Сила стихии (СИ) - Мануйлов Дмитрий. Страница 37

«Руны всегда давались мне легче, чем остальным. Я словно не учил их, а вспоминал, как если бы когда-то в прошлой жизни уже использовал каждый из известных рунистам узоров. А может, и многие другие. Возможно, именно благодаря этому я открыл десятки новых рун, продвинувших моё искусство на совершенно иной уровень. Но ничто в мире не дается просто так.

Сначала я не придал значения периодически появляющимся головным болям. Ну, перетрудился, перегрузил мозг, что такого? Тем более, что подобные синдромы порой проявляются и у других усердных учеников, а уж в усердии мне никогда не было равных.»

Игорь укоризненно покачал головой. Сапфир явно был эгоцентричной личностью: его дневник был буквально насквозь пропитан подавляющей самоуверенностью. Причём сам рунист, похоже, считал это абсолютной нормой; находясь на вершине своего искусства, он привык считать себя лучшим.

«Когда я приблизился к тому, чтобы стать Идракилем, боли резко возросли. Сначала они просто участились, беспокоя меня по малейшему поводу, а затем и вовсе стали моим постоянным спутником, оставляя меня лишь когда я спал. Я надеялся, что они исчезнут, когда я достигну ступени Идракиля, однако всё было тщетно. Поняв, что со мной происходит что-то по-настоящему серьёзное, я принялся за поиски лекарства».

Страницы пролистывались одна за одной. Несмотря на то, что Сапфир позиционировал себя как учёного, язык, которым он вёл повествование, был далёк от научного. Игорь поймал себя на мысли, что это была первая книга о рунистах, которая не вызывала головной боли от нагромождения непонятных терминов. Словно Сапфир специально сделал её понятной любому, кто удосужится её прочесть. И всё же Игорь читал её быстро, урывками, пропуская многие моменты, которые казались ему не столь важными, как, например, описания рун и размышления о них. Его интересовал только «бич рунистов».

«…я прихожу к выводу, что перенапряжённый мозг элементалей при совпадении некоторых условий вырабатывает некий токсин, который затем его отравляет и вызывает внутренние повреждения. Возможно, он провоцирует какие-то опухоли, − не могу сказать точно. К сожалению, я не встретил ни одного человека со схожими симптомами, чтобы изучить болезнь как следует. Оперировать же самого себя, честно говоря, нет ни малейшего желания.

Что примечательно, ни у обычных людей, ни у элементалей, развивающихся стандартным, скажем так, путём, отличным от рунистов, такой болезни не встречалось. Возможно, это одно из условий развития «бича рунистов» − пренебрежение своей врождённой силой в угоду изучения рун. Не исключено, что это способно вызвать какой-то перекос в мозгу… Не могу сказать точно.

Стоило мне об этом подумать, как меня осенило. Если предположить, что всему виной некий токсин, то его наверняка можно нейтрализовать. Надо только найти подходящий антидот».

Игорь торопливо перелистнул страницу.

«Я сдал немного мозговой ткани на анализ. Господи милостивый, как же это было страшно! К счастью, всё прошло хорошо и я очнулся. Всё-таки Бальсой можно гордиться: я знал, что из моего ученика получится что-то годное.

У меня появляются провалы в памяти. Я почти надеюсь, что это Бальса зацепил какой-то участок мозговой коры, а не следствие прогрессирующей болезни. Нужно поторопиться с анализом.

Надеюсь, я не зря оглох на одно ухо».

Следующая.

«Ситуация, конечно, как в анекдоте. Две новости — хорошая и плохая.

Хорошая — путём предположений, проб и ошибок мы нашли комбинацию химических элементов, способных убить токсин в мозговой ткани. Плохая — это вещество в синтезированном виде нельзя ввести живому человеку.

Сначала мозговая ткань избавилась от токсина, но затем созданное нами вещество уничтожило и её тоже. Я понял, что нужен природный аналог, представляющий собой нечто менее убийственное для человека. Изначально органичный яд будет принят внутренним органом лучше, чем искусственный образец. И я его нашёл. Яд пчелы, известной как фальсиформика, содержит вещество, которое, как я полагаю, нейтрализует болезнь.

Дело осталось за малым — найти представителя семейства пчёл, вымершего тысячи лет назад.

А лабораторный образец я оставлю. На всякий случай. Если фальсиформику найти не получится, прибегну к нему, как к крайней мере. Но тогда я, скорее всего, умру».

На последней странице было всего несколько абзацев:

«Писать стало сложнее. Руки не слушаются. Чего уж говорить о рунах, которые всю жизнь были предметом моей гордости, − сейчас я не способен начертить даже простейшую из них.

Бальса вернулся из экспедиции на север. Не знаю, как ему это удалось, но он нашёл фальсиформику! Даже две. Он отыскал их на севере, где-то в деревушке неизвестного мне народа, проживающего у Балтийского моря. Пчёлы застыли в янтаре. Как жаль, что я не смог составить ему компанию в этом путешествии!

Не сработало. Я съел фальсиформику, но боли не проходят. Кажется, я теряю зрение.

Вторую фальсиформику использовать не стану. Вряд ли она сможет что-то для меня изменить, так что лучше её сохранить: возможно, она пригодится кому-то, для кого ещё не слишком поздно.

Пора сказать Бальсе, чтобы он использовал лабораторный образец».

− Откуда у тебя эта книга?

Игорь поднял голову от книги и протёр глаза. Дневник раскрывал немало интересных моментов из жизни самовлюблённого руниста, от подробностей прогрессирующей болезни до банального происхождения имени Сапфир. На самом деле драгоценный камень не был его элементом; просто в какой-то момент рунист счёл, что листва дерева, ставшего его стихией, имела синий отлив, придающий ему сходство с сапфиром. Чтение настолько увлекло Лазарева, что он не заметил, как сбоку от его стола выросла мужская фигура.

− Что? — переспросил Игорь, закрывая книгу.

− Откуда. У тебя. Эта. Книга, − выделяя каждое слово, повторил молодой парень. Его короткие белокурые волосы показались Игорю знакомыми, но вспомнить, где он их видел, не получалось.

− Не твоё дело.

Лазарев попытался убрать книгу со стола, однако парень резко опустил руку, прижимая обложку, и тут же ударил наотмашь, словно отгоняя надоедливую муху. Игорь едва успел прикрыть голову плечом, прежде чем его смело со стула.

Он уже забыл, когда в последний раз получал такие увесистые удары. В силу постоянного отсутствия Глазунова на работе за последние месяцы никто в СЗГ не мог дать ему серьёзного отпора, и Лазарев уверовал в свои существенно возросшие силы. Удар белокурого парня вернул его с небес на землю: несколько раз кувыркнувшись по полу, Игорь ударился головой о деревянный стеллаж. Ему показалось, что тяжёлый стеллаж в этот момент чуть покачнулся, однако уверен он в этом не был.

Белокурый элементаль поднял худую костистую руку с зажатой в ней книгой на уровень груди и раскрыл дневник. Кивнув самому себе, он захлопнул её и повернулся к Игорю. В зелёных глазах светилось презрение.

− Эта книга принадлежит Дому Деметры. Где ты её взял?

Игорь поднялся на ноги и покачал головой, разминая шею. Парень выглядел моложе его на несколько лет: в синей зауженной рубашке с подвернутыми рукавами и высокомерно вдёрнутым острым подбородком, он требовательно смотрел на Игоря, ожидая немедленного ответа.

Это раздражало.

Расстояние в несколько шагов Игорь преодолел почти мгновенно. Он и не думал сдерживаться: в том, что противостоящий ему элементаль достаточно силён, чтобы противостоять Лазареву, не было никаких сомнений, − и сходу атаковал в лицо окаменевшим кулаком. Тем сильнее было его удивление, когда его рука встретила пустоту.

Белокурая голова чуть сместилась в сторону, избегая удара. Уклонившись, элементаль тут же контратаковал, заставив Игоря вскинуть руки. По левой руке, не защищённой каменным покровом, тут же волной прокатилось онемение.

Игорь отскочил назад, выигрывая время, и тут же активировал доспех на всём теле. Едва он успел сделать это, как элементаль бросил книгу на стол, подскочил к Лазареву и градом атак заставил его уйти в глухую защиту.