Не друг (СИ) - Шугар Мия. Страница 5
— Может быть, тебе к врачу нужно? Давай съездим? — Его голос звучал неуверенно и я даже прикидывать не собиралась, сколько мужества ему понадобилось, чтобы предложить это.
Но все дело было в том, что я не хотела ни видеть Никиту, ни куда-то с ним ехать, ни даже разговаривать.
— Уходи. — Никита вскинул голову и с отчаянием посмотрел на меня, пытаясь улыбнуться, но эта жалкая попытка скрыть непонятно что от меня, не удалась. — Я серьезно, Никит. Просто уйди. И не бойся, в полицию я не пойду.
— Я не боюсь! Ты все не так поняла!
— Интересно, что тут можно понять не так? Ты практически изнасиловал меня или мне это показалось? Просто уходи и забудь о моем существовании.
Никита дернулся, как от удара током, сжал кулаки и побледнел, а что там с ним было дальше я досматривать не стала и прикрыла свинцовые веки.
Похоже, обезболивающее начало действовать.
До конца дня я больше не вставала с постели, балансируя в странном пограничном состоянии между сном и явью. Затуманенный мозг вяло отмечал, что Никита так и не ушел, а продолжал бродить по моей квартире, как по своей собственной. Судя по звукам, он поставил стирку, приготовил обед и занялся ремонтом двери в ванной, о чем свидетельствовали лязг инструментов и периодические чертыхания Никиты.
Солнце заливало комнату мягким предзакатным светом, по воздуху плыл аромат куриного бульона, в соседней комнате мужчина занимался ремонтом, и эта мирная домашняя обстановка напоминала бы обычный семейный вечер, если бы не одно большое жирное "НО". И, к сожалению, это самое "НО" не давало мне покоя ни на минуту. Кусачая боль возвращалась и терзала шею при каждом движении; переутомленные бесполезной борьбой мышцы звенели и грозили в любой момент скрутить руки и ноги судорогой, а присутствие рядом обидевшего меня мужчины нервировала настолько, что, в конце концов, я не выдержала — превозмогая боль сползла с кровати и, держась за стену, мелкими шагами пошла на звук ремонта.
— Да чтоб тебя! Зараза! — Никита неловко стукнул молотком себе по пальцу и выронил декоративную накладку замка. — Ничего не получается.
— Это потому что ты взял молоток для отбивания мяса. Строительным бы получилось, наверное.
Никита обернулся. И снова этот щенячий жалостливый взгляд, полный раскаяния и… нежности что-ли? Я скривилась и светло-карие глаза померкли, опустились к полу, а я, тщательно выверяя дистанцию, обошла сидящего на корточках Никиту, подошла к входной двери и открыла её нараспашку. Если парнишка не понимает слов, придется намекнуть прямо.
— Уходи.
От мамы я иногда слышала выражение "почернеть лицом", но никогда особо не задумывалась, что именно оно означает. Может грусть, а может испуг. Но сейчас, видя перед собой Никиту, я наконец-то поняла, что имела в виду мама, произнося эту фразу.
Никита будто окаменел, но не мягкими линиями благородного мрамора, а грубыми резкими рублеными формами гранита. Скулы, подбородок, нос — все стало острым на вид, словно с лица схлынули не только краски, но и кровь, наполняющая жизнью тело.
— Уходи, — повторила я, и каменная статуя работы древнего камнетеса, ожила.
Никита упруго поднялся и приблизился ко мне, твёрдыми шагами взбивая тишину квартиры и подъезда, и вселяя в меня дикий страх. Его лицо, выражение глаз, порывистые, но уверенные движения — все напоминало мне вчерашнего его, жёсткого и жестокого, и наводило дикий ужас.
Я шарахнулась в сторону, когда между нами осталось расстояние не больше метра. Ударилась плечом о гардеробный шкаф, но практически не заметила этой боли, вся одновременно горя и холодея от кошмарного предчувствия. Я не вынесу этого больше. Лучше бы он сразу меня убил и не мучил.
Никита захлопнул дверь, закрыл её на все три замка и повернулся, сверля меня злым взглядом, который, впрочем, секундой позднее смягчился.
— Не бойся меня, пожалуйста. Я не наврежу тебе, — Никита попытался подойти, но, внимательнее рассмотрев вжавшуюся в угол меня, передумал. — Но я не уйду.
— Я же могу вызвать полицию, — плачущим тоном пригрозила я. — Ты уже придумал, что скажешь маме?
Никита сжал кулаки и прикрыл глаза, всем своим видом показывая, как ему тяжело это слышать, и мне бы было его жаль. Например, неделю назад. Или позавчера. Да даже вчера утром мне было бы невыносимо видеть его таким, но только не сейчас. Сейчас я жалела себя и только себя.
— Мне все равно. — Я пропустила момент, когда Никита шагнул ближе, так близко, что я почувствовала его запах и сильнее вжалась в угол, отворачивая голову в сторону и стремясь оказаться хоть на миллиметр дальше от парня. — Понимаешь? Вызывай, кого хочешь, но уйти я не могу.
Высказавшись, он отступил, давая мне сделать глоток воздуха, но это помогло слабо. Сердце било мощным пульсом в уши и весь небольшой запас сил казался полностью исчерпанным. Я ничего не понимала и от этого хотелось рыдать, но я всё-таки спросила:
— Ну почему, Никита? Если тебя не пугает полиция, почему ты меня не оставишь в покое? Давай я тебе пообещаю, что никому об этом не расскажу и мы просто разойдемся в разные стороны?
Даже после произошедшего я не хотела видеть друга детства за решеткой, очень жалела его маму и в самом деле планировала попытаться все забыть и уехать в Москву.
Возможно мне потребуется много времени, чтобы избавиться от ужасных воспоминаний. Я даже могу посетить психолога. И, кажется, я уже не захочу приехать в этот город и никогда не решусь зайти в свою спальню. Но со временем я со всем справлюсь, если только Никита уйдет и перестанет вселять в меня вселенский ужас и отвращение к мужскому телу.
Но мои планы с его совершенно не совпадали.
— Настя.. — Никита протяжно вздохнул. — Я сам ничего не понимаю, но знаю одно — уйти я не могу. Меня что-то толкает к тебе, заставляет быть рядом. Как можно ближе. Во мне словно живут два разных человека. Один — это я, самый обычный, тот, которого ты хорошо знаешь. Но вот второй… Это кто-то страшный и я его сам боюсь. Он заставляет меня быть с тобой. И я ничего с этим не могу поделать. Он очень сильный, я не могу ему противостоять. От каждого твоего отказа или просьбы уйти он звереет и воет у меня в голове. И требует-требует-требует! Он прямо сейчас кричит, толкает меня к тебе, хочет, чтобы я унес тебя в постель и не выпускал оттуда.
Никита говорил взахлёб, выплескивал на меня все это, а я от шока не могла ничего сказать или спросить. Я даже соображала с трудом и единственная мысль, которая билась в голове, была о том, что мой друг сошел с ума.
— Настя, прошу тебя, поверь мне! Как бы я не хотел оставить тебя в покое — я не могу. Я попытаюсь разобраться с этим, но прошу, не выгоняй меня и не зли, пожалуйста.
Ничего себе просьба! Может его и похвалить ещё?
Никита же, воодушевленный моим молчанием, продолжал:
— Это началось лет в 15, может в 14. Голос в голове тогда был ненавязчивым, просил чаще видеться и раздражался, если возле тебя крутились другие пацаны. Но, чем старше мы становились, тем хуже я себя чувствовал. Брал тебя за руку и с трудом отпускал, сажал себе на колени в автобусе, — помнишь же? Часто так ездили, — и ненавидел приближающуюся остановку и момент выхода. Мне казалось, что ты необыкновенно пахнешь, хоть вы с Катькой при мне брызгались духами из одного флакона. Но Катька пахла обычно, а ты так, что мне хотелось.. — Никита поднял лицо к потолку и тяжело сглотнул. — Много чего хотелось, в общем. Я отвлекал себя, как мог, из спортзала практически выползал, но мысли о тебе не отпускали, а только прибывали. Когда ты уехала, я даже сначала вздохнул свободнее, но ничего не поменялось. Я все так же хотел тебя и с каждым днём всё сильнее. А когда ты позвонила и сказала, что приезжаешь… Да ещё и про жениха намекнула… — Никита подошёл к стене и прислонился к ней, уткнувшись лбом в синюю шелкографию. — Что-то лопнуло у меня в голове и этот второй я полностью вышел наружу. Теперь он управляет мной.