, подавив в себе желание хотя бы разочек коснуться губами его небритой щеки, спешу к выходу.

Боль прожигает рёбра подобно огненной лаве, затопившей всё внутри. И когда оказываюсь на улице, всё же не удерживаюсь и всхлипываю. Ещё раз и ещё. И уже кричу в голос, обнимая себя руками.

С неба льёт. Я оказываюсь промокшей до нитки за какие-то считанные секунды. Ранняя весна не радует никого вокруг, а мне так даже лучше. Прохожие не видят моих слёз, их смывает крупными каплями дождя.

Единственное, что заставляет двигаться вперёд, а не повернуть назад и броситься в тёплый номер, к нему, – мысль о Марианне. Я ведь даже не знаю, где моя дочь. Не знаю, но уверена, она в безопасности. Заур не причинит ей вреда. А вот Банкир… Банкир может.

Сначала я вернусь к нему, а потом Заур вернёт мне дочь. И всё забудется. Наверное… Однажды.

Успокаиваю себя тем, что все чувства – просто блажь. Глупость. У меня ведь и юности толком не было. Я рано стала мамой и всё своё свободное время уделяла дочери. А сейчас просто какой-то гормональный сбой случился. Дурь нашла. Вот и всё. Пройдёт. Главное, не давать волю этим чувствам. Не позволять им лишить меня разума окончательно.

Захожу за угол, приваливаюсь к стене. Холода не ощущаю, хотя уверена, что простыну. И ладно. Пусть это станет моим наказанием. Если, конечно, Альберт не придумал чего похуже.

А я буду лгать. Совру ему, что не смогла без него, что ошиблась, когда с Зауром сбежала. Что сама во всём виновата, но теперь осознала свою ошибку. И, возможно, он простит. Или нет. Но о том, что будет в случае, если не поверит или не простит, думать не хотелось.

Как жаль. Как же жаль. Ведь всё же могло бы быть иначе. У меня, у нас с дочерью. У нас с Омаевым…

И будто ответом мне жёсткий захват чьей-то сильной руки. Рывок назад, и я оказываюсь прижатой к его телу. Такому же мокрому, как и моё. А он задыхается. К виску моему губами прижимается и больно придавливает за шею.

– Куда ты собралась?! – рычит яростно, встряхивая. – Куда, женщина?! Я тебя спрашиваю?! Куда ты без меня, Илана? Разве я тебя отпускал? Или ты оглохла и не слышала, что я не отпущу тебя?! – немного ослабляет хватку, когда чувствует, что я начинаю задыхаться. Но не отпускает, всё так же сильно вжимая в себя.

Капли дождя стекают по его лицу, бороде, падают мне на руки. А сердце так сильно колотится, что, кажется, вот-вот мне позвоночник сломает.

– Отпусти. Прошу тебя, отпусти, – прошу, ненавидя себя за то, что рада. Да, я рада, что он догнал и остановил меня. Почти счастлива…

– Нет, я сказал! Хватит! Всё! – рывком разворачивает, в глаза заставляет посмотреть, но мне из-за слёз ничего не разглядеть. Только фигуру его высокую, ссутулившуюся. – Ты пойми, я не могу! Не могу тебя отпустить! Я же с ума сошёл, Илана! Ты не видишь?! Посмотри на меня! Я болен тобой! – орёт так, что уши закладывает и даже шум ливня не заглушает. А мне так хочется в этот момент оглохнуть. Чтобы не слышать этого отчаяния, из него бьющего. Чтобы не слышать голос собственного сердца. Чтобы просто не знать, чего хочу себя лишить.

– Эгоист долбаный! Слышишь?! Ты эгоист, Омаев! – ору, бью его в грудь. А он не шелохнётся, как стена стоит. Дурак! Какой же дурак! – Из-за тебя я лишусь дочери, а потом и тебя! Он нас найдёт! Или клан твой этот идиотский! Рано или поздно кто-нибудь да отыщет! И нас убьют! Всех! – бью его снова и снова, но Омаев не чувствует ничего. В камень превратился, лишь взглядом меня пронзает бешеным. А когда у меня иссякают силы, просто опускаю руки и упираюсь лбом в его грудь. – Отпусти. Прошу тебя в последний раз. Потом же поздно будет, – прошу сквозь слёзы, плечи содрогаются от рыданий. А он вздыхает тяжело и за руку меня берёт. Чтобы в следующий момент сжать её чудовищно крепко.