Станешь моей? (СИ) - Чер Алекс. Страница 14

Там в кармане лежало распечатанное объявление с фотографией и диагнозом брата. Я разместила его на сайте где собирают деньги на лечение больных детей. И деньги даже приходили. Правда совсем крохи. На операцию бы не хватило, но мама честно купила на них Давиду необходимые вещи. И даже чеки все собрала и подколола к выписке со счета. Хоть никто отчёт у неё и не просил, но, чтобы по совести и было видно: всё, что прислали она потратила действительно на ребёнка.

А кроме объявления, там ещё лежала копия газетной вырезки о гибели отца. И понятия не имею зачем она Аните понадобилась, но исчезла тоже.

– Сука, – захлопываю я чемодан. Не обращая внимания на визг и смех, с которым девчонки дерутся подушками, бегают по комнате, прыгают по кроватям.

Жизнь здесь как в любом женском общежитии. И у меня ничего вроде не своровано, бумажки. А чувство, словно грязными ногами потоптались. Вторглись в святое, в личное, в самое дорогое. И ложь эта её мерзкая, что я ей рассказала про брата и что она взяла моё по моей же просьбе, особенно бесит. Хотя я поступила так же: взяла и чужую пижаму, и духи. Но мне Миранда как раз разрешила, когда прибегала в комнату за брелоком, что оставила Адаму в качестве «фанта». А эта гадина Анита соврала.

Желание прямо сейчас пойти и съездить ей по морде, чтобы не повадно было. Потому что это вызов. Не отвечу – слабачка. А отвечу – могу из шоу вылететь как пробка из бутылки.

«Или наоборот?» – так и сижу я на полу, когда получаю я по голове подушкой.

Швырнув её в Миранду, стягиваю с кровати свою и отправляю туда же. Встаю, пока она не успела ответить. Впрочем она и не собиралась. Все подушки улетают к Кейт, а та взлохмаченная, раскрасневшаяся просто обессиленно падает на свою кровать и на этом заканчивает эпическую битву.

– А ты здесь останешься ночевать? – тяжело дышит она, убирая волосы с лица и поворачиваясь ко мне. – Тебя уже выписали?

– Нет ещё, – натягиваю я толстовку с капюшоном поверх своей больничной робы. – Миранда, а в какой комнате живёт Анита?

– Пойдёшь с ней разбираться? – заинтересованно подскакивает она. – Так я тебе покажу.

– И я с вами, – поспешно засовывает ноги в тапочки Софи.

– И я ни за что не пропущу, – спотыкается о сползшее с кровати одеяло Кейт и едва успевает выставить руки, чтобы не разбить лицо об угол моей кровати. – Чё-о-о-рт! – стонет она, потирая ушибленное плечо.

– Как ты только до двадцати лет дожила, – помогает ей подняться Софи, – с твоей везучестью? Ты же вся в синяках!

– Привыкла, – морщится она.

Но упрямо идёт с нами. Хотя и хромает теперь даже сильнее меня.

И пусть я искренне не хотела устраивать групповую разборку, с группой поддержки веселее.

К тому же за распахнутыми без стука дверями комнаты Анита оказалась одна.

– Ева? – испуганно подскакивает она с кровати.

– Надеюсь, не разбудила, – осматриваюсь я в комнате.

В отличие от нашей она не смотрится более обжитой, скорее более захламлённой. Грязные тарелки. Раскиданные вещи. Засохший букет цветов.

А эти дурочки толкаются в дверях, явно привлекая внимание и других девчонок.

– Заходи. Садись, – двигается Анита, уступая мне место на кровати рядом с собой. И даже изображает на лице такую радужную улыбку, словно действительно рада меня видеть.

– Спасибо. Я постою, – игнорирую я приглашение. – Будь добра верни мне то, что ты у меня взяла.

– Я? – встаёт она. И удивление на её лицо аж подкупает искренностью. – Но я ничего у тебя не брала.

– Правда? А зачем же рылась в моих вещах?

– Или тоже скажешь: не рылась? – встаёт рядом со мной Кейт.

– Так я хотела принести тебе чистую пижаму, взамен той, что ты промочила на море, – таращит Анита свои чёрные выпученные глазищи. И ведь как назло даже от стыда не краснеет. На смуглой коже не видать. – Но у тебя второй пижамы не нашлось.

– А зачем соврала, что это Ева тебя попросила? – гаденьким голоском подвякивает Кейт.

– Потому что долго было объяснять, – морщится Анита, всем своим видом давая понять, что опустила тут часть предложения где было «тебе дуре». – Начались бы ненужные вопросы. А ты кажется торопилась? – прямо обжигает она её взглядом, пугая блестящими в полумраке комнаты белками.

– И всё же верни, что ты взяла.

– Ева, я ничего не брала, – упрямо вскидывает она подбородок.

– Как же ты тогда узнала про моего брата?

– Прочитала вырезки, на которые наткнулась в чемодане. Но брать ничего не брала. А у тебя что-то пропало?

– Да, – киваю я, не понимая, можно ли ей верить. – Кое-что пропало. Очень ценное. И поскольку именно ты лазила в мой чемодан, у меня есть все основания подозревать, что именно ты это и украла.

Ужас, что появляется на её лице, кажется искренним ещё больше, чем до этого её удивление.

«Что там было в правилах про воровство? – пытаюсь вспомнить я, глядя в её округлившиеся глаза. – Выгоняют без разговоров? А ведь я об этом даже не подумала».

– Клянусь, я ничего не брала.

– А давайте мы позовём охрану и пусть они устроят обыск, – выступает вперёд Кейт.

– Да иди сама ищи, – хмыкает Анита и демонстративно отходит от своей кровати. – Давай, давай, не стесняйся! Я тебе разрешаю.

– Ева, что у тебя пропало? – открывает она ящик тумбочки и достаёт оттуда коробочку. – Ого, какие красивые серёжки! Это тебе Адам подарил? – любуется она поблёскивающими золотыми пластинками и кладёт обратно.

– Кейт, прекрати! – пытаюсь я её образумить.

Но после выпитого крюшона, битв на подушках и окрылённая завтрашним свиданием с Адамом, она, видимо, считает себя бессмертной. Небрежно захлопнув ящик, она отшвыривает в сторону одеяло и приподнимает матрас.

– Это твоё?

– Это моё! – неожиданно протискивается мимо меня Софи, пока Анита поднимает упавшие на пол подушки. – А я думала, что в аквапарке его потеряла, – достаёт она обычный пластиковый ободок.

– А это мой браслет, – наклоняется к подматрасной «сокровищнице» девушка с короткой стрижкой «ёжиком», с которой она скорее похожа на парня. Эта, кажется, соседка Аниты по комнате, предъявляет составленный из разноцветных стеклянных бусин аксессуар.

Но хуже всего, что всё это лежит как раз на тех самых листах, что пришла разыскивать я.

– Ты клептоманка что ли? – натянув на руку браслет, вытаскивает девушка ещё какие-то безделушки, а заодно и верхнюю бумагу, в которую, щурясь, пытается вчитываться.

– Клянусь, я их не брала, – качает головой Анита, испуганно, умоляюще глядя почему-то на меня.

– Это мои, – забираю я лист, и второй, оставшийся на деревянных рейках.

– Тут, я думаю, и так всё понятно, – брезгливо отпускает Кейт матрас. Он падает криво и с громким хлопком. – Пусть теперь Адам решает, что с ней делать.

– И все эти вещи нужно отдать ему, – прижимает та, что с браслетом и «ёжиком», к себе найденное. – Пусть выгонят эту воровку. А меня переселят. Я с ней в одной комнате больше жить не хочу.

Я не знаю, чем заканчивается эта разборка. Когда они все начинают переругиваться, и те, кто стоял сзади, лезут вперёд: кто посмотреть нет ли там их вещей, кто сказать своё веское слово, прижав к себе злополучные распечатки, я выхожу в коридор.

И хромаю не в свою комнату, а в госпиталь, чувствуя себя виноватой. А ещё борясь с диким желанием уехать домой.

Как же я всё это ненавижу: склоки, интриги, скандалы, женские коллективы.

Как же я погорячилась, когда решила, что справлюсь, выдержу, не отступлю, дойду до финала.

Но если меня что и удерживает пойти и прямо сейчас «нажать на красную кнопку», так только два лица, что улыбаются мне с мятых страниц в руках: лопоухого Додика, которому никто кроме меня не поможет, и отца, чьи «фирменные» уши торчат на фото под фуражкой.

А ещё его слова: «Что бы ни случилось, ты должна быть сильной. Как бы ни было тяжело, помни, что всем плевать. Учись быть сильной в одиночку, и ты всё выдержишь».

И где-то там, в глубине души, меня держит здесь ещё одно лицо и бирюзовые глаза, которые, если я уеду сейчас, уже никогда не увижу.