Вирус войны (СИ) - Грей Дайре. Страница 59

Дома она устало рухнула в кресло. Зверь тут же положил морду на колени, и пальцы привычно зарылись в мягкую шерсть. Он блаженно прикрыл глаза, позволяя почесывать себя за ухом. Вот кто сегодня не особенно устал и, кажется, даже доволен долгой прогулкой.

— Ты злишься.

— Что?

Ольга подняла взгляд на мужчину, севшего на диван.

— Злишься. На брата Саши.

Утихшее было раздражение всколыхнулось вновь. И как он все замечает?

— Злюсь. У него родители старые, дети маленькие… Нашел время глупостями заниматься.

— Ты не привыкла сдаваться.

— При чем здесь я?

— Потому что других мы, как правило, оцениваем через призму собственного опыта и восприятия. Ты бы так не поступила.

— Если бы я сдавалась каждый раз, когда меня загоняли в угол… Я бы и с того корабля не выбралась.

— Да, но все люди разные. И у каждого свой запас сил. Порой он заканчивается.

Она вздохнула и шумно выдохнула. Глухое раздражение не проходило. Хотелось вернуться обратно, отозвать Сергея в сторонку и высказать ему все, что накипело. Да, он много дел натворил. Но это еще не повод бросать тех, кто от него зависит. Да и вообще…

— Я знаю. Просто… Злюсь. Не люблю чужую слабость.

— Потому что не можешь быть слабой сама.

Ольга вскинулась, чтобы привычно огрызнуться и возразить, но наткнулась на спокойный, открытый взгляд, и замерла. Если так подумать… Да, слабой она быть не умеет. И не может. И помощь ей проще дать, чем принять. Да и много ли в ее жизни было людей, которые стремились эту помощь оказать?

— Не могу. В этом мире нельзя быть слабым. И, когда я в нормальном состоянии, я понимаю, что люди разные, и что не все могут оставаться сильным, несмотря ни на что. Но сегодня я устала. И чувствую себя разбитой. И злюсь на себя. За слабость. За то, что не могу помочь близким. За то, что и себе-то помочь не могу. И, если бы не ты сегодня… не знаю, что бы я делала… Спасибо.

Он не улыбнулся. Только кивнул, принимая благодарность. И, наверное, вот это умение — не впадать в ложную скромность, а принимать свой вклад и правильно его оценивать, ей нравилось. Трезвость ума. Она невольно задержала взгляд на знакомых чертах лица с правильными, четкими линиями. Узкий подбородок. Скулы. Тонкие губы. Тяжелые дуги бровей. Взгляд.

Встреть она его где-нибудь на улице или на корпоративе, полюбовалась бы издалека, как произведением искусства, и пошла дальше. Такие мужчины — они не для обычной женщины. Которая работает с утра до вечера. Ругается с коллегами. Мечтает о собаке. Общается со стариками. А выходные проводит в свое удовольствие. Которая давно перестала бороться с лишним весом. Цепляться за попадающихся под ноги мужиков. И держать свои мысли при себе, а язык — за зубами. Нет, такие не для нее.

А этот вот сидит. Смотрит. И все-то видит. Понимает. И даже сбежать не пытается.

— Я могу договориться, чтобы завтра нас довезли на катере. По воздуху будет быстрее, и ты не устанешь в дороге. Будет больше сил, чтобы помочь.

Ольга моргнула. Задумалась. И…

— То есть, ты и сегодня мог так сделать?

— Мог, — Креон невозмутимо кивнул. — Но ты бы не согласилась. Захотела бы все сделать сама. Проверить свои силы.

От возмущения приоткрылся рот. И закрылся от досады и осознания, что он снова прав. Отказалась бы. Точно отказалась бы. А потом ждала бы упреков. Типичного «яжеговорил». И злилась еще больше. Нервничала. Накручивала себя. А он просто решил подождать. И вот то ли снова поблагодарить, то ли прибить, чтобы дышалось легче.

Она вдруг почувствовала себя обнаженной. Не в физическом, в эмоциональном плане. Разве так бывает, чтобы кто-то понимал тебя так хорошо? Чтобы думал и делал все для тебя и твоего комфорта? Даже эмоционального. Разве…

— И как ты все понимаешь… — разочарованный вздох сдержать не удалось.

Ольга встала, решив поставить чайник и попить чай. Привычная возня на кухне успокаивала. Да и мысли глупые в голову больше не лезли. Она остановилась у окна, глядя на вечернюю Москву, постепенно возвращающуюся к жизни.

Не надо к нему привыкать. Он уедет. Вернется домой. А она, взрослая самостоятельна женщина, будет заново привыкать к жизни уже без него. И… глупо влюбляться в принца, когда тебе немного за тридцать…

— Я тебя обидел?

Голос раздался над ухом и заставил вздрогнуть.

— Извини, если что-то не так. Я плохо разбираюсь в эмоциях. И в людях тоже, — он вздохнул, и теплое дыхание защекотало шею. Ты немного похожа на мою сестру. Характером. Она тоже не любила сдаваться. И я сделал вывод, исходя из того, какой была бы ее реакция. Я ошибся?

— Нет. В том-то и дело.

Сестра там или нет, но он видел ее насквозь, а сам при этом оставался загадкой. И продолжал удивлять. Каждый долбанный день.

— Я согласна на катер. И… я не обиделась. Просто устала. День был… долгим.

— Тогда я заварю чай и сыграем в «Монополию»?

И вот как на него злиться?..

Этра

…Очередную сказку пришлось прервать. Саша встала с кровати и прошлась по комнате, пытаясь уложить в голове услышанное. Да, на первый взгляд знание этори выглядело обычными легендами, которые вряд ли бы заинтересовали столь практичного человека, как Данияр, но…

— Какая последовательность у историй?

— Последовательность? — Батима непонимающе хлопнула ресницами. Кажется, впервые сделав это естественно, а не ради игры на публику.

— Да. В первой истории ты рассказывала об упавшей звезде, после которой началась новая эра для этори. Правитель, объединивший племена, родившийся под звездой и так далее. Это все замечательно, но во второй истории говорится о болезни, поразившей Дунбай. Павшие звери. Почерневшая земля. Кровавый дождь, сделавший воду в реке ядовитой. Тебе это ничего не напоминает?

Темные глаза расширились от осознания. Рот приоткрылся.

— Но…

— Ты говорила об исцелении. Когда это было: до или после падения звезды?

— Я не… понимаю. Какая связь?

— Просто скажи. Подумай. Может быть, в других сказках есть указание на время событий. Не пересказывай. Просто подумай. Ты знаешь каждое слово этих легенд. Болезнь и звезда. Когда болезнь ушла?

Девушка нахмурилась. Задумалась. Губы ее беззвучно зашевелились. Она закрыла глаза и переплела пальцы обеих рук. А Саша развернулась к шкафу и достала оттуда свободную рубашку, которую натянула на голое тело. Ноги вставила в тапочки. Волосы расчесала.

Звук собственного сердца гремел в ушах, а жажда действий мешала сидеть на месте. Если все так, как она поняла… То это останется всего лишь несчастной гипотезой. И все равно ни черта не ясно. Но… желание разгадать загадку стало нестерпимым.

— В легенде употребляется слово, — медленно заговорила Батима, хмурясь и раскрыв глаза. — Для обозначения племени. Старое. Раньше я думала, это потому, что сказка старая. Но… после объединения племен, употреблялось иное название. А это слово звучало до. Значит, болезнь началась еще до падения звезды. А вот исцеление… наступило после. В конце сказки слово меняется. Но что это значит?

Саша медленно выдохнула, усмиряя бешеный пульс. Если она не придумала себе ничего лишнего, то Археосы создали не только Киорис. Но, там им повезло — планета, судя по всему, была необитаема. А здесь… Умирала?

— После объединения племен правитель наложил табу на хождение в море, так?

— Да, — девочка кивнула.

Еще одна общая черта. Киорийцы плавали по морям, но не изучали недра, а здесь… Совсем перестали плавать. Почему? Чтобы не обнаружили второй материк? А что происходило на нем? Откуда пришла неизвестная болезнь? Могло ли быть так, что ее источником стал Атлас, а Археосы, оказавшись здесь, спасли планету от гибели и принесли с собой ассов? Но тогда почему на Этру не наложено ограничение в эмоциях? Или… энергия Археоса уходит на контроль. Что, если на Этре контролировать пришлось нечто иное? А люди остались предоставлены сами себе? И из-за войны контроль пропал. Или… Двадцать лет прошло с момента ее окончания. Болезнь на Дунбае началась до рождения Батимы. Сроки сходятся. Что, если во время войны Археосы погибли? И то, что они остановили, началось снова?