Музыка Океании (СИ) - Ледова Полина. Страница 51

Он пошёл быстрее.

Дом Эхо. Дверь была не заперта, лишь вход перекрыт красной лентой. Дыхание замерло в горле. Аластор перелез под ней и вошёл в холодное помещение.

— Эхо! — позвал он, прекрасно понимая, что не услышит ответа.

Даже эхо не отдалось от стен. Комната сочилась скорбной тишиной.

Её уже унесли оттуда. Он увидел кровавый след на полу в зале. Зашёл в комнату. Настил из одеял залит алым. Гелиос лежал рядом на полу и тихо заскулил при виде Аластора, не набросился, не залаял, как обычно.

Пустое ледяное пространство комнаты, несколько книг, что раньше были в зале, теперь перекочевали сюда. «Интересно, читала ли она их»? — подумал Аластор как-то глухо и тупо. Все чувства и мысли оставили его, стоило увидеть алую ленту у входа. Казалось, глаза разучились видеть. Его разум дрейфовал где-то очень далеко отсюда, в некоем сказочном мире, где киты плавали в облаках из жемчуга, прямо как в глупых песнях Эльпиники, что крутили по радио.

Зачем что-либо? Остановите часы! Её больше нет.

Аластор приметил бутылку ципуро возле окна. Она была здесь ещё вчера, когда они переспали вместе. Дважды (тепло её тела, мягкость её пальцев, приторность поцелуев). Та же бурда «Миф». Аластор взял бутылку и отвинтил крышку. Сделал глубокий глоток. Затем ещё один.

— Что, теперь ты не злишься на меня? — спросил он трехлапого пса, сел подле настила и поморщился, согнув правую ногу. — Ты же знаешь, что это был не я, так?

Пёс никак не отреагировал на человека. Он растянулся, положив чёрно-белую голову на передние лапы и, кажется, тихонько скорбел.

Аластор снова глотнул ципуро, желая, чтобы его свойства уже поскорее оказали хоть какое-то воздействие.

— Что, пёс? Вот так рушатся мечты, верно?

Гелиос вновь заскулил, но даже не взглянул на человека.

Аластор снова приложился к бутылке. В сердце роились хищные птицы, царапали своими крючковатыми когтями, кололи изогнутыми клювами. Трёхголовое чудовище выло так громко… ещё громче, чем заводы в Шумах.

— Чёрт! — бросил Аластор, когда почувствовал, как глаза наливаются слезами. — Дерьмовый ципуро!

Он занёс бутылку над настилом и пролил немного поверх кровавых пятен.

— Это тебе, Эхо… — прошептал он, почувствовав, как предательски дрогнул его собственный голос. Жидкость с траурным звуком закапала на мокрые от крови простыни. В этом участке алые пятна передёрнулись разводами и порозовели. — Кто это сделал, пёс? Почему ты не защитил её?

Трехлапый всё ещё не реагировал.

И почему она не завела себе нормальную собаку? Это чучело даже ребёнка напугать не сумеет.

— Пойдём отсюда, — сказал Аластор, подхватив собаку на руки. Бутылку ципуро он погрузил вглубь своего кармана, пса прижал к груди. Лишь тогда Гелиос безвольно зарычал, но затем рык сменился визгом, и он всё же присмирел. — Ты же понимаешь, что тут делать больше нечего, так? Так что давай без драм, пёс.

Аластор вышел из её дома, забрав Гелиоса с собой. Гелиос взвизгнул ещё раз лишь у порога, словно не желая покидать свою территорию. Попробовал завертеться и вырваться, но Аластор прижал его к себе ещё плотнее.

Он вошёл в свой дом, выпустил настороженного пса в коридоре, сам зашёл в комнату, не раздеваясь, включил приёмник, лёг на кровать и вынул ципуро из кармана. Начал пить. Пытался не думать ни о чём, но мысли роились вихрем в его замутнённом рассудке. И что теперь? Что ему делать? Найти ещё кого-то? Ещё одну шлюху, чтоб передать ей уже четыре миллиона талантов? По радио опять играли глупые песенки Эльпиники. Что-то там про спящую смерть.

Аластор выпил ещё. Сам не успел понять, как слёзы успели побежать по щекам. Запустил руки в карманы, хотел достать сигарет. Нащупал одну гранатовую ягоду, должно быть, случайно закатилась туда сегодня.

Царевне нужен герой,

Что сам шагнёт за край

И зарядит ружьё

Гранатом.

Трёхглавый зверь рванулся вперёд, пытаясь сорваться с цепи, пасть ощерена, глаза налиты кровью, пена капает с зубов.

Аластор подскочил, распахнул шкаф для одежды, внизу стоял старый сундук. Принялся открывать его, затем вскрыл второе дно. Именно там, в секретном отсеке, раньше лежал весь его арсенал. После «Чёртова Колеса» «Скиес» отобрал у него всё оружие, кроме револьвера «анфиз», просто на память. Без пуль он был бесполезен. Но остался у него ещё и кремнёвый пистолет «экивит», его Аластор получил в качестве подарка на десятый год своей службы в «Скиесе». Модель старая, скорее трофейная, он как-то раз пробовал сам стрелять из него, но лишь ради интереса. «Экивит» — «инициатор», не годился для боя, а Аластору не было нужды возиться с порохом, когда он имел столько отличных стрелковых пушек. Однако немного пороха в нём осталось… Крупная гранатовая ягода заняла своё место в стволе, заменив дробь. Он взвёл курок. Сладкий лязг стали. Открыл крышку полки, проверил наличие пороха. Кто знает, может, стал уже непригодным за эти годы? Но какая разница сейчас, если вместо пули он использует косточку? Вот бы Гектор посмеялся над тобой сейчас, — подумал он, но был слишком зол, чтобы остановиться.

Аластор приложил дуло к горлу, вертикально. Прямо через мозг. К чёрту деньги. К чёрту что-либо. «Скиес» и Гектора тоже к черту… Проглотил комок, подступавший к горлу. Так правильно.

Вдруг трехлапый пёс скромно просеменил по коридору и остановился у входа в комнату. Тихое постукивание когтей по полу стихло, грустные чёрные глаза устремились на человека.

— Ладно тебе, всё равно больше ничего не остаётся, — сказал Аластор собаке.

Пёс стоял у входа с потерянным видом и смотрел на человека. Аластор зажмурился, чтобы не видеть собаку с её грустными влажными глазами. Тут пёс принялся скулить. Так мерзко, так протяжно. Трёхголовый зверь тут же присоединился к нему.

Аластор убрал дуло от горла, направил на пса. Тот замер и замолк, глядя на человека.

Горячие слёзы бежали по щекам. Голова начинала кружиться, а зрение рассеивалось, должно быть, из-за ципуро.

Что теперь делать?

Аластор смотрел на собаку, положил палец на спусковой крючок. Затем выдохнул, отвёл револьвер, поднял глаза к потолку, вновь посмотрел на пса, снова наставил дуло.

— Да, ладно! Перестань, пес… так намного лучше, чем хромать всю свою жизнь. И намного лучше, чем остаться одному, верно? Мы с тобой одинаковые. Две хромые бешеные собаки.

Гелиос подошёл чуть поближе, так, что его нос оказался точно напротив дула. Затем наклонил голову и скромно лизнул Аластора в руку, что сжимала револьвер.

— Я многих убивал, пёс. Ты меня не разжалобишь, — прямо сказал ему человек.

… собак, правда, не убивал…

Гелиос вновь тихонько заскулил. Затем отодвинулся чуть в сторону, широко зевнул, почти завалился на бок и почесал единственной задней лапой горло.

Тут взгляд Аластора остановился на шее пса.

— У тебя разве был ошейник, Гелиос? — спросил он.

Пёс не ответил.

Аластор положил револьвер на крышку сундука. Нагнулся к собаке и принялся ощупывать тонкий ремешок, который висел у Гелиоса на шее. Вместо бубенчика или значка с адресом он вдруг увидел закреплённую маленькую женскую серёжку.

Эхо не носила украшений. У неё даже уши не были проколоты.

Но он точно помнил, кто носил.

— Машины гудели: дрох-рох-рох, платье девушки в горох, — пробормотал Аластор задумчиво, снимая серёжку с шеи пса.

Это было приглашение… и не от кого иначе, как от подражателя.

У меня появился подражатель, — подумал Аластор, услышав, как внутри него Цербер заурчал от этой фразы.

— Ладно, Гелиос… мы проверим гранат на меткость позднее… а пока соберёмся на бал.

Глава XIV. Пацифида

320–336 день после конца отсчёта

Прямо на крыше одного из самых высоких зданий Харибды — гостиницы «Резиденция» стоял огромный дирижабль. На желтоватой поверхности оболочки изящным шрифтом красовалась надпись: «Икар». Кабина, которая называлась гондолой, была рассчитана на проживание 6 человек в двух каютах, расположенных в задней части гондолы. В каждой каюте располагалась одна двуспальная кровать со вторым уровнем, где мог бы поместиться ещё один человек и индивидуальная уборная с душевой кабиной. В передней части, на носу находилось кабина пилота с пультом управления и приборной панелью. Вид отсюда открывался поистине захватывающий благодаря панорамному стеклу, так что радиус обзора был очень широкий. Небольшое техническое помещение находилось сразу за пультом. Средняя часть представляла собой импровизированную гостиную с мягкими кушетками вдоль правой стены, столом посередине и небольшой кухней слева. Помещение было невероятно уютным, и девушки незамедлительно придали ему ещё больше шарма, поставив там арфу.