Мой первый роман про... (СИ) - "Чинара". Страница 19

И я так и не смог простить себе то, что поверил ей.

Когда я вернулся, ее уже не было, а двенадцатилетний мальчишка сидел со слезами на глазах у нашего дома и просил меня уничтожить злых людей его деревни, забравших не только у меня, но и у него, то единственно ценное, что было в жизни.

Одна из названных подруг увидела ее в лесу во время охоты и распространила слух о том, что Флоранс ведьма.

Это никак не укладывалось в голове… у нас был достаточный запас крови еще на месяц, и охотиться в одиночку она не любила…

Она была неопытна, но сильнее каждого жителя, и могла бы с легкостью переломить их хребет или убежать. Флоранс знала…

Из рассказа мальчика — она не сделала ничего из этого, не предприняла ни единой попытки защититься. Встретила всех радушно и просила подруг поверить в то, что она тоже человек. Не ведьма.

Они привязали ее к столбу и начали ждать рассвета. Мальчик пытался помочь, но его отшвырнули в сторону, и лишь тогда она кричала и молила не трогать ее единственного защитника.

— Она не боялась, — дрожащим голос рассказывал он. — Говорила мне, что ей не страшно и просила уйти и не смотреть… Но я остался… Остался, чтобы поддержать…. Она начала дрожать, когда солнце появилось. Сказала, это счастье снова увидеть солнце и просила Вам передать…просила передать не убивать людей в деревне. Она очень просила.

— А что бы сделал ты? — мир резко погас, замолк и превратился в кучку ненужного пепла.

— Не слушал бы ее просьбу.

Незапланированный визит сына удивил меня и по выражению его лица я сразу понял, что это не очередной его поиск смысла бытия.

— Эндрю. — произнес после короткого объятия. — Что-то случилось?

— Отец, я должен сказать тебе нечто странное.

— Удиви меня. — усмехнулся я, присаживаясь в свое кресло и рукой приглашая его сесть, напротив.

— Я вчера был на приеме в честь помолвки беты Северной стаи. Генри. Ты его знаешь.

— Тебя случайно покусали двуликие женщины, и ты боишься стать полукровкой?

— Шутки за триста… — закатил глаза сын. — Я видел девушку. — он встал достал из моего шкафа виски, разлил его по бокалам и, вернувшись, протянул мне один. — Она точь-в-точь похожа на Флоранс. Только волосы темные и пахнет иначе.

— Если пытаешься переплюнуть меня в остроумии, у тебя плохо получается. — гаркнул я ему в ответ.

— Лучше выпей.

— Так, ты не шутишь? — разом осушил бокал.

— Нет. Это, конечно, не она. Но, я подумал, ты захочешь знать…

— Я хочу видеть!

— Пап, — виновато произнес сын, — Есть некоторые нюансы…

— В жопу их…

— Она истинная альфы.

— В жопу, я же сказал.

— Они уже консумировали брак.

— Да плевать я хотел!

В кармане пиджака сына зазвонил телефон и он, нахмурившись, достал черный аппарат и поднес его к уху.

Через пару минут радостная новость сменилась гневом.

— Звонил Генри, просил помочь… — он протянул мне свой бокал. — Хоуп, девушка, которая похожа на Флоранс, пропала. И не оставила после себя никакого запаха. Альфа в бешенстве готов всех убивать.

— Не он один. — со звоном опустив второй бокал на стеклянный стол, я поднялся на ноги. — Поехали, Эндрю. Познакомишь меня со своими волосатыми друзьями.

— Пап, давай без этого, ладно?

Глава 19

Ответом гео-секса на мою трагедию о вампирской любви служит самая изощрённая пытка. Мучительная и открывающая двери в царство «заем горе шоколадом». И пытка эта именуется молчанием.

Римма Константиновна, в отличие от сына, пытает меня симфонией «ожидание» только на личных встречах, а свои правки или отзывы присылает глубокой ночью в тот же день либо с первыми петухами следующего утра. И там всегда оживлённо искрит: «знаки препинания почему гуляют?», «удали вторую главу, ненужный отросток», «очень недурственно», и эмоджинками она не брезгает. Лишний раз словами не разбрасывается, но компенсирует множественными смайлами с самой разной реакцией. Понять сочетание некоторых, как решить сложный ребус. А потом обрадовавшись узнать, что истина твоя и владелицы Эры никогда не жали друг другу руки. Но, несмотря на все это, ты получаешь важный для себя отклик. Иногда свежую булку, иногда чёрствый сухарик — но все же. Хоть что-то

Георгий же был суров и прекрасен… То есть, я хотела сказать — суров. От него не было не только хлебобулочных изделий, но и намеков на черточки или восклицательные знаки. Ни единого смайлика. Мне бы и в виде радушной фикалинки подошёл. Я бы тешила себя мыслью, что он, как Юлина мама, Антонина Петровна, принял их за шоколадное мороженное. Она несказанно порадовала родственников в прошлом году фразой: «И побольше вам в Новом Году сладостей!» — которая заканчивалась пятеркой улыбающихся какашунций. По рассказам Юли, доброту души ее матери смогли оценить не все получатели, и бедная тетя Тоня краснела каждый раз, как всплывала эта новогодняя история, успевшая, как это часто бывает, обрести новые детали и смайлики.

Проверила почту. Затем перешла во второй ящик, чей адрес не знала ни Римма Константиновна, ни бездушный Георгий. Но вдруг, думалось мне…но нет… «Крикну, а в ответ тишина» преследовала.

Почему он молчит? Не читал? Не понравилось? У него глаза кровоточат от текста? Скорую вызвали и сейчас врач склонился над посиневшим от ужаса телом и со знанием дела держит дефибриллятор, командуя: «разряд»?

Вопросы сыплются на устроившегося у меня на животе Мороженку, встречаются с его полным безразличием, отскакивают и грустно шмякаются на пол. Кот же переворачивается на левый бок и многозначительно указывает «чесать здесь».

А может… силюсь задать новый вопрос, но в его хозяйских глазах читается «меньше слов, больше дела, женщина. Гладь и ублажай.»

Когда через двадцать минут он, удовлетворившись процедурой, сладко потягивается и покидает мой живот, переоборудованный в массажный стол, я понимаю, что ждать больше нет смысла. Это со мной понимают часы, чья стрелка приближается к часу ночи. Вместо самобичевания могла бы понять — Георгий наверняка спит и скорее всего уже находится во второй стадии сна.

Соскребаю себя с матраса, пытаясь оживить онемевшие части тела, сопротивляюсь великой силе гравитации, особо присущей кроватям и удобными диванам с подушечками в нужных местах. И, наконец, приняв горизонтальное положение, которое пришло к нам с эволюцией, но и принесло проблем, направляюсь грустным зомби на кухню. Дохожу до холодильника и ощущаю пушистые поглаживания у ног — нет, Мороженка, извини, но деликатесный ужин часа три назад уже вышагивал в твой живот.

Сейчас моя очередь себя побаловать.

Открываю дверцу морозилки, выдвигаю среднее отделение, в нем отодвигаю в стороны зелёные пакетики с пёстрыми изображениями брокколи, а затем такой же с цветной капустой и нахожу его — заветное ведерко кремового цвета с нарисованным орешками и шоколадным мороженым. Не зря же я кота так назвала. В честь моей тайной слабости.

Сейчас ещё магическую ложку с надписью: «Воронеж» из шкафа достану … её мне подбросил в прошлой квартире домовой.

Первое желание — выкинуть. По итогу промыть всеми мыслимыми способами и подержать в санитайзерах, чтобы она неожиданно стала любимой.

Довольная добычей, возвращаюсь в спальню, ставлю ведерко с торчащим из него «воронежом» на поверхность прикроватной тумбочки. Ложусь на кровать, глубоко вздыхаю, на секунду прикрываю глаза…

В голове вспыхивает образ острых скул одного сурового вампира…

И звонит будильник. Никогда не смогу полюбить этот звук. И встать с первым его кличем тоже никогда не научусь…

Рука, как мой верный соратник, пытается нащупать убийцу сна и прекратить мои страдания… И когда находит, я понимаю, что это не будильник. Кто-то звонит…

Еле открывая глаза, с недоверием смотрю на экран.

Георгий.

Подозревая себя в помутнении сознания, я смахиваю зелёный кружок влево и, поднеся трубку к уху, еле выталкиваю из горла глухое: