Голоса потерянных друзей - Уингейт Лиза. Страница 53
Наше судно покидает воды Ред-Ривер и выходит в озеро Каддо, потом пересекает заболоченный участок большого кипарисового леса, с каждым минутой приближаясь к нашей цели — порту города Джефферсон. Вскоре уже со всех сторон слышится протяжное гудение и пыхтение пароходов.
Пых-пых-пых, ту-ту-ту!
Приземистый корпус «Кэти П.» покачивается на волнах, когда мы проплываем мимо встречного судна, груженного хлопком, кукурузой, мешками с зерном. И мы тоже чего только не везем на борту: и сахар с патокой в стальных бочках, и одежду, и гвозди, и даже стеклянные окна. Пассажиры встречных судов машут нам, а мы — им.
Близость порта чувствуется все больше. Впереди пронзительно гудят суда. Вдоль берегов появляются притаившиеся среди кипарисов и увитые виноградными лозами пестрые здания с тяжелыми балконными решетками. Городской шум перекрывает пыхтенье нашего парохода и гул его котла. В жизни такого гама не слышала — и не видела разом столько людей. Музыка, крики, ржание лошадей, рев быков, лай собак, стук колес экипажей и тележек по улочкам, мощенным красным кирпичом. Нарядное местечко! Оживленное и громадное. Самый отдаленный речной порт в Техасе.
И тут меня охватывает тяжелое чувство. Сначала я не понимаю почему, но потом все встает на свои места. Я припоминаю этот город. В прошлый раз я попала сюда не по реке, но именно сюда меня привез шериф, когда я была еще малюткой, а афера Джепа Лоуча только-только вскрылась. Меня решили упрятать в тюрьму, пока не приедут мои законные хозяева, — шериф счел, что так будет безопаснее.
Воспоминания застают меня врасплох, когда я складываю газетные листы и убираю их в наш узел. Они все сплошь исписаны по краям карандашом, который кто-то из матросов стащил с игорного стола, стоящего в одной из верхних кают. Джуно-Джейн записала имена всех пассажиров «Кэти П.», которые разыскивают близких, вместе с именами тех, кого они ищут. Мы пообещали, что будем расспрашивать встречных о них во время своего путешествия. И если что-нибудь разузнаем, то напишем в Джефферсон по почте, указав в качестве получателя пароход «Кэти П.».
В благодарность нам приносили кто несколько центовых монеток, кто — целый дайм, кто — коробок спичек для розжига костра; несли свечи, печенье и даже пшеничные лепешки с камбуза. «Берите в дорогу, пригодится!» — говорили они. Мы ничего такого не просили, но люди сами предлагали. В жизни еще так сытно не ела, как за время этого путешествия! Даже не припомню, когда я в последний раз была сыта подряд несколько дней.
Думаю, я буду скучать по «Кэти П.», пассажирам и экипажу, но пора прощаться.
— Поставить бы ее на ноги, — говорю я, кивнув на мисси Лавинию, которая сидит в углу. Она так и будет сидеть, пока ее не поднимешь и не потащишь, точно тряпичную куклу. Мисси не сопротивляется, но и не помогает. Сложнее всего было таскать ее дважды в день, точно маленького ребенка, в уборную, расположенную на корме парохода. Джуно-Джейн наотрез отказывалась это делать. А люди при виде нас расступались — все боялись приближаться к Лавинии. Она же временами шипела на них, если была не в духе, и звук этот напоминал шум, доносящийся из котельной.
Стаскивать ее на причал оказывается куда проще. Пассажиры быстро отходят в сторону, давая нам дорогу, и мы оказываемся на сходнях втроем. Даже матросы — да что там, весь экипаж — держатся поодаль. Впрочем, почти все они добры к нам и, пока мы спускаемся, нет-нет да и подбросят цент, дайм или какую- нибудь вещичку.
Они склоняются к нам, чтобы напомнить о своей просьбе:
— Не забудьте расспросить о моей родне, если сможете. Благодарствую!
— Матушку мою звать Джули Шиллер…
— Сестру зовут Флора, а братьев — Генри, Айсом и Пол…
— Братьев звали Хэп, Хэнсон, Джим и Зекиль. Все — урожденные Роллинсы, хозяина звали Перри Роллинс, и дело было в Виргинии. Папу звали Соломон Роллинс. Он был кузнецом. Всех продали на Юг двадцать лет назад, чтобы погасить долг, и угнали с караваном, во главе с торговцем. Я уже и не надеялся с ними увидеться в этой жизни. Если сможете поспрашивать о них по пути, буду вам благодарен, парни. И поминать вас в молитвах не перестану, чтобы и Господь не оставил вас.
— Мою жену звать Рутой. У нас были две дочки-близняшки — Лолли и Перша. Их перекупил у массы Френча человек по фамилии Комптон да так и забрал прямо из поместья.
Джуно-Джейн устремляется к кучке дров, наваленных на причале, и просит достать газетные страницы, чтобы удостовериться, что мы никого не забыли.
— Не о чем беспокоиться, — заверяю я ее и хлопаю по нашему узелку. — Мы ведь уже записали все имена, о которых они нам сейчас напомнили. Да и потом, я держу список в уме — уж кто как не я умеет запоминать имена. Я ведь повторяю их в уме с шести лет, с тех пор как мы шли за повозкой Джепа Лоуча, где-то недалеко от этих мест.
Джуно-Джейн облокачивается на поленницу и упрямо ждет, когда я выдам ей газеты:
— Что написано, того уж точно не забудешь!
— Но ведь записи можно потерять, — возражаю я. В это путешествие мы с ней пустились не как подруги, а как люди, которым сейчас друг без друга не справиться. Вот и всё. И так будет всегда. — А память останется со мной, куда бы я ни направилась!
— Как будто люди память не теряют, — отзывается Джуно-Джейн, взглянув на распластавшуюся рядом мисси. По траве, прямо к ее ноге, ползет маленькая зеленая змейка. Шляпа Лавинии сползла на затылок, и кажется, будто девушка наблюдает за незваной гостьей, вот только даже попытки не делает, чтобы ее прогнать.
Я хватаю палку и отгоняю змею, думая о том, что Джуно-Джейн на моем месте наверняка бы позволила той заползти, куда она пожелает. Ох и загадочное же создание эта смуглая девица, которая сейчас больше напоминает тощего большеглазого мальчишку. Хотя иногда она выглядит как тихий, печальный ребенок. В такие мгновенья мне даже начинает казаться, что полукровкам тоже несладко живется. А иногда Джуно-Джейн делается холодной и недоброй, словно ею, как и ее мамашей, да и вообще всем их племенем, владеют злые духи.
Меня тревожит, что я никак не могу ее раскусить. Она ведь могла бросить нас с мисси на причале, но не сделала этого. И даже заплатила за билеты на пароход из денег, вырученных за продажу лошади. Интересно почему?
Усевшись рядом, я протягиваю ей кипу газетных страниц и карандаш:
— Что ж, почему бы не проверить еще разочек. Мы все равно пока не знаем, куда идти. Как только появится кто-нибудь поприличнее — какой-нибудь белый джентльмен в хорошем костюме — ты у него вежливо выспроси, где нам искать мистера Уошберна, ладно?
Пока Джуно-Джейн просматривает свои записи, в голову мне приходит одна мысль:
— А как же мы будем разговаривать со стряпчим о бумагах твоего отца, если отыщем его? — я обвожу взглядом сперва Джуно-Джейн, а потом и саму себя. — Ты только глянь на нас! Я же точь-в-точь темнокожий мальчишка, а ты похожа на маленькую драную крысу! — На борту «Кэти П.» я была до того занята «Пропавшими друзьями», что и не подумала, что нам делать, когда мы сойдем на берег. — Ни один стряпчий с нами и разговаривать не станет!
Судя по лицу Джуно-Джейн, ей это тоже в голову не приходило.
Она прикусывает кончик карандаша, обводит взглядом нарядные кирпичные домики и двухпалубные суда — их тут множество, хотя есть даже трехпалубные. Внезапно раздается оглушительный пушечный выстрел, который перекрывает на мгновенье портовой гам и городской шум. Мы так и подскакиваем от неожиданности. Грузчики останавливаются, оглядываются по сторонам, а потом продолжают работу.
Джуно-Джейн вскидывает свой острый подбородок.
— Я сама с ним поговорю, — объявляет она, приподняв уголки губ и сморщив носик, такой же вздернутый, как и у массы. — Если я ему скажу, что я дочь и наследница Уильяма Госсетта, он наверняка примет меня за Лавинию. Мне кажется, раз уж стряпчий живет в Джефферсоне, а папа недавно пользовался его услугами, Лавиния наверняка солгала, сказав, что они встречались в Новом Орлеане.