До мазохизма... (СИ) - Гутовская Ирина. Страница 29
18.1
Маша
— Помогите!!! — закричала во весь голос, что есть силы. А глядя, как Мансур приближается, медленно сползла по стене вниз. Подогнула колени к груди. Обняла себя руками в защитном жесте и сжалась в комочек, пряча лицо.
Он присел рядом со мной на корточки. Ощутив его горячее частое дыхание, липнущее на кожу невидимыми слоями, передёрнуло от отвращения.
— Дегалаам… — опять повторил непонятное слово на чеченском языке, которым, видимо, меня называет. Ещё неизвестно, что оно означает? Вдруг что-то пошлое, оскорбительное?
И Мансур продолжил изводить… Прикоснулся к моим волосам, распустив собранный на затылке пучок — тяжёлыми локонами, влажными после бани, они рассыпались по спине.
— Твои волосы… такие мягкие и шелковистые… — он зарылся в них пальцами.
— Не трогайте… — слёзы потекли от творящейся несправедливости. Животный ужас сковал, я затряслась всем телом, а в памяти бесконтрольно безостановочно вспыхивают кадры изнасилований, вызывая панику. Если это случится, не переживу…
«Неужели, никто не поможет? Не услышит? Не спасёт?» — и Руслана нет рядом…
— Ты пахнешь мёдом и ванилью, — Мансур склонился надо мной, намотал прядь волос на руку и стал жадно обнюхивать, издавая при этом звериные дикие звуки наслаждения, от которых противно до тошноты, настолько, что выворачивает душу наизнанку и хочется выть… Такой униженной и грязной я не чувствовала себя никогда. Почему некоторые мужчины считают, будто им позволено всё?
— Как вы так можете? — прикрыв веки, беззвучно плачу. Меня колотит крупной дрожью, и совладать с этим состоянием, грозящим перерасти в истерику или даже нервный срыв, не могу.
«Хоть бы о жене и детях подумал, если на родного брата наплевать… остановился бы, пока не поздно…».
— А ты не сопротивляйся, — обхватив мой затылок, он потянул на себя за волосы, заставляя посмотреть на него.
— Отпустите… пожалуйста… — от слёз всё расплывается, пелена стоит перед глазами, а висящая одинокая лампа на потолке дополнительно ослепляет.
— Нет, хазйоI*… - протяжно произнёс Мансур, обрисовывая контуры моего лица (прим. красавица). — Разденься, покажи себя. Хочу увидеть и потрогать твоё тело. И, может быть, отпущу тебя потом.
Отрицательно помотала головой.
— Тогда я сам справлюсь, — он резко выпрямился во весь высокий рост, меня тоже дёрнул вверх за собой.
Попытался снять мою сорочку, но я увернулась, вцепившись в тонкую ткань, и получилось так, что он разорвал её точно по центру спины. Перехватила рваные края на груди, не позволяя обнажить себя полностью. Мансур зажал меня в углу своим мощным телом: целует шею, плечи, гладит бёдра, задирая подол сорочки, под которой ничего нет…
Сейчас он возбуждён и неуправляем…
«Руслан, спаси…» — понимаю, насколько глупо молить о помощи на расстоянии, только я в отчаянии. Больше отпор дать не смогу, сил бороться не осталось…
— Помогите!!! — вновь закричала, уже ни на что не надеясь.
В этот момент дверь бани с грохотом открылась, а внутрь влетели родители.
«Меня услышали! Хотя казалось: прошли долгие, мучительные, изнуряющие часы, а не считанные минуты пролетели» — испытав облегчение, слёзы хлынули с новой силой.
— Сын… — прошипел сквозь зубы отец. — Убери от неё руки, пока лично не отрубил их тебе…
И вроде не повысил голос, но сказал настолько угрожающе, что мурашки пробежали по коже от этого яростного звучания. Я даже не сразу обратила внимание, на кого именно направлена гневная эмоция. Главное: Мансур убрал свои ручищи — это всё, что волнует сейчас.
— Она сама себя предложила, — возразил в ответ он.
«Что за бред?».
— Нет! — я рухнула на пол, ударившись коленками, и зарыдала — обида вперемешку с болью вырвались на волю. Вдобавок, усталость навалилась и ядовитая тоска по любимому мужчине.
— Если ты видел женщину без платка — это ещё ничего не значит. Это не приглашение и не призыв! И то, что Маша — не мусульманка, тем более, не даёт тебе право вести себя так!
— Не жена она Руслану…
— А это никого не касается. Он твой старший брат — вот о чём помни. С тобой ещё поговорю. Позже, — неожиданно заступился отец, используя всю ту же грозную интонацию.
Потом подошёл ко мне, протянув раскрытую ладонь:
— Пойдём в дом, дочка, — сказал уже спокойно.
Я поднялась, приняв предложенную помощь и не забывая придерживать порванную сорочку. Амина, которая всё это время, молча, стояла и наблюдала в стороне, поспешила накинуть на мои плечи халат, а на голову — платок.
Родители довели до кровати. С трудом дошла: ноги не слушались — были слабыми, не гнулись и тряслись.
Упав лицом в подушку, старалась прийти в себя. И сначала вроде бы успокоилась… Но как только подумала, что чуть не стала жертвой насилия, да ещё здесь, где казалось бы была обещана защита и безопасность, меня накрыла очередная волна истерики.
— Помоги ей переодеться, — отец покинул комнату, оставив нас с Аминой наедине.
— Давай, милая, надо снять одежду, — она провела рукой по моей голове, поглаживая волосы.
Я послушно села, продолжая плакать. Все мысли о Руслане…
И тут в кармане её фартука, как по заказу, зазвонил телефон.
— Это сын… — смотрит растерянно и не торопится отвечать.
— Можно поговорить с ним? — вытерла слёзы, испытывая воодушевление.
— Он не должен узнать о произошедшем… А ещё лучше: пусть муж решает, как поступить…
18.2
Руслан
Не помню, как доехал до дома Константина… Сначала нужно выгрузить его пьяную тушу и только потом я могу быть свободен, чтоб поговорить с моей девочкой, без свидетелей. И, наконец, унять душевные терзания…
Поразительно… Нас обоих охватило тревожное чувство. С той лишь разницей, что для бывшего муженька это бред больного воспалённого сознания, пропитанного изрядной дозой алкоголя, помутнение рассудка на фоне утраты, горя и похорон, а для меня — реальность, и что-то внезапно пошло не так…
Как же бесит, что его ощущения вторят моим, словно настроен на единую волну с НЕЙ, чувствует ЕЁ на расстоянии, слышит голос, видит образы… Только не понимает происходящего, ссылаясь на запоздалые раскаяния и разъедающую вину — из-за чего постепенно сходит с ума, и хоть сомнений у него не осталось, смириться со смертью жены ему крайне сложно… Но теперь Маша — моя женщина! Одна мысль, что он испытывает всё это — вызывает жгучую ревность, которая ядом растекается по венам и травит разум…
Наверное, меня не ломало бы сейчас так сильно, не мучился бы так и не изводился, зная, что ОНА не просто с нетерпением ждёт моего возвращения, а любит, любит по-настоящему…
«Без неё всё теряет смысл… Любовь! Её любовь нужна, как солнце, воздух, вода и еда! Хочу, чтобы она принадлежала мне всецело: и телом, и душой!» — довольствоваться своими чувствами могу, готов, хотя этого мало. Их, конечно, хватит на двоих, только взаимность во всём — совсем другие эмоции…
И пусть Маша сказала, что хочет остаться со мной, всё равно боюсь потерять любимую, боюсь, когда-нибудь она уйдёт, стоит отрешиться от прошлого и забыть всё, связанное с бывшим мужем… Я верю ей, но гадкий червячок сомнений вылезает наружу, не даёт покоя, грызёт изнутри, подкидывая мрачных картин.
Ещё бы время и обстоятельства не работали против нас. Должен быть рядом с моей девочкой, окружить заботой и любовью, каждый день доказывая, чего достойна, а приходится торчать тут.
Душа ноет, не переставая — и это реальное физическое ощущение. Это невыносимо…
…Я помог Константину дойти до дивана. Он рухнул грузным мешком и уже через пять минут спал, с отменным храпом. Тем лучше. Не помешает и не услышит разговор.
А сам направился в комнату, временно выделенную для меня. И позвонил домой. Мама не ответила ни с первого, ни со второго, ни с третьего раза — это вдвойне показалось странным, добавляя гнетущих мыслей в общее обеспокоенное состояние. Да меня разрывает на части от нетерпения сорваться немедленно и бежать туда, где ОНА.