Вор весны (ЛП) - Макдональд Кетрин. Страница 38

— Отдохни немного, — коротко бросает она и возвращается к остальным.

Мы входим в его покои. Псы бросаются вперед, чтобы поприветствовать нас, и прыгают к нам, но он мягко их отталкивает.

— Тебе придется остаться здесь на ночь, — говорит он мне. — Если кто-то увидит, что у тебя здесь отдельная комната…

— Я знаю, — отвечаю ему. Я смотрю на его кровать с бархатным балдахином. она большая, но делить ее все равно очень интимно. Я сглатываю, глядя на него, будто ожидая, что решение волшебным образом появится само собой. — Здесь только одна кровать.

Он щелкает пальцами. Рядом появляется еще одна кровать поменьше.

— Нет, не одна, — говорит он, и стремительно заваливается на меня.

— Тебе следует поберечь свою магию. Мы могли просто ее разделить.

— Не хочу, чтобы тебе было некомфортно.

— Говорит парень весь в ранах.

— Я привык чувствовать себя некомфортно.

Я не знаю, что на это сказать, поэтому веду его к кровати и снимаю с него испорченные камзол и рубашку. Эметрия заживила большую часть ран, но он все еще обожжен. Я двигаюсь, чтобы пойти в ванную за водой и обмыть его, но он хватает меня за запястье.

— С тобой все в порядке? — спрашивает он.

— Немного потрясена, — признаюсь я. — Но не ранена.

— Ты не ушла. Почему ты не ушла?

— Другие нуждались в моей помощи.

Я не хотела оставлять тебя.

Он тихо фыркает, почти разочарованный.

— Это на тебя похоже.

Я бегу в ванную, наполняю миску с водой и хватаю чистое полотенце. К тому времени, как я возвращаюсь, Аид практически теряет сознание, но слегка приходит в себя, когда я прижимаю чистую ткань к нагару, стараясь не смотреть на резные мышцы его груди под повреждениями.

— Зера — твоя мать, — говорю я. — Не думаю, что ты рассказывал мне это.

— Не очень-то она похожа на мать.

— Думаешь, она это организовала?

— Не знаю. Я сказал это по большей части для того, чтобы запугать ее. Как думаешь, получилось? — он слегка улыбается, на выходит натянуто. — В целом, неплохое солнцестояние. Более занимательное, чем обычно. Время пролетело незаметно.

Я моргаю, уставившись на него.

— Я потрясена тем, что все это и вправда произошло.

— Я бывал на нескольких крайне скучных вечеринках, — он играет с кончиком моих волос, дергая за выбившийся локон. — Прости. За все, что произошло сегодня вечером.

— Ни в чем из этого не было твоей вины.

— Мне не нравится подвергать тебя опасности.

— Я не возражаю.

— Ты лжешь, не так ли?

— Полагаю, да.

Он вздыхает.

— Чаще всего, когда лжешь, ты делаешь это для того, чтобы помочь людям, и мир казался менее ужасным, — говорит он. — Поведай мне еще своей прекрасной лжи, Сефи, и позволь мне утонуть в ней.

Но у меня не выдается такой возможности — спустя несколько минут он засыпает.

Я заканчиваю его мыть, опустошаю миску, снимаю с него ботинки и натягиваю на него одеяло. Псы устраиваются рядом с ним. Мое очарование исчезло, и я снова оказалась в ночной рубашке, которая была на мне раньше.

Я перекатываюсь на другую кровать, стараясь не смотреть на медленное вздымание и опаданием его груди, на его скульптурный профиль и ореол темных волос на подушке.

Я стараюсь игнорировать сокрушительное чувство облегчения от того, что он в безопасности, что все мы в безопасности.

Я не ожидаю, что сон придет легко, но мои конечности тяжелеют, мысли слишком запутанны, чтобы на них зацикливаться, и все кричит об освобождении. Я медленно проваливаюсь вниз, в темноту.

18. Секреты и Кошмары

Кто-то стонет в темноте. На какое-то время я забываю, где нахожусь. Я чувствую себя в ловушке, застрявшей во сне, от которого не могу очнуться, и мне приходится бороться, чтобы выбраться из душной темноты. Я двигаю руками, будто карабкаясь вверх, ища, за что бы ухватиться.

— Нет, нет… Пожалуйста, не надо… Я не хочу…

— Аид?

Глаза привыкают к слабому свету, и я замечаю его, единственное движение в комнате, он бьется, стонет, как корабль, попавший в шторм. Его лоб покрыт испариной, и он вздрагивает, словно от боли. Псы скулят рядом с ним, толкая его в бок.

— Аид! — я вскакиваю на кровати, путаясь в покрывалах, и забираюсь на его огромный матрас. Я трясу его за плечи, но тяжесть не отпускает его, приковывая к кошмару. — Аид, проснись!

Он борется со мной, бормочет, кричит.

— Нет, нет, пожалуйста!

Я провожу руками по его торсу в поисках каких-либо повреждений. Но ничего не нахожу. Должна ли я позвать кого-нибудь? Но кого я могу позвать? Куда я пойду? Вместо этого я бью его по лицу.

— Луливер, проснись!

Его глаза распахиваются. Спустя несколько секунд после пробуждения он опрокидывает меня на матрас, придавливая мою грудь одной рукой, а другой выкручивая мои над головой. Его крылья расправлены, а глаза убийственно сверкают красным. Его зубы больше похожи на клыки.

Я должна бояться, и все же, несмотря на то, с какой силой напряжено его тело — рука на моей груди дрожит. Он не причиняет мне вреда. Он держит меня подальше от себя, словно я хищник, та, от кого он защищается. Его лицо внушает ужас. Но это не так. Он в ужасе и напуган.

— Аид, — шепчу я его имя, радуясь, что его рука прижата к моей груди, а не к горлу. — Луливер, это всего лишь я. Персефона. Все хорошо.

За считанные секунды его взгляд смягчается, вновь становясь золотым. Крылья складываются.

— Персефона, — говорит он, пробуя мое имя на языке и повторяя его, точно молитву. Он опускает руки и принимает сидячее положение, съежившись, словно раненное животное. Он не смотрит на меня. — Я…

— Со мной все в порядке, — я перекатываюсь на колени. — Как ты?

Он резко поднимает взгляд.

— Ты спрашиваешь меня, в порядке ли я…

— Конечно. Тебе приснился кошмар.