Дорога в тысячу ли - Ли Мин Чжин. Страница 65

Ноа подумал, говорил ли его младший брат нечто подобное своим новым сотрудникам. Сам факт, что он собирается работать в салоне патинко, как и Мосасу, поразил Ноа.

— Можете приступать сегодня. Найдите Икеду-сан в соседнем кабинете. У него седые волосы. Делайте все, что он прикажет. Он мой главный бухгалтер. В течение месяца — испытательный срок. Если все будет хорошо, я назначу вам достойную зарплату.

— Спасибо, господин.

— Откуда вы?

— Кансай, — ответил Ноа.

— Да, я слышал. Где именно в Кансай?

— Киото.

— Чем занимаются ваши родители?

— Они мертвы, — ответил Ноа, надеясь положить конец этим вопросам.

— Да, вы сказали. Так что же они делали?

— Мой отец готовил удон в лавке.

— Да? — Такано выглядел озадаченным. — Человек из лапшичной отправляет сына в Васеда? В самом деле?

Ноа ничего не сказал, предпочитая показаться лжецом.

— Вы японец? Это правда?

— Да, господин, конечно, я японец.

— Хорошо, хорошо, ступайте. Вам все объяснит подробнее Икеда-сан.

В общежитии патинко-салона жило шестьдесят человек. В первую ночь Ноа досталась одна из самых маленьких комнат, которую он разделил с парнем, храпящим, как сломанный мотор. Потом началась рутина. Утром Ноа быстро умывался, вечерами мылся в общей бане, в столовой получал рис, скумбрию и чай. Он работал методично, и через некоторое время Икеда-сан сказал, что никогда не встречал такого толкового бухгалтера. Когда закончился испытательный месяц, Ноа получил постоянную работу.

Годы спустя Ноа узнал, что сразу понравился японскому владельцу салона. Тот распорядился, чтобы Такано выделил Ноа лучшую комнату и повышение в конце года, но не раньше, потому что слишком быстрый успех нового сотрудника может вызвать досаду других. Владелец подозревал, что Нобуо Бан был корейцем, но ничего не сказал, потому что считал, что это не имеет значения.

2

Осака, апрель 1965 года

За три года две беременности Юми закончились выкидышами, и теперь она снова ждала ребенка. Вопреки совету мужа она работала во время прежних периодов беременности. На этот раз ее начальница Тотояма-сан настаивала, чтобы Юми работала дома, но та отказалась.

Весенним вечером Юми завершала пошив партии галстуков-бабочек для униформы отеля, когда ощутила острую боль внизу живота. На этот раз Тотояма-сан не желала слышать возражений. Она послала за Мосасу, который немедленно отвез жену к известному японскому врачу в центр Осаки по рекомендации Тотоямы-сан, а не к обычному врачу Юми в районе Икайно.

— Все просто, у вас очень высокое кровяное давление. При этом женщины часто теряют ребенка, — спокойно сказал доктор.

Его кабинет недавно отремонтировали, и слабый запах краски еще ощущался. Все здесь было белым или сделанным из нержавеющей стали.

Юми ничего не сказала.

— Меня не слишком беспокоят прежние выкидыши. Это печально, но выкидыши раскрывают мудрость природы. Правильно, что вы не рожаете, когда это плохо для вашего здоровья. Но сейчас я не вижу опасности для ребенка — однако для вас ситуация может оказаться опасной. Поэтому всю оставшуюся часть беременности вы должны оставаться в постели.

— Но я должна работать. — Юми выглядела испуганной.

Доктор покачал головой.

— Юми-тян, — сказал Мосасу, — ты должна слушать доктора.

— Я могу работать меньше. Возвращаться домой рано, как настаивает Тотояма-сан.

— Боку-сан, мать может умереть от преэклампсии. Как ваш врач, я не могу позволить вам работать. Пациенты должны слушаться, иначе как я смогу вам помочь?

Знаменитый врач отвернулся от нее, делая вид, что просматривает бумаги на столе. Он записал для нее несколько советов о правильном питании, порекомендовал избегать конфет или слишком большого количества риса. Она не должна набирать большой вес, иначе ребенок будет крупным и естественные роды окажутся затруднительными или невозможными.

— Пожалуйста, звоните мне в любое удобное для вас время. Это важно. Нам нужно принимать меры предосторожности. Но будущая мать имеет право на плохое настроение и небольшие капризы. — Врач улыбнулся им обоим.

Мосасу кивнул, благодарный доктору и за мягкость манер, и за твердость в главном.

Когда пара вернулась домой, Юми легла, и темные волосы рассыпались по подушке. Мосасу сел рядом, скрестив ноги. Он не знал, что сделать для нее. Он никогда не видел, чтобы она плакала или жаловалась. Он знал, что Юми не хотела быть дома одна, не хотела пропускать занятия по английскому языку.

— Принести английские книги? — спросил он.

— Нет, — сказала она, не глядя на него. — Ты должен вернуться на работу, да? Все будет хорошо. Иди.

— Но я могу хоть что-нибудь для тебя сделать?

— Почему мы не можем отправиться в Америку? У нас там была бы хорошая жизнь.

— Ты помнишь, что сказал иммиграционный адвокат? Это почти невозможно.

— Пастор Мариман-сан мог бы нам помочь.

— Зачем ему это делать? Я не стану миссионером, и ты тоже. Ты даже не веришь в Бога. И что бы я делал в Америке? Разве смогу я там зарабатывать столько денег? Я рассчитываю, что ты подумаешь о нас двоих, а вскоре и о нас троих. — Он рассмеялся в надежде, что она тоже улыбнется. — Юми-тян, очень скоро я открою свой салон в Йокогаме, и если он будет успешным, я сделаю больше денег, чем двадцать выпускников колледжей. Тогда я смогу купить тебе все, что захочешь.

— Я сама умею зарабатывать.

— Да, я знаю. Знаю, что ты независимая. Но мне было бы приятно купить что-то для тебя. И тебе понравится Иокогама, это международный город. Там много американцев. Как только у нас будет ребенок, мы съездим туда, посмотрим, как там. Остановимся в прекрасном отеле. И тебе будет легче изучать английский. Ты сможешь пойти учиться, если захочешь. — Мосасу старался не думать о Ноа, который бросил Васеда и убежал без объяснения причин.

— Японцы нас не любят. Как будет жить наш ребенок? — спросила Юми.

— Дочь будет жить с нами. Ей будет хорошо.

Мосасу всегда считал, что их ребенок будет девочкой — такой, как Юми.

Мосасу погладил ее по лбу. Его темная рука выглядела огромной на этом маленьком бледном лбу. Иногда ее лицо было таким печальным, как у разочарованного ребенка. Но он любил ее в любом настроении. Хотя не понимал, что она надеется найти в Америке. Иногда он думал — может, Ноа тоже сбежал в Америку?

— Что еще ты хочешь, Юми-тян?

Она пожала плечами.

— Я не хочу оставаться дома, пока не родится ребенок. Я не люблю быть ленивой.

— Ты никогда не будешь лениться. Это невозможно! — Он засмеялся.

— Мосасу, я чувствую, как она двигается. Я не потеряю этого ребенка.

— Конечно, нет. Доктор сказал, что ребенок в порядке. Малышка-тян будет выглядеть точно как ты. Мы создадим для нее прекрасный дом. И ты станешь замечательной мамой.

Она улыбнулась, не веря ему, но желая, чтобы он оказался прав.

— Моя мать придет к тебе сегодня вечером.

Юми взволнованно взглянула на него.

— Тебе она нравится, дорогая?

— Да, — сказала Юми, и это было правдой.

Юми восхищалась свекровью, хотя они так и не сблизились. Сонджа не навязывалась, предпочитала молчать — и после исчезновения Ноа стала говорить еще реже. Когда Мосасу и Юми предложили ей и Чанджин перебраться в их дом, Сонджа отказалась, заявив, что молодой паре лучше жить без докучливых старушек.

— Я думала, она хочет остаться со своей матерью и тетей Кёнхи.

— Да, но она хочет нам помочь. Я не могу все время быть рядом. Бабушка останется с тетей Кёнхи, чтобы помочь с лавкой. А мама пока поживет у нас.

После двух недель постельного режима Юми стало казаться, что она сходит с ума. Мосасу купил ей телевизор, но она не интересовалась передачами, а изжога мешала ей читать. Запястья и лодыжки настолько отекали, что на них отпечатывались прикосновения пальцев. Сонджа взяла на себя все хлопоты по дому. Все сияло чистотой, в любой час ночи к приходу Мосасу был готов ужин.