Карточные фокусы - Карташкин Анатолий Сергеевич. Страница 8
Зато Хабибянову старинная шулерская манипуляция явно пришлась по душе, так как литературный сын татарского еврея с японской родословной, с явной подачи автора, вовсю эксплуатирует все тот же тайный карточный экзерсис и не щадит даже собственного отпрыска, хотя и молодого, но уже вполне борзого:
«…Интендант ловко переместил от угла колоду сначала в левую, а после с левой в правую. Так же ловко отправил стос и, развернув колоду веером на столе, показал тридцать шесть тузов. Далее, резко свернув и проделав ту же самую процедуру, выложил тридцать шесть шестерок. И после этого, собрав и перемешав колоду, спросил:
– Ну что? Играть будем?» Однако зрачки отпрыска остаются на месте. Зато глаза, по-видимому, должны вылезти из орбит уже у читателей – так, вероятно запроектировал автор. И правильно запроектировал – именно такое со мной и произошло. Только не по причине употребления накладки, а в силу совершенно невероятного эффекта, вызванного по воле Хабибянова этим, довольно-таки скромным престидижигаторским ходом. А дальше – о, фантастика! – в процесс вмешалась ее величество Судьба. В июне 1996 года я приобрел «Ярмо» для жулика», только что появившееся в книжных магазинах, тотчас же прочитал от корки до корки, поразился легкости авторского пера, а уже в августе 1996 года неожиданно столкнулся с Хабибяновым в офисе московского издательского дома «Искатель»! И тут же, имея в виду второй процитированный эпизод, словами великого Станиславского выпалил: «Не верю!»
– А ты сам-то что-нибудь можешь? – задал Ильгиз встречный вопрос. И опять он мне понравился – профессионал, только уже в другом ракурсе.
Я достал колоду карт и продемонстрировал «Лифт» – трюк, в котором тузы один за другим «проходят» сквозь колоду, оказываясь то сверху, то снизу. Хабибянов ахнул:
– Вот это катала! Классно! Миллионер, небось?
«Катала», если перевести с криминального жаргона, означает «картежник». Не путать с карточным мошенником – шулером.
– Нет, я не катала, – твердо произнес я. – Поэтому и не миллионер. В карты не играл и не играю. Я только карточный фокусник.
Хабибянов на мгновение задумался, потом вытащил свою книгу, раскрыл ее и написал: «Анатолию на память. С уважением – от автора».
– У меня есть право на некоторую писательскую фантазию, – сказал он, подавая мне книгу и улыбаясь.
– Я так и понял, – кивнул я. – Но это еще не все. Чтобы руки не застывали, чтобы поддерживать наработанную технику, необходим постоянный тренаж – не меньше пары часов в день. А твой Илья-Интендант, помимо карточных занятий, параллельно прокручивает еще кучу уголовно-наказуемых дел и тем не менее остается непревзойденным шулером. Как ему удается такое – ведь в романе ни об одной репетиции даже не упоминается?
Ильгиз взглянул на меня с хитрецой и ничего не ответил. Вернемся к парадоксу. Престидижи-таторская техника современных шулеров, почерпнутая из «Ярма» для жулика», образует вторую, недостающую опору для выявления означенного ранее парадокса. Остается лишь сблизить обе базисные посылки и рассмотреть получившийся комплекс. Что же мы видим? Одно и то же обманное действие – в данном случае накладка – выполненное только руками, без всяких дополнительных технических средств, воздействует на воображение зрителей, разделенных почти столетием, совершенно одинаковым образом. Как те наблюдатели, так и другие испытывают практически адекватные потрясения. Вероятно, и Толстой с Куприным – тоже. Проникшись кистевым мастерством шулеров, они порознь, не сговариваясь, заставили своих героев применить этот впечатливший их прием. Полюбилась сия махи-наторская уловка и Хабибянову. После такого сопоставления вопрос «выходит, время не властно над эффектом от престидижитаторского исполнения?» всплывает сам собой.
Теперь можно сформулировать и сам парадокс – осмысленное пальцевое быстродействие, выполненное в соответствии с эстетическими законами пластической художественности, впечатляет зрителей вне зависимости от принадлежности их к тому или иному историческому периоду. Подобное, кстати говоря, относится и к пантомиме, и к балетному искусству – вспомните, с каким трепетом мы смотрим старые фильмы с участием Анны Павловой или Чарли Чаплина… Думаю, однако, что приведенная формулировка вовсе не закон: в противном случае была бы канонизирована пластика, не имеющая развития, а это не так – пластика непрерывно совершенствуется. Потому и не закон. Всего лишь подмеченная особенность.
Ну, и коли сей тезис выведен из манипуляций шулерских – тогда насколько он справедлив для благопристойных потомков криминального племени, для тех наследников, что принципиально закрепились по другую сторону границы правонарушений, для карточных фокусников?
В Европу карты пришли вместе с шулерами. Надо читать китайские трактаты в которых полно рассказов об отрубании рук…
В книге Скотта «Разоблачения Колдовства» 283 страницы, и только 22 (из них 4-е с рисунками) посвящены фокусам с картами: XIII книга (главы XXII по XXXIV). О фокусах в этой книге писал французский фокусник Джон Котарес, проживавший тогда в Лондоне.
Оба трюка Хабибянов взял из художественного фильма «Двойной капкан» Рижской киностудии 1985 года (вышел за 10 лет до написания романа).
Великий парадокс престидижитации, безусловно, относится и к карточным волшебникам. Наследственность есть наследственность.
Знаменитый в 50-60-е годы нашего века канадский чародей Дэй Верной за глубокие познания в искусстве удивлять был прозван коллегами Профессором. Не частый, надо сказать, случай в истории иллюзионизма. «Профессор», весьма тонко и грамотно оценивавший выступления собратьев по жанру, сам являлся приверженцем не запредельного хитроумия, а как ни странно, простоты. Он, в частности, утверждал, что сложный трюк обычно рождается из прихоти самого фокусника, дерзнувшего доказать свое превосходство над прочими волшебниками, живет не слишком долго и почти никогда не перенимается другими исполнителями чудес. Зато простой трюк становится популярным с головокружительной быстротой. В качестве примера простого трюка Дэй Вернон приводил свою собственную разработку – она состоялась неожиданно, в дни его ранней юности, во время встречи с другим всезнающим мэтром загадочности, доктором Брюсом Эллиоттом, замечательным английским карточным фокусником.
– Поначалу я и не собирался удивлять это светило, – улыбаясь, рассказывал потом Дэй Верной, – но маститый корифей заговорил о кризисе в карточных фокусах с таким апломбом, да еще с таким пренебрежением, что мне вдруг захотелось провести эту мировую знаменитость. Я подал Эллиотту колоду и предложил ее перетасовать.
Доктор нехотя перетасовал.
– Могу ли я полюбопытствовать? – спросил Верной и, взяв колоду в руки, развернул ее. После чего, произнося какие-то ничего не значащие фразы, тайно изъял из веера одну карту. Нижнюю.
– Хорошая тасовка, – Вернон возвратил колоду и продолжил: – Достаньте любую карту. И прошу вас, держите эту карту за спиной.
Эллиотт усмехнулся, завел руки с колодой за спину, вытащил одну карту, а колоду протянул Вернону:
– И что дальше? Вернон ощупал колоду и, перевернув ее вверх лицом, накрыл удерживаемой в ладони картой.
Лицо этой карты легло на лицевую сторону колоды. Эллиотт этого не заметил – колода, развернутая в веер, была обращена к нему крапом.
– Действительно, одной карты не хватает, – произнес Вернон. Эллиотт пожал плечами.
– Вложите вашу карту в колоду, – попросил Вернон. – Только, будьте любезны, опять за спиной. Чтобы я не видел. Эллиотт принял колоду и выполнил требуемое.
– Могу я попросить колоду еще раз? – спросил Верной. – Интересно, какую карту вы вынули…
– Знаете, мне тоже интересно, – саркастическим тоном промолвил Эллиотт, протягивая колоду.