Любовь - Картер Анджела. Страница 21

Еще не понимая, как его тут примут, в квартиру просочился Базз — нервозность свою он маскировал жестами одновременно извилистыми и вялыми. Сначала он сощурился, чтобы украдкой оглядеть, как тут все переменилось; увидел комнату, похожую на детскую, где только что бесились, но убежали в школу: все загажено, переломано, мебель стоит как ни попадя, а в спальне отовсюду торчит нестиранное белье. Картиной он остался доволен.

— Привет, Алеша, — сказал он брату и уселся на пол у стены под своим обычным евклидовым углом. С братом он обменялся парой реплик — тот сидел за столом и проверял сочинения о различных аспектах современных международных отношений, — а затем они с Аннабель вновь пустились в бесконечную беседу молчаний и намеков, как будто она и не прерывалась вовсе. Аннабель была необычайно оживлена, время от времени посмеивалась, но свою новую улыбку на Баззе не пробовала — считала, что он сразу увидит ее насквозь. Они с Баззом закурили, и сквозь соринки, танцевавшие в воздухе, поплыл сладкий тяжелый аромат, что гармонично мешался с пропитавшим комнату густым запахом старой одежды.

Стало так тесно и жарко, что Ли стащил с себя рубашку. Базз сразу увидел татуировку и посмотрел на Аннабель с неприкрытым восхищением, и. они разразились презрительным хохотом; время от времени Базз продолжал с изумленной насмешкой поглядывать на отметину. Как-то раз, еще не признав разницы между своими действиями и тем, как брат на них реагирует, Ли вылечил Базза от одного истерического припадка знахарским способом: успокоил, зажав в объятиях, как это было между ними принято, и припечатав к половицам, в то время еще белым и голым, не придушенным драными лоскутными ковриками, как теперь. Аннабель сидела, нахохлившись, у огня и наблюдала, а когда Базз наконец уснул, подошла и легла рядом, дотянулась через его плечи до Ли и принялась печально ласкать его, затопив братьев каскадами своих прерафаэлитских волос. То был единственный раз, когда все трое провели ночь вместе.

— О господи, — в ужасе сказал себе Ли. — Неужели я тогда ошибся?

Но ему нестерпимо было думать, что она может желать их обоих, поскольку считает, что друг без друга они несовершенны. Он ревновал только к их общим секретикам, на которые они намекали каждым взглядом, и все равно ревность его была горька и унизительна — как та, что терзала Базза в те ночи, когда Ли и Аннабель впервые занимались любовью за тонкой перегородкой. Базз это знал и был счастлив. Ли продолжал с сердитым раздражением проверять тетради: теперь он понимал, что сам стал угрюмым третьим лишним; ведь в тот момент его брат и жена вполне могли бы уже счесть, что можно исключить его из своих умыслов. Однако умысел для того и плелся, чтобы исключить его, и потому он оставался — величиной отрицательной, но необходимой.

Близился вечер, и света в комнате становилось меньше и меньше. Ли закончил проверять работы, надел рубашку и начал собираться, поскольку худое лицо Базза становилось все более жестоким и злонамеренным, а тяжелый воздух дышал враждой. Но Базз и Аннабель тоже поднялись на ноги, словно бы сговорившись продлить пытку еще немного, и все вместе они выплыли наружу, в золотистый вечер. На улице Базз втерся между Ли и Аннабель, подчеркивая, как сильно он их разделяет. Но отпускать Ли они по-прежнему не желали.

— Мне нужно выпить, — резко сказал Ли.

К счастью, в баре уже собралась группа старых знакомых, поэтому троица смогла усесться среди них совсем как в прежние времена и какое-то время делать вид, что ничего не произошло. Там же сидела Каролина со своим новым возлюбленным — она увидела, как в бар входят братья Коллинзы и их жена. Ли она не видела с той ночи, когда Базз сломал ей нос. Она надеялась больше не видеть их никогда, этих слизней, за которыми тянулись склизкие следы их убогих страстей. Ли узнал ее и заметил, сколь нарочито она отказывается смотреть в его сторону; этому он обрадовался, потому как был не в настроении для новых осложнений.

В баре толпились мужчины и женщины, со многими он был знаком и когда-то не раз беседовал. Ли сидел за столиком с людьми, которые считали бы себя его друзьями, но общение предпочитали исключительно бесконтактное, будто это высшая форма человеческого взаимодействия: самозабвенно сплетничали, точно от этого зависела сама их жизнь, — а в нескольких футах от Ли находилась женщина, когда-то любившая его, да и теперь настолько встревоженная его присутствием, что отказывалась его признавать. Аннабель сидела, уставившись куда-то перед собой, очевидно, в состоянии просветленной безучастности; губы ее обмякли в неком подобии улыбки, и Ли вспомнил, как однажды он вернулся домой и застал ее в слезах, потому что его не было рядом. В самые первые дни их связи одно ее присутствие казалось ключом ко всем загадкам; теперь же загадкой была она сама. Из всей этой толпы с нею одной Ли хотелось поговорить, но он не мог найти для нее ни единого слова.

В ходе воодушевленной беседы, не выражавшей ничего, кроме общей потребности убить время, Базз протянул руку и ухватил прядь волос Аннабель. Это заметили все, но продолжали болтать с удвоенным оживлением. А она, не выказав ни малейшего удивления, повернулась к Баззу, и он притянул ее к себе за волосы и впился в нее долгим, долгим поцелуем. Затем оттолкнул стул и поднялся; Аннабель взяла его за руку, и они вышли из бара вместе. На улице они снова обнялись. Их слившийся силуэт мелькнул за стеклянной дверью и пропал.

Болтовня за столом резко стихла. Нарушение приличий произошло настолько резко, что никто не был к этому готов — просто не знали, как вообще можно залатать такую дыру в ткани повседневного поведения. Некоторые разновидности коллективного смущения достигают таких пароксизмов, что участникам нелегко преодолеть этот кризис и они опять впадают в длительный дискомфорт. Сидевшие вокруг заелозили по столу кружками и старательно отвели взгляды от, по-видимому, разъяренного мужа, который утратил лицо настолько, что совершенно перестал походить на того человека, которого . все помнили: губы его искривились в злой циничной ухмылке, а покрасневшие глаза зияли, как разверстые раны. Он с трудом поднялся, опрокинув стул.

— Не надо… — вцепилась ему в рукав какая-то женщина: Коллинзы были знамениты неукротимостью своих страстей. Ли вспомнил, как в чрезвычайных ситуациях его выручала ослепительная улыбка, и с немалым трудом изобразил ее и на этот раз.

— Все в порядке, киса, я ему ничего не сделаю, — вымолвил он со всем возможным самообладанием. Атмосфера начала разряжаться. Репутация братьев, способных на колоритное и бесстыдное поведение, сделала событие приемлемым — публичным признанием их тайных извращений, в которых их всегда подозревали друзья.

Ли пробрался меж переполненных столиков, по дороге кивая и улыбаясь знакомым; ему достаточно убедительно удалось напустить на себя беззаботный вид, но едва оказавшись на свежем воздухе, он привалился к стене и сполз на землю. Через некоторое время плечо его сжала чья-то рука — подошла та девушка, Каролина. Он не удивился при виде ее, но догадался, что она хочет его утешить. Выглядело подозрительно. Она присела рядом с ним на землю и какое-то время ничего не говорила. Прекрасный был вечер: небо темно-зеленое, в нем пара одиноких звездочек. Ли искоса взглянул на Каролину и с удовольствием отметил, что нос ее зажил идеально, не осталось даже шрама.

— Кошмарно они с тобой поступили, — сказала она. Каролина домыслила события в баре в соответствии с мотивами, которые приписывала Аннабель: она по-прежнему считала, что ту подстегивает жажда наказать и пристыдить Ли за связь с нею, — интерпретация совершенно естественная, хоть и абсолютно ошибочная. Мотивы Базза ее совсем не интересовали — она его почти не знала и была убеждена лишь в том, что он больной, а значит, и говорить не о чем и докапываться до причин его отклонений вовсе не надо. У Ли не было ни малейшего желания обсуждать с Каролиной похищение его жены братом. Он попробовал сменить тему. Откашлялся.