Голоса потерянных друзей - Уингейт Лиза. Страница 49

Мисси Лавиния лежит на земле неподалеку, лениво скользя взглядом по своей спутнице и наблюдая, как нож делает свое дело.

В моей голове сразу проносится: «Хозяйка такую бы трепку тебе задала, если б про все это узнала, Ханни! Ты ушла, оставив девочку наедине с ножом! Ребенку-то всегда найдут оправдание! А ты виновата в том, что не усмотрела! Ты тут за няньку!»

«Но я не нянька для Джуно-Джейн», — возражаю я себе и все-таки не моту сдержаться от того, чтобы не крикнуть:

— Ты что делаешь?! Хозяйка… — тут я осекаюсь, вспомнив, что эту девчонку хозяйка и на порог не пустит. Прогонит ее со двора, как сгоняют, не задумываясь, с руки докучливую мошку. — Можно было их под шляпой спрятать, пока до дома не доберешься. Твоя мама вряд ли будет в восторге! Да и отец, когда вернется. Он же всегда тебя больше любил, потому что ты красавица.

Но Джуно-Джейн продолжает, как ни в чем не бывало.

— Он непременно вернется, — твержу я. — Вот увидишь. Если эти негодяи наговорили тебе, будто он мертв, они солгали — мисси их подкупила. Негодяям ведь ничего не стоит соврать. А отцу твоему точно не понравится то… что ты затеяла.

Даже я понимаю, что красота — главное достоинство Джуно-Джейн. Ее матушка наверняка готовится подыскать ей богатого мужчину. Сейчас таких найти сложнее, чем раньше, но еще возможно. А в прежние времена Джуно-Джейн бы уже затаскали по квартеронским балам, чтобы показать зажиточным плантаторам да их сыновьям. А потом нашелся бы какой-нибудь богатей, который, хоть и не мог бы на ней жениться, даже при желании, готов был бы взять ее на содержание, и с ним начали бы торговаться.

— Теперь волосы долго отрастать будут.

Она смотрит на меня невидящим взглядом, отрезает очередную прядь, разжимает кулак — и та падает на землю, точно змея. Затем Джуно-Джейн принимается за следующий локон. Больно, должно быть, но она остается невозмутимой, как те каменные львы, что охраняли ворота плантации Госвуд-Гроув до войны.

— А я домой не вернусь, пока не отыщу папу или его завещание!

— И как же ты это сделаешь?

— Я решила поехать в Техас.

— В Техас?! — Тут уж у меня пропадают всякие сомнения в том, что разум оставил Джуно-Джейн. — И как же ты доберешься до Техаса? Где там будешь искать отца? Техас-то огромный! Ты там бывала? А вот я была: нас там хозяин прятал во время войны. Техас — это дикий край, там полно негодяев, а еще индейцев, которые тебе запросто не только все волосы срежут, но и кожу вместе с ними.

При одной только мысли об этом крае у меня по спине пробегает холодок — от макушки до самых пяток. Ни за что я туда не вернусь! Никогда!

Но голос внутри начинает нашептывать: «А ведь в Техас угнали твоих родных. Там ты и рассталась с матушкой».

— Папа написал маме из порта, когда прибыл в техасский город Джефферсон. Там у него живет поверенный, которого он попросил отстоять владения Госсеттов, находящиеся неподалеку — те самые, которые незаконно продал ее братец, — Джуно-Джейн кивает в сторону мисси Лавинии, давая понять, что речь идет не о ком ином, как о юном мистере Лайле. Стоит вспомнить об этом юноше, как мое настроение становится мрачнее тучи. — Эти земли — мое наследство, и папа рассчитывал, как только судебные разбирательства завершатся, перечислить мне полученную компенсацию, чтобы я могла на нее жить. Стряпчий должен был немедленно заняться юридической стороной дела и, если возможно, заставить Лайла вернуться в Джефферсон, чтобы папа его урезонил. В своем письме он с тревогой рассказывал о необузданности Лайла и плохой компании, в которую он недавно попал.

Меня охватывает дурное предчувствие:

— И что, пришли тебе деньги? Или хотя бы известие от мистера Госсетта, что он поймал-таки сына?

— Больше не было никаких вестей ни от папы, ни от его стряпчего, мистера Уошберна. И теперь папин агент в Новом Орлеане все твердит, что письмо, которое есть у матушки, недействительно — если вообще не подделка. И пока не найдут подтверждающих документов — или самого папу, — ничего сделать нельзя.

— Не с тем ли мистером Уошберном мисси хотела тебя свести в доме на берегу реки? — пытаюсь я соединить в голове все детали, но теперь, когда в деле появилось имя Лайла, трудно вообразить благополучный финал. — А что еще ты обо всем этом помнишь? — спрашиваю я, но всякий раз, когда я задаю этот вопрос, Джуно-Джейн лишь качает головой.

То же происходит и теперь, и я замечаю, как ее плечи слегка вздрагивают и она отводит взгляд. Значит, Джуно-Джейн помнит что-то такое, о чем не желает говорить.

— Думаю, Лавиния знает об этом мистере Уошберне не больше моего. И когда она обещала, что он придет на ту самую встречу у реки, он на самом деле находился в Техасе, — говорит она и холодно смотрит на мисси. — Лавиния упомянула его имя только для того, чтобы заманить меня в западню. Вот только план был нарушен, и ее саму предали.

Внутри у меня все сжимается: неужели мисси и впрямь могла так поступить со своей единокровной сестрой?

Джуно-Джейн продолжает остригать волосы. Блики полуденного солнца вспыхивают на лезвии ножа и скачут по корням деревьев, мху, пальмовым листьям.

— Я буду спрашивать о папе в джефферсоновском порту и загляну в контору мистера Уошберна, а потом решу, что делать дальше. Молю небеса, чтобы он оказался честным человеком, который и знать не знал о том, что Лавиния воспользовалась его именем. А еще молюсь о том, чтобы папа нашелся целым и невредимым.

Эта девчонка и понятия не имеет, о чем говорит! Но хватит уже болтовни. Пора в путь. До темноты осталось всего несколько часов.

Я поднимаюсь и направляюсь к лошадям, но почему-то останавливаюсь и оборачиваюсь:

— И как же ты собираешься ехать в Техас? — зачем я об этом спрашиваю, мне тоже невдомек. — Деньги у тебя есть? Уж поверь мне: промышлять воровством на судах — не выход. За это мигом отправят за борт, уж я-то знаю.

— У меня есть лошадь.

— И что же, неужели ты ее продашь? — как-никак она любит своего скакуна, а тот — ее.

— Если придется. Ради папы, — тихо отвечает она, и голос ее срывается. Джуно-Джейн сглатывает и сжимает губы.

Мне вдруг приходит в голову, что из троих детей, пожалуй, только она по-настоящему любит старика Госсетта, а не ждет от него подачек.

На какое-то время мы умолкаем. Я чувствую, как бурлит в жилах кровь, как она стучит в ушах, словно взывая ко мне, что есть силы.

— Мне, пожалуй, тоже надо в Техас, — слышу я свой голос, вот только такое чувство, будто говорит кто-то другой.

«Всего один сезон на участке издольщиков, Ханни, последний, — и земельный надел в Госвуде твой. Твой, Татин, Джейсонов и Джонов. Ты не можешь вот так их бросить, оставить без пары рабочих рук! Кто будет им помогать с шитьем и вязанием, кто станет зарабатывать деньги? Как же они расплатятся за землю?»

Но тут мне вспоминаются квадратики на газетных листах. Мама! Мои родные!

Джуно-Джейн уже не стрижет себя. Она проводит лезвием по ладони — без нажима, так, что кровь не появляется, видна только алая царапинка.

— Так, может… отправимся вместе?

Я киваю — и она кивает в ответ.

Мисси Лавиния громко всхрапывает. Я поворачиваюсь к ней — она лежит на мягком, влажном ковре из мха и крепко спит. Мы с Джуно-Джейн обмениваемся взглядами, не в силах отделаться от одной и той же мысли.

А с ней-то нам что делать?

Потерянные друзья

Уважаемая редакция! Я ищу свою матушку и хотел бы, если возможно, разузнать хоть что-то о ее местоположении. Зовут ее Мэлинда Джилл. Нас разлучили в 1843 году, в округе Уэйк, Северная Каролина, когда мне исполнилось годика три, не больше. Хозяином нашим был полковник Оаддис (мой родной отец), который потом перепродал нас Израэлу Джиллу. Нрав у моей матушки был строптивый, так что Джилл вскоре ее перепродал, а меня оставил себе. Она попала к преподобному Пьюрфайлу, который увез ее в Розвилл, где он содержал гостиницу. Когда Израэл Джилл забрал матушку у полковника Оддиса, мы жили в Роли, Северная Каролина, а потом Джилл уехал со мной в Техас. Буду признателен за любые сведения о матушкином местоположении. Писать мне в Сан-Фелипе, Техас, на имя мистера К. Г. Грэйвза.