Вовка-центровой - 4 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович. Страница 2

Позвал порепетировать Наташу и заодно квартиру новую показать. Домохозяин теперь. Урчум-бурчум! Племяш. Была и «тёмная» мысля. Хоть поцеловаться, пообжиматься, за коленку начинающую актрису потрогать. Но его хитрющие планы мама Тоня разгадала и отвесила «наш ответ Чемберлену».

- Здорово как, я как раз уборкой займусь. Вы с собой Леночку возьмите, ей тоже интересно будет посмотреть, как ты Володенька устроился. Правда, доча?

- Само собой!! – с мефистофельской улыбкой.

Послышалось.

- Возьмите меня с собой! - улыбка та же.

Потому, девки две. Песня одна. Понятно, что все четыре песни Берия их петь заставит, но …

Как-то давным-давно Челенков смотрел фильм про Сталина, теперь уже и не вспомнить, как называется. Там прямо красной нитью шло, что Сталин любил полублатные песни, которые пел Утёсов. «Лимончики» Иосифу Виссарионовичу особенно нравились и «Гоп со смыком» [1]. Даже пластинка у Вождя была с этими песнями, и он её регулярно слушал на граммофоне, сам ручку накручивая.

Фильмам верить, как и Википедии, нельзя. Не, верить можно, доверять нельзя. Только есть такое выражение в русском языке: «А вдруг». Челенков взрослый человек и решил соломки подстелить, тем более что была одна песенка именно такого содержания, которую он любил исполнить в кругу друзей. Настроение поднимала и настраивала дальнейшую беседу на шутливый лад. По стихам же она была на порядок лучше «Лимончиков».

Её и хотел отрепетировать с Наташей. Петь там женским голосом не надо. А вот поддержать гитару в паре мест саксофоном прямо напрашивалось. Не стоит и тем пренебрегать, что Сталину нравились блатные песни именно в исполнении оркестра Утёсова, может не только в словах дело, но и в музыкальных инструментах, там, в оркестре, точно есть саксофон и мэтр частенько использует этот инструмент для сольных партий.

Фёдор услышал эту песню в Одессе. Год стёрся в памяти, но до перестройки, или в самом начале. После игры с «Черноморцем» их повели в ресторан, и там он, отправив команду после ужина в гостиницу, с местными товарищами задержался, нет, не водку с коньяком дегустировать. Почти ведь не пил. Остался послушать Евгения Чумаченко, что по заверениям местных, поёт просто замечательные песни.

Ну, не Лев Лещенко. И песни слабые. Коробили некоторые. Какой-то блатной жаргон. Ну, да тогда в моду входило, но не цепляло Челенкова. А вот первая песня была другая. Прямо вещь. Даже подошёл после концерта Челенков к артисту и попросил слова переписать. И вместо этого, тот продал ему кассету со своими песнями. По кассете и выучил песню. Исполнял множество раз под улыбки слушателей. Не сфальшивит и на этот раз. Осталось подключить к действу Наташу.

С чаем провозились бы до утра, но на запах дыма вылезла из своего гардероба Степанида Гавриловна, зыркнула на Наташу и хотела ей нравоучение нравоучить, но тут из-за печки вылезла мелкая и необожжённая часть лица «Стеши» расцвело материнской улыбкой.

- Идите девочки в комнату, я вам через полчаса чая с блинами сделаю. Мёд ещё генеральский, ему знакомые с Алтая бидон привезли.

И, правда, в углу кухни стоял засахаренный мёд. Пятилитровый бидон и почти полный. «Стеша», когда Вовку с порядками знакомила, сообщила со вздохом, что вот добро пропадает. Никто не ест. А он засахарился и теперь и неудобно доставать.

- Так надо на водяной бане. – Поделился жизненным опытом Фёдор Челенков.

- Не, испортится, - махнула рукой домохозяйка.

Не стал Фёдор умничать. Взял большую кастрюлю, налил в неё воды. Потом поставил в неё кастрюлю поменьше, туда только на донышке воды плеснул. И поставил на плиту. Стеша побухтела, но разожгла печь и, отойдя в угол, скрестила руки на груди, осуждающе глядя на «новатора». Новатор, взял полулитровую банку стеклянную, наскрёб из бидона с помощью ножа и ложки серебряной толстенной почти полную белого твёрдого мёда и поставил банку в маленькую кастрюльку. После того как вода закипела в первой кастрюльке прошло пятнадцать минут и в стеклянной баке выше половины образовалось ароматной янтарной густой жидкости. Настоящий свежий мёд. Но, самое главное запах. Прямо как попал на завод по вытапливанию мёда из сот. Вся кухня благоухает. Лепота.

Стеша понюхала, залезла в банку пальцем, палец понюхала, попробовала и показала другой палец. Гут. Вот, теперь чуть не каждый день блины с мёдом трескают.

[1]«Гоп» — это вор, «смык» — обыск. «Гоп со смыком» — процесс отнимания денег с последующей проверкой карманов жертв.

Событие третье

Как говорят французы «Ля кукиш».

Борис Сичкин

Порепитировали. Поели. Попопили, Поцеловались, испачкавшись в мёде, пока мелкая ходила в туалет. Попрощались. Повздыхал. Пошёл, бухнулся на кровать. Поволноваться.

И чуть не уснул, на сытый-то желудок, блинами с мёдом забитый.

Позвонили и, не дождавшись ответа и привета, постучали.

Да, настойчиво так. Сразу прямо по стуку слышалось, что право имеют так стучать.

Фомин вынырнул из дремоты и в трусах сатиновых, брюки снял, мёдом перемазанные, когда девки ушли, и застирал штанину, пошёл открывать дверь. Пока шёл, снова затарабанили. Вот же приспичило кому, словно в телефонной будке двушкой по стеклу.

Вовка открыл дверь. При метре девяносто, ни разу ещё в этом времени, ну, за редким редким исключением, не разговаривал с людьми глядя в глаза. Вот двое всего на ум и приходят, Яшин и Третьяков. Два супервратаря динамовских. И тут столкнулся с человеком, который смотрел ему прямо в глаза. Так это ещё не всё, что Яшин, что Третьяков это сухостоины. В них веса по семьдесят кило. Этот был толстый. Толстый почти двухметровый капитан.

Капитан, видимо, тоже не привык разговаривать с равными, смотрел на трусы Фомина. Хотя кто их знает этих непрошенных гостей, может и умышленно туда смотрел. Глаза потом сразу поднял и чуть ощутимым перегаром дохнул, запах «Шипра» перебивал, но чуть сивушными маслами попахивало, и глаза слегка мутные. Да и не глаза. Глазки. Они потонули в приличной ряхе и были закрыты брежневскими бровями.

- Слушаю вас, - Вовка не отступил в квартиру, приглашая капитана. Не звал гостей. Если это к генералу, то он уже давненько уехал, в общем, товарищ не сильно понятный и пускать его в квартиру, прямо нутром Вовка чувствовал, не стоило.

- Владимир Фомин? – попытался напереть пузом капитан.

- Владимир Фомин, - отзеркалил Челенков.

- У меня ордер на подселение к вам семьи Игнатовых. В качестве уплотнения, пропустите, мне нужно осмотреть квартиру.

Вовка бы так и сделал. Пропустил, дал осмотреть, да и подселить к себе непонятных Игнатовых бы позволил. Времена такие, ко всем подселяют и уплотняют. А тут вдвоём в огромной квартире живут. Если семья, то большую комнату, то бишь зал и генеральский кабинет в придачу отберут, и он останется в небольшой спальне. Но это не главное. Жить вместе с чужими людьми. Семья, значит, дети. Жить с маленькими детьми. Да уж лучше в общаге.

Вовка бы запустил. Челенков решил встать на пути счастья семьи Игнатовых. Побороться и за свое счастье, и за будущее счастье генерала Пономарёва Ивана Михайловича. Вернётся он из Германии, а тут целое семейство проживает, и разгромило его мебеля резные. Дети цветы жизни, вот весь паркет ещё будет вспучен. Дети поливали.

- Ошибочка у вас, капитан, вышла.

- Пропусти. – Опять пузом напирать стал, подселенщик.

- Стоять. Сначала спич.

- Что? – но отступил. На полшажка.

- Вы, гражданин, удостоверение не показали. Это два. Но есть ещё и раз. Эта квартира генерал-лейтенанта Пономарёва начальника Политуправления Группы Советских Окупационных войск в Германии, но это ладно. Он ещё ко всему и лучший друг маршала Жукова, который его туда и отправил. Уезжая дядя, ну Иван Михайлович Пономарёв чётко мне дал указание и телефон личный Жукова Георгия Константиновича на такой вот случай. Я сперва маршалу позвоню и спрошу его пускать ли вас. – Капитан отступил, но Вовка его за пуговицу кителя поймал и назад притянул.