Вор весны (ЛП) - Макдональд Кетрин. Страница 76

— Тебе было шесть, почти семь. На тебе был розовый комбинезон с низом в горошек и вышитыми повсюду цветами. Я спотыкался на твоем имени, и ты сказала называть тебя Сефи. Ты дала мне свою шляпу, потому что боялась, что я получу солнечные ожоги. Но забыла забрать ее обратно, и я носил ее, пока она не разошлась по швам. Ты была самым прекрасным и милым человеком, которого я когда-либо встречал, и я плакал, когда Эметрия объяснила мне, что ты меня не помнишь.

Он делает паузу, и у меня тоже сжимается горло. Я помню этот комбинезон. Помню, как потеряла шляпу. Ненавижу, что не помню его.

— После того дня я жил ради первого мая, в ожидании, когда Эметрия возьмет меня с собой, чтобы увидеть тебя. Едва ли имело значение, что ты не помнишь меня, потому что каждый раз ты казалась добрее, чем в прошлый. Мое сердце разбилось, когда Эметрия сказала, что я больше не могу с тобой видеться, но она забыла взять с меня обещание, и я все равно возвращался. И ты тоже. Даже когда твой отец говорил, что ты слишком взрослая, ты возвращалась, и я осмелился поверить, что это потому, что в глубине души ты тоже хотела меня увидеть. Ты не помнила, почему тебе нужно было прийти, но знала, что это важно.

То же чувство терзает мое сердце и сейчас.

— Однажды я напросился проводить тебя домой, а потом иногда приходил и смотрел, как ты сидишь в саду на крыше, ухаживаешь за растениями и кормишь голубей, как какая-нибудь принцесса из сказки.

— Став старше, я понял, как это странно, как высоко я возвел тебя на пьедестал, сделал лучшей из всех людей. Я знал, что, должно быть, выдумал половину того, какой ты человек, и что, если я действительно влюблен в тебя, то влюблен и идею, фантазию, которую придумал, чтобы мне было не так одиноко. Затем, в позапрошлый Хэллоуин, я улизнул с празднования Самайна, чтобы посмотреть, смогу ли я тебя найти. Я увидел, как несколько гоблинов преследовали тебя, когда ты возвращалась домой. От тебя, должно быть, исходит какой-то интересный аромат. Я боролся с ними, но знал, что не смогу всегда быть рядом и защищать. Я купил амулет, который должен был защищать от чар; но не знал, что он работает только против чар. Я оставил его там, где, как я думал, ты его найдешь.

Кажется диким, безумным и сумасшедшим, что я ничего этого не помню.

— Ты позволил мне думать, что это моя мать мне его подарила.

— Я пытался вбить тебе в голову, что мы встретились случайно. Потому что думал, что кто-то или что-то хотело, чтобы ты пошла на это веселье. Увидев тебя там я… это было подобно смерти. Я знал, что должен вытащить тебя, что не мог позволить, чтобы тебя выбрали… Поэтому я обманом заставил тебя выпить вино и допросил других смертных, кто, по-моему, стал бы лучшей жертвой. Я все еще отчаянно надеялся, что Эметрия придумает хороший план, но времени было недостаточно… — он качает головой. — Я вытащил тебя. Вернул сюда. И был в ужасе. Был уверен, что ты возненавидишь меня, и нервничал, думая, что, может быть, обойдется. Боялся, что ты не оправдаешь моих ожиданий, когда мне так отчаянно нужно было верить, что в этом мире есть что-то настоящее и хорошее. Я воображал тебя смертной богиней, и теперь ты здесь, жива и… так же прекрасна, как я надеялся. Я любил тебя так же сильно, как то видение, которое, я был уверен, сам создал, и, несмотря ни на что… я, кажется, тоже тебе нравлюсь.

Он делает вдох, долгий и медленный. Нравится? Я даже не помню того времени, когда он мне просто нравился. Я наполовину сомневаюсь, что такое время вообще было.

Я все еще в замешательстве от своей матери, но он меня смущает гораздо меньше. Он всю мою жизнь был тайной константой, ангелом в тени. С каждой секундой я все больше в него влюбляюсь.

— И если с тобой что-нибудь случится, клянусь, я стану таким же монстром, каким пыталась сделать меня моя мать, потому что мое сердце умрет вместе с твоим.

— Аид…

— И я буду жить вечно, в то время как ты… кто знает, сколько времени тебе отведено? — он вздыхает. — Я ненавижу любить тебя. Иногда я думаю, что было бы намного легче до того, как я по-настоящему тебя узнал, легче перенести смерть мечты, чем смерть кого-то реального и настоящего, но… я бы не хотел ничего менять. Я бы еще больше возненавидел это, если б никогда не знал и не любил тебя.

Что-то стонет под обвалившейся грудой.

— Как думаешь, сколько у нас времени? — спрашиваю я его.

— Немного, — спешит он. — Совсем немного. Но, возможно, достаточно, чтобы обдумать запасной план.

Он смотрит на меня, мрак наконец рассеялся. Его глаза сверкают темным, отчаянным озорством.

— И каков он?

— Тебе не понравится.

30. Печать

— Нет. Нет, нет, нет. Ни за что. Я не пойду на это.

— Это лучший для тебя вариант…

— Для меня, да, может быть. Но для тебя?

Он моргает, будто не ожидал, что я об этом подумаю.

— Это лишь на тот случай, если мы не найдем другого выхода. Последний вариант.

— Это вообще сработает? Я наполовину смертная…

— Для этого в тебе достаточно от фэйки, я уверен.

Стук становится ближе.

— У нас мало времени. Сефи, пожалуйста. Если они схватят тебя, и мы этого не сделаем, ты знаешь, я сделаю все, чтобы спасти тебя. У меня не может быть иного выбора. И… и это касается не только нас. Судьба мира может зависеть от твоего согласия.

Я опускаю глаза, зная, что не могу отказаться.

— Ненавижу тебя за то, что заставляешь меня так поступать, — шепчу я, в горло словно впились осколки стекла. — Я так сильно тебя ненавижу, я…

Не уверена, кто двигается первым, я ли заползаю к нему на колени или он сгребает меня к себе. Мы оба кажемся такими же удивленными и отчаявшимися, когда наши губы встречаются, и мы целуемся так, словно весь мир полыхает огнем. Мы оба дрожим, и я боюсь остановиться, упасть в пустоту, что разверзнется подо мной без него. Он сжимает мою руку в своей, и я чувствую, как горит мое запястье, но продолжаю целовать, не заботясь ни о чем, кроме него.

Он разрывает поцелуй первым.

— Даже если ты ненавидишь меня, — тихо говорит он, поглаживая меня по щеке, — мое сердце принадлежит тебе; оно всегда было твоим. Делай с ним, что пожелаешь

Камни взрываются, разлетаясь по сторонам.

Он же знает, что на самом деле я не ненавижу его, правда?

Аид превращается во что-то иное; огромное, крылатое, покрытое перьями создание, клыкастое, красноглазое, крупнее, чем прежде. Он цепляется за пробивающуюся сквозь брешь руку великана, но другая рука хватает его за горло и отбрасывает в другой конец пещеры. Не обращая внимания на боль в ноге, я бегу, чтобы прикрыть его, но помещение наводняет дюжина пикси, вооруженных длс битвы. Я щелкая хлыстом, пытаясь сдержать их. Это никуда не годится. Их слишком много.