Современная дРама (СИ) - Томченко Анна. Страница 24

— В третьем классе я понял, что дерьмо обычно в самой цветастой обертке прячется, — мужчина встретился со мной взглядом. Я достойно выдержала проверку. — Они все в брендовых шмотках и я, в перешитых штанах, потому что денег не было. Пенсии бабули не хватало на еду. Мать — типичная инфантильная кукла, которая совершила самый серьёзный подвиг- родила меня. И на этом посчитала, что ее работа окончена. И батя… Вечный суетолог, что пытается влиться то к один «браткам», то к другим. Девяностые. Мутные схемы. Отжатые киоски. Все это было в моем детстве. Потом отцу пришла в голову идея свой бизнес открыть, ты что, девяностые же, каждый первый бизнесмен.

Вася глотнул вина, перекатывая на языке кисло-сладкую жидкость с ароматом ягод и каких-то пряных трав. Пример оказался заразен и я сделала то же самое. Правда, не рассчитала объема и чуть не изгваздала платье и обивку дивана.

— Они с матерью прижали ба, уговорили продать сталинку… Знаешь, как я любил ту квартиру? Эта старомодная лепнина на потолке. Засыпая, я считал сколько узелков в завитке и каждый раз получалось новое число. Или холл, в котором я катался на велосипеде. Недалеко и недолго, но там мы все были счастливы. В перешитой одежде и с картошкой отварной, жареной или толченой. И тут бац… Двухкомнатная панелька на окраине. И какая-то халупа в деревне, пафосно нареченная отцом, дача.

— Прогорело дело? — уже точно зная ответ, спрашиваю я. Спиридонов невесело улыбается.

— Конечно… Потом были долги и ещё большая нехватка денег. Я по-прежнему ходил в школу в центре, только ещё сильнее убеждался в своей никчемности. А отец делал вид, что так и задумывалось. И вот знаешь что… Мимозы… Он таскал матери на каждый праздник какие-то убогие цветы, купленные у бабушек в переходах: то ромашки, то сирень или вот мимоза. Ее запахом для меня пахнет нищета, вечные скандалы, бабушка, что тянет семейку идиотов на своём горбу…

— Что с ней… — у меня стягивает горло, потому что боюсь предположить, что стало с единственным близким человеком для Васи.

— С кем? — он словно выныривает из воспоминаний. — С ба? Ничего. Живет на даче, два года назад заменили один из сосудов в кардиоцентре, в июле в Крым полетит с родителями.

— А как они? Там?

— Аааа! — он наклоняется да бутылкой и обновляет напиток. — Да все хорошо. Я тогда лет в тринадцать пошёл грузчиком работать. К шестнадцати понял, что хоть и кубики на прессе стали мечтой половины класса, но физической труд не для меня. Просто не выгоден. У вас в школе были факультативы? Нет? А у нас были. Я вот на журналистику пошёл. После школы, участь на филфаке, работал в нескольких журналах и одной местной газете. Сообразил, что головой можно заработать больше. Как-то все легко шло. Я начал стоить нормальный дом. Все соки из себя выжимал. Пару лет назад только закончили. Ба рада, кур гоняет и мать с отцом. Грядки и свои закатки. Все хорошо сложилось…

— А ты? — я вдруг понимаю насколько разные воспоминания у нас. Для меня мимоза это запах бабушки, чая со смородинным вареньем, кружевных хрустящих салфеток. А для Васи это напоминание о детстве, отчасти тоже со своими радостями, но больше обидами. На мать, на отца. На детей мажоров. На перешитые штаны. И вот сидит он такой со своими демонами внутри и я впервые вижу его настоящего: обозлённого, недолюбленного, одинокого. Не было Спиридонова в рваных носках и с окурком Примы, не было Василия в дорогих рубашках и со своим агенством. А был просто Вася. Без шелухи.

— А я так и живу в этой чертовой панельке… — он расстёгивает верхние пуговицы рубашки и закатывает рукава. — Знала бы ты как я мечтал в прошлом году к своему тридцатилетию купить новую квартиру… Но не сложилось… Вбухать все накопленные деньги на рекламу для книги… Нахрена? Черт его знает. Только теперь ещё сколько копить на новую квартиру… А знаешь, что смешно? Реклама не помогла. Из пяти тысяч экземпляров купили только восемьсот. Я тогда пил ужасно. Все думаю, идиот, сыграл в рулетку, пожинай плоды.

Так вот чего его так мотало и штормило с прошлом ноябре. А я все думала алкоголик. Наверно, мне просто было по сельхозхозяйственному, то есть по хрену, вот и не видела очевидных вещей. Как никак первый развод. А он- не первая брачная ночь, может и повториться, поэтому запомнить надо все в деталях, чтобы не навертеть тех же ошибок.

Снегопад за окном сменился мелкой противной моросью. Писатель рассказал, что потом его книга все же снискала популярность, но то ли это была реклама, то ли просто народу понравилось, так и осталось неизвестно. А ближе к середине ночи Вася задремал прямо на диване. Пока я относила посуду в кухню, пока стелила ему во второй спальне, он перевернулся на бок. Я невесомо коснулась его запястья, отчего мужчина вздрогнул и резко распахнул глаза:

— Я уснул, — сонно выдохнул и начал растирать глаза руками. — Чертовски устал. Где мой телефон? Такси вызвать…

— Вась, я тебе постелила во второй спальне, — смутилась и отвела взгляд.

— К себе не пустишь? — он лукаво прищурился.

— Ты ужасно храпишь, Спиридонов, — отшутилась я, стараясь скрыть неловкость.

— Алис… — он стоял, держа руки в карманах.

— Ммм?

— Спасибо.

— Мне для тебя подушки что ли жалко? — я фыркнула.

— За вечер спасибо, — уточнил мужчина и шагнув навстречу притянул к себе, по-отечески коснулся моего лба губами.

Глава 18

— Вася, блин! — я встала на пороге кухни, созерцая писателя в одном полотенце, что фривольно зиждилось на его бёдрах.

— Вася не блин, Вася-оладушек! — мужчина пританцовывая поставил вторую тарелку с ароматными оладьями на стол, снял с огня турку с кофе.

— Ты осквернил мое полотенце, — я присела на стул, поджала под себя левую ногу и втянула запах облепихового чая, который угодливо заварил мне Спиридонов.

— А ещё спальню, ванну и кухню, — он потуже затянул махровое безобразие и сел напротив. Кофе с щедрой порцией молока одуряюще пахло, но все же не было конкурентом моему чаю.

— За кухню обиднее всего, — сварливо заметила я, приступая к завтраку.

Да, я не готовлю. Мои десять квадратов с посудомойкой и плитой были девственно чисты. Не то чтобы я не умела, вот не любила, это точно. За шесть лет брака я смирилась с неравными отношениями между мной и кастрюлями, но оказавшись на свободе, послала к черту все эти выверты добропорядочных дам. Пила чай на работе с сандвичами, что покупала возле офиса в кафе. На обед выбиралась туда же. А ужин, по заветам предков, отдавала врагам или, если там был особенно фруктовый йогурт, уминала сама. И была абсолютно счастлива. Пассаж Васи меня не расстроил, просто ума не приложу где он нашёл в мое доме муку и яйца. Не из своих же делал блинчики.

— Я заметил, что ты не готовишь… — мне кажется или в его голосе звучал укор?

— Угу, — отхлёбывая обжигающе горячий напиток, подтвердила я. — Мерзкое это дело…

— Как же ты шесть лет в браке выкручивалась? — он подался вперёд, утаскивая у меня из-под носа блюдце с вишневым вареньем. — Я помню твою лазанью, ризотто с грибами, да я манты твои помню…

— Забудь, — посоветовала я. — Все шесть лет я старательно пыталась полюбить это занятие, но как только нужда отпала…

— И когда ты снова выйдешь замуж не попробуешь взяться за старое? — он с интересом наблюдал за моей реакцией. А я скривилась. Мысль, что придётся готовить меня не так сильно напрягала, а вот новое замужество… Я не поставила крест, просто возвращаться в эти ряды бракованных не собиралась. В чем и заверила писателя. Повисла неловкая пауза. Но Вася нашёлся и перевёл тему на театры.

— Сегодня премьера спектакля «Милые дамы», не хочешь сходить?

Я люблю театр. И оперу. И балет. И гончарную мастерскую, которую мы с Васей посетили в конце марта. И симфонический оркестр, что играл современные рок хиты в инструментальной обработке. И выставку российской живописи.

А потом резко наступил апрель. С перезвоном капелей, ароматом сырого асфальта и тающего снега. С хрупкими подснежниками. Со все ещё холодными ночами, но неимоверно солнечными днями. С привкусом первого съеденного рожка с мороженым на улице. Он ворвался в мою размеренную жизнь пляской ветра, вербой, что распускалась в парке возле дома, яблоневой веткой, срезанной в подъездном палисаднике и распустившей почки в вазе на прикроватной тумбочке.