Голоса потерянных друзей - Уингейт Лиза. Страница 64
Почти все время — если не считать часов работы библиотеки, которая закрывается довольно рано, — мы в здании одни, так что шум нас не тревожит. Мы и сами будь здоров как шумим. Идеи носятся в воздухе, точно пчелы, перелетающие от одного ученика к другому и жадно пьющие нектар вдохновения.
За последние три недели у нас и дня не проходило без открытий. Да что там — без прорывов и маленьких чудес! Никогда бы не подумала, что работа учителя может быть такой!
Я люблю свою профессию! И этих детей!
И, кажется, наша любовь становится взаимной. Пускай самую малость.
Кстати, мне дали новое прозвище.
— Мисс Пух! — зовет Малыш Рэй в один из понедельников, когда мы с девятиклассниками на четвертом уроке совершаем короткую перебежку в библиотеку.
— Да? — отвечаю я, вглядываясь в его лицо, на котором играют солнечные блики и тени от листвы. Малыш Рэй вымахал и стал настоящим великаном — сейчас у него как раз тот период, когда мальчишки растут, точно на дрожжах. Готова поклясться, что еще вчера он был дюйма на три ниже. Сейчас в нем не меньше шести футов роста, но ладони со стопами кажутся слишком большими по сравнению с туловищем, а значит, он еще будет расти.
— Можно было бы сюда шоколада добавить. Думаю, так будет повкуснее! — говорит он, кивнув на овсяное печенье, которое жует на ходу. Он ест всухомятку — запить пока нечем.
Проносить в библиотеку еду запрещено, но зато недалеко от входа находится фонтанчик с питьевой водой, выполненный в стиле ар-деко.
— Для здоровья вредно, Малыш Рэй.
Он откусывает еще кусочек и жует его с таким видом, точно это не печенье, а хрящ.
— Мисс Пух, — снова зовет он — видимо, чтобы обсудить со мной еще что-нибудь. Хочется верить, что это милое прозвище мне дали потому, что я очаровательная и милая, как медвежонок Винни-Пух. Но скорее всего меня так назвали в честь неказистых овсяных печений с какао.
— Да, Малыш Рэй?
Он поднимает глаза, скользит взглядом по веткам деревьев, слизывает крошки с верхней губы:
— Я тут подумал кое о чем.
— Вот это достижение! — поддразнивает Ладжуна. Она вернулась в класс так же неожиданно, как и исчезла, и теперь ходит на занятия вот уже две с половиной недели. Живет она у Сардж и бабушки Дайси. Никто, включая саму Ладжуну, не знает, сколько это продлится. Почему-то к «Байкам из подземки» она отнеслась без особого восторга — даже с негативом. Не знаю, в чем причина — то ли в ее нынешней жизненной ситуации, то ли в том, что проект зарождался, пока она пропадала бог весть где, то ли ей не по душе тот факт, что десятки других учеников тоже увлеклись раскрытием тайн, оставленных судьей в Госвуд-Гроуве. Для нее это место еще с детства было священным, и именно здесь она пряталась от своих невзгод.
Иногда мне кажется, что я предала ее хрупкую веру и провалила какой-то важный тест, отчего наши с ней отношения никогда уже не будут такими, какими я бы хотела их видеть. Но на мне лежит ответственность за десятки других учеников, и они для меня тоже важны. Может, я чересчур наивна и идеалистична, но никак не могу отделаться от ощущения, что «Байки из подземки» помогут наконец перекинуть мост через пропасть, которая нас разделяет — на богатых и бедных, белых и черных, тех, у кого привилегий хоть отбавляй, и тех, кто их лишен, деревенщин и горожан.
Хотелось бы, чтобы в этой затее поучаствовали и ученики школы у озера, чтобы она сплотила тех, кто живет всего в нескольких милях друг от друга — и в то же время словно бы в разных мирах. Эти миры соединяются только во время футбольных баталий или когда ученики оказываются за соседними столиками в «Хрю-хрю и Ко-ко», куда приходят полакомиться шариками «Буден» и копченым мясом. Вот только во время одного из наших четверговых «заседаний» у меня дома, уже вошедших в традицию, Натан предупредил меня, что от академии на озере лучше держаться подальше, и я не стану пренебрегать его советом.
— Так это… мисс Пух!
— Да, Малыш Рэй, — снова откликаюсь я. С ним коротких разговоров попросту не бывает. Всякий раз одно и то же: беседа разворачивается в несколько этапов. Мысли в его голове разворачиваются неспешно. Это происходит, пока Рэй, как кажется со стороны, толком ни о чем и не думает, а просто смотрит в окно на деревья или на парту, старательно комкая из бумаги шарик и готовясь запустить в одноклассников слюнявый снаряд из пустого корпуса ручки.
Но когда мысли наконец оформляются, они звучат интересно и глубоко. Чувствуется, что они тщательно обдуманы.
— Так вот, мисс Пух, как я уже говорил, я тут подумал кое о чем, — продолжает он, взмахнув огромными ладонями с оттопыренными мизинцами — можно подумать, будто он тренируется пить чай с самой королевой. От этой мысли я невольно улыбаюсь. Каждый из моих учеников неповторим. Каждый необычен. — На том кладбище ведь не только взрослые и старики лежат, да и в кладбищенских книгах не они одни упоминаются, — говорит Рэй, и его лицо перекашивает гримаса ужаса. — Там ведь полно детишек, в том числе и младенцев, которые умерли чуть ли не сразу после рождения. Это ведь ужас как печально, а? — он замолкает.
Подумать только, звездный форвард тренера Дэвиса всерьез расстроился из-за малышей, погибших больше сотни лет назад!
— Ну а как иначе, тупая твоя башка, — неодобрительно цедит Ладжуна. — У них в ту пору не было лекарств и всего такого.
— Бабушка Ти рассказывала, что тогда растирали листья, корешки, грибы, мох и всякое такое, — вставляет худышка Майкл, торопясь защитить Малыша Рэя от нападок. — Она еще говорила, что порой эти средства помогали лучше всяких современных лекарств! Ты, что ли, не слышала, а, подруга? Ой, точно, ты же прогуливала в тот день! Приходи на уроки почаще и тоже многое будешь узнавать, вместо того чтобы на Малыша Рэя кидаться. Он хотя бы пытается помочь проекту! А не сорвать его, как это делаешь ты!
— Вот-вот, — подключается к разговору Малыш Рэй, выйдя на время из своего извечного ступора, — Скорее бы уже неудачницы перестали нести тут всякую чушь, чтобы я мог наконец закончить свою мысль. Я подумал, что мы сможем изображать ровесников или тех, кто был старше нас: к примеру, можно волосы выбелить под седину и всякое такое. Но малышей мы сыграть не сможем. Нам нужно найти маленьких детей, которые согласятся нам помочь, и заняться детскими могилами. Взять, к примеру, Тобиаса Госсетта. Он живет в квартире по соседству с нами и обычно слоняется без дела. Почему бы ему не сыграть Уилли Тобиаса, того самого, что погиб в пожаре с братом и сестрой, потому что маме пришлось оставить их дома? Пускай люди знают, что нельзя вот так оставлять малышей одних.
К моему горлу подкатывает ком. Я натужно сглатываю, силясь с ним совладать. Тем временем ребята начинают оживленно обсуждать новый план и обмениваться мнениями за и против. К дискуссии примешивается изрядная доля нелестных намеков, оскорбления в адрес бедняжки Тобиаса и несколько не вполне цензурных выражений — вот только все это не слишком способствует конструктивности спора.
— Перерыв! — говорю я и вскидываю руку, точно рефери. — Малыш Рэй, не забудь свою идею, — прошу я и обращаюсь к остальным: — Напомните-ка мне наши классные правила.
Полдюжины подростков закатывают глаза и недовольно стонут.
— Что, прямо так уж надо повторять это вслух? — спрашивает кто-то.
— Придется, пока мы не начнем их выполнять, — замечаю я. — Или, если хотите, можем вернуться в класс и заняться разбором предложений по составу. Ничего не имею против, — я снова взмахиваю руками — на этот раз на манер дирижера. — Ну давайте, все вместе: назовите статью номер три нашей «классной конституции».
— Мы поощряем оживленные дискуссии, — отвечает мне недружный хор. — Цивилизованные дебаты — это полезный и демократичный процесс. Если у кого-то не получается донести свою позицию без криков, обзывательств и оскорблений, то нужно сперва подобрать более сильную аргументацию и только потом продолжать разговор.
— Замечательно! — хвалю я и отвешиваю им шуточный поклон. «Классную конституцию» мы составили все вместе, а я потом распечатала ее, заламинировала и надежно прикрепила к доске. А еще раздала всем ее копии. Те, кто может цитировать конституцию наизусть, получают дополнительные баллы. — А что насчет второй статьи? Я, между прочим, заметила в вашем недавнем разговоре три — целых три, вы только вдумайтесь! — нарушения этой самой статьи, — я делаю несколько шагов назад и вновь начинаю дирижировать хором. Лица тридцати девяти учеников выражают примерно одно: «Вы невыносимы, мисс Сильва!»