Цена измены. Вернуть жену (СИ) - Рябинина Юлия Валериевна. Страница 54
Мальчик приподнимается на локтях заглядывает мне в лицо, игнорируя шиканье Маргариты Валентиновны. Я ласково улыбнувшись, машу ему рукой и не дожидаясь от него реакции выхожу за дверь, тихо ее прикрываю за спиной. Сделав шаг опираюсь спиной о стену, закрыла глаза.
С тех пор как я оказалась в доме Германа, когда заболел Максим, прошла неделя. Предположения Германа о том, что у сына ОРВИ оказались верными. Мальчика в больницу забирать не стали. Оставили дома при условии, что в ближайшее время обратимся в поликлинику к педиатру, чтобы тот назначил адекватное лечение. Получив согласие в ответ, доктор начеркал на листе рекомендации и уехал. Герман в тот же день, напомнив о моем обещании помочь, распределил между мной и своей матерью обязательства по уходу за Максимом, еще раз указав тем самым родительнице, что в ближайшее время я останусь у них дома и никуда не уеду.
Маргарита Валентиновна, в штыки приняла решение о том что я тоже буду принимать участие в заботе о ее внуке и даже попыталась воспротивиться, но Герман был неумолим, и не только он. Максиму видимо тоже захотелось разнообразие в общении, поэтому он с радостью воспринял новость о том, что у него будет новая “нянька”.
В тот самый момент я не знала что мне делать. С одной стороны мне не хотелось конфликтов с матерью Германа, с другой: я боялась возвращаться в пустой огромный дом. Чуть позже я решила для себя, что если мне уж совсем станет невмоготу жить под одной крышей с Маргаритой Валентиновной, я уйду.
И вот, спустя неделю, стоя под дверью детской комнаты, я четко осознаю то, что с каждым днем мне все сложнее и сложнее принять решение, чтобы уйти.
За эту неделю я так привязалась к Максиму, что ни на секунду не хочу оставлять его без присмотра. Особенно после того, как Герману пришлось уехать сразу же на следующий день. Оказывается он вернулся домой лишь только для того, чтобы забрать меня из больницы, это признание тронуло меня до слез, до глубины души, затопило меня нежностью и признательностью до краев… И я поняла, что влюбилась в Германа по самые, что ни на есть, уши.
И возможно опекой над Максимом, я пытаюсь прогнать ту пустоту, которая поселилась в груди после расставания с Германом. Мужчина к которому у меня появились чувства оставил меня, но обещал вернуться. А пока, я полностью погрузилась в то, что проводила все свое свободное время с его сыном.
Как ни странно с Максим мы сразу же нашли общий язык. Не могу утверждать наверняка, но я вдруг в один момент поняла, что мальчику просто не хватало женской заботы… и я не говорю сейчас про заботу бабушки, Максиму не хватало матери. И это чувствовалось буквально в каждом его слове, в каждом его поступке.
Маргарита Валентиновна дико ревновала – это я чувствовала тоже.
– Ну, что караулишь? Заснул Максик, иди тоже спать, – неожиданно раздавшийся голос Маргариты сбоку заставляет встрепенуться. Тут же открываю глаза, смотрю на нее испуганно. – Чего таращишься?
Сморгнула. Отвела глаза. В последние дни, женщина стала невыносимо грубой и прямолинейной. Знаю, что в какой-то степени сама в этом виновата. Загостилась, но, Герман перед тем как уехать, просил дождаться его и не принимать необдуманные поступки. Только вот недоброжелательность со стороны Маргариты Валентиновны крепчала с каждым днем все ощутимее и уже дошло до прямых грубостей с ее стороны. Но вот только женщина немного просчиталась с тем, что думала, что я буду молчать. Опыт общения с подобными “ей” у меня имелся, поэтому за себя я могу постоять:
– Не таращусь, а смотрю и никого я не караулю, задумалась немного, – отвечаю спокойно ровно, без тени на грубость и негативные эмоции.
– Не переговаривай мои слова. От этого смысл не измениться. Не думала я, что у Ирины может быть такая беспринципная дочка, – выдает женщина, а у меня о ее слов, аж челюсть сводит. Вот значит как?!
– Маргарита Валентиновна, что вы хотите этим сказать?
– Да то, что я не дура и все понимаю. Решила своего ребенка зачатого в неудачном браке на моего Геру перекинуть? А вот не надо этого делать!
Меня пробивает натуральный озноб, сопровождающийся холодной испариной.
– Вы сейчас говорите глупости, Маргарита Валентиновна. Никому я ничего не хочу повесить, – качаю головой.
– Тогда делай аборт, раз решила остаться с моим сыном.
У меня все окаменело внутри. Это было выше моего понимания. Вроде адекватная снаружи женщина, вдруг оказывается сущим монстром изнутри.
– Я пожалуй пойду спать. Сделаю вид, что последних ваших слов не слышала, – скрипнув зубами, попыталась обойти женщину, но та встав у меня на пути и не думала пропускать.
– Ася, я сейчас вполне серьезно тебе говорю. Если срок позволяет избавься от ребенка делай аборт. Иначе … я вам жизни не дам. Хватит… я не хочу, чтобы моего сына держали за идиота. Второго раза я не потерплю…
Выплевывает она мне это в лицо и посторонив меня в сторону, тяжелой поступью направилась в столовую, оставив меня стоять в полном потрясении от услышанного.
Вдруг за спиной скрипнула дверь и:
– Ася, – сонный тихий-тихий, раздался голос Максима, – побудешь со мной? А то мне плохой сон приснился и теперь я боюсь засыпать.
Я медленно, не чувствуя под собой ног, поворачиваюсь к Максиму лицом. На моих губах уже приклеена улыбка, предназначенная обмануть мальчика. А в сердце горит невыносимая острая боль за него.
– Ну, раз я еще тут, то конечно побуду.
– Ася, – максим перехватывает мою руку своей пухлой ладошкой и тянет меня в спальню, – ты не обращай на бабушку внимание, она иногда бывает просто невыносимой, но я уже привык к ней. Не обижаюсь. И ты не обижайся. Папа приедет и заступиться за нас. Вот посмотришь. Бабушка его боится.
У меня душа рвется от его слов на части. Даже представлять не хочу, что могла эта женщина говорить мальчику, оставаясь с ним один на один, без свидетелей.
– Ну, теперь мы вдвоем. Мы справимся, – обнимаю Максимку за плечики и дойдя до кровати помогаю ему забраться под одеяло, целую в щеку, подсовываю уголки одеяла под него. – Спи, я буду рядышком.
– Ты мне нравишься, Ася. Хочу, чтобы ты осталась с нами. Ты добрая, и хорошая. И папе ты нравишься….
Максим бормочет что-то еще и еще, но уже не разборчиво, засыпает. А я же опустошенная, раздавленная, не знающая что делать и как теперь поступить сижу в кресле и просто тихо плачу, потому что на данный момент, я ничего другого сделать не могу.
Следующий день не заладился с самого утра.
Маргарита Валентиновна начала придираться к нам с Максимом уже за завтраком.
– Максим, доешь кашу, – потребовала женщина, на лету перехватывая запястье мальчика, тянущегося к кружке с какао.
– Ба, но я наелся, – поморщился Макс, отвернулся, когда женщина попыталась засунуть ему под нос одну ложку с недоеденной кашей. – Я не хочу, – отчеканил каждое слово. Атмосфера за столом стала накаляться. Я определила это по тому, как у Маргариты Валентиновны на лице появились красные пятна. Она еле сдерживала раздражение и гнев.
Решилась на то, чтобы вмешаться. Все-таки Максим только начинает оправляться после болезни, и думаю, что женщина сейчас очень неправильно поступает, заставляя его переедать. Это же ненужная нагрузка на детский ослабленный организм.
– Маргарита Валентиновна, – подаю голос и тут же улавливаю гневный взгляд. – Вам не кажется, что это лишнее? Потребность в пище у Максима сейчас невелика, потому что ребенок спокоен. И эта порция для него большая, зачем вы заставляете его доедать?
– А кто-то спрашивал твоего мнения, Ася? Не лезь туда, куда тебя не просят. Я сама со своим внуком разберусь. Ты тут живешь на правах няни. Помни это.
Немного высокомерно с долей презрения, произнесла женщина эти слова.
У меня от ее заявления аж перед глазами поплыли разноцветные круги. Ярость захлестнула с такой силой, что затмила разум.
– Бабушка! – в себя меня привел резкий оклик и громкий звук упавшего стула.
Мой взгляд прояснился и устремился в сторону Максима.