Длань Одиночества (СИ) - Дитятин Николай Константинович. Страница 10

— По-твоему я должен отпуск взять, чтобы дождаться пока ты соизволишь явиться?! — проревел кошмар Никаса. — Бабочка на износ работала, чтобы уберечь тебя, инфантильный бездарь, от беды! Тебя могли убить дважды!

На правый рог село упомянутое насекомое. Она выглядела измотанной.

— Ей проще устроить землетрясение за тысячи километров отсюда, чем контролировать удачные обстоятельства для такого червя как ты!

Девел отпустил Никаса и выпустил пар из подрагивающих звериных ушей. Человек непроизвольно начал оседать, на подламывающихся ногах. Его взгляду открылась широкая грудь покрытая сусальным золотом. Оно местами отслаивалось, и тогда было видно просветы какой-то картины, написанной маслом. Можно было различить извивающиеся в наслаждении тела. Ниже шли лохмотья дорогих тканей, ржавые слитки драгоценных металлов и рубины, покрытые грязью. А вместе с тем карты, закрытые шкатулки и коробочки. Маленькие колеса. Они были оплетены щетинистой нитью, и висели на бедрах Девела как нечистая паутина человеческих стремлений. На ногах были штаны, сшитые из козлиного войлока. Никас посмотрел еще ниже, ожидая увидеть копыта. Копыт не было. Были женские ступни, в туфлях на высоких каблуках. Красных.

— Мне нужны мои таблетки, — сказал Никас, и сделал попытку отползти в сторону.

— Не нужны, — ровным вибрирующим голосом сказал Девел. — Смотри на меня. В меня верят миллионы людей. Разве могу я быть не настоящим?

Никас поморщился как шарпей и застонал, обхватив голову.

— Иди, умойся, — по-хозяйски распорядился Девел. — Потом можешь поесть, и мы отправимся в путь.

У Аркаса начиналась истерика. Он лежал на полу в беспомощной позе и слабо постанывал.

— Ну что ты будешь с ним делать, — утомленно проговорил Девел. — Как тебе вообще удалось стать жертвой? Ты ведь не подготовлен.

Аркас вдруг вскочил, раскорячившись как тарантул, и сиганул в коридор, ударившись плечом об косяк. Девел услышал, как журналист растянулся там на линолеуме. Он вышел и направился в малую комнату, вслед за стонами и тяжелым дыханием. Там его встретило вороненое дуло пистолета.

— Еще шаг и стреляю, — прошепелявил обезумевший Аркас. — Я уже убивал.

В следующую минуту журналист летел в ванну, набранную самой холодной водой, которую только можно представить. На поверхности плавали маленькие айсберги. Мужчина почувствовал себя на дне антарктического моря и вынырнул, вопя как новорожденный.

— Бодрит, правда? — спросил Девел, разламывая пистолет как крекер.

— Что ты такое? — прозвенел журналист, стараясь не разбиться как сосулька, когда выбирался из ванны. — Какого хрена тебе от меня надо?

— Ну вот. Теперь ты хотя бы осмысленно реагируешь.

Пока Никас уныло жарил яичницу, Девел раскладывал на столе какой-то невероятно сложный пасьянс. Он урчал и взрыкивал, располагая карты. Тасовал их, разбивая на стопки. Карт было так много, что они начали расползаться по кухне. Они трепетали и шелестели, перелетая с места на место.

— Ты уверен, что если я выпью таблетки, ничего не измениться?

— Я не исчезну, если ты об этом.

Никас пожал плечами и сыпанул на глазунью перца.

— Так что же ты такое?

— Когда к тебе обращаются как к вещи, это обижает.

— Хорошо, — Аркас двумя пальцами вытащил карту, заползшую ему за шиворот. На ней был изображен человек, распятый на колесе. Аркас выкинул ее с отвращением, как таракана. — Кто ты? У меня была одна маленькая шиза. Что-то вроде воображаемого друга. Ее мне было достаточно.

— Ты говоришь о своей лярве? — Девел щелкнул пальцами, и карты слетелись в какую-то точку позади Аркаса. — Я прогнал ее. Ты знаешь, это твое увлечение — медленно тебя убивало. Каждую ночь она высасывала твою жизненную силу. Лярвы — вероломные сущности, которые появляются из человеческих страданий. Они питаются теплом внутренней борьбы человека. Ты думал, что нашел какой-то доселе невиданный способ избежать одиночества, но на самом деле просто кормил большую энергетическую пиявку. Она не галлюцинация, не шиза, как ты это называешь. Она — существо из другого мира. Из моего мира.

Аркас снял с плиты сковороду и принялся, скрежеща вилкой, перекладывать свой завтрак в суповую чашку.

— Значит и ты — не галлюцинация?

Девел хохотнул. Аркас обернулся и обомлел. Пришелец подпирал потолок могучими плечами, едва помещаясь в своей половине кухни. Внутри него кипели молнии, дымчатые формы плыли, изменяясь. В нем зарождались и погибали миллионы миров. Триллиарды судеб обретали начало и находили конец под его пылающим сердцем из чистой веры, горящей как ядро вулканического мира.

— Твои глупые предположения, — загрохотал Девел, — твое безобразное поведение и образ жизни недостойный жертвы, намекают мне на то, что я снова встретил случайного человека. Это знак, не иначе. Никас Аркас, поклянись, что ты не знаешь, кто я, и не ведаешь, зачем пришел к тебе.

Журналиста почти раздавил этот грохочущий бас. Эхо, казалось, пронеслось по всему миру, поколебав облака и смутив океаны.

— Клянусь, я не знаю! Неужели по мне не видно?!

Девел медленно уменьшился, обретая знакомую форму вечного странника.

— Я не галлюцинация, дорогой Никас, — сказал он почти ласково. — Для тебя я слишком сложен. Приземленный человек не способен грезить тысячами миров. Он будет видеть то, что способен понять.

Это было обидно. Аркас не считал себя приземленным человеком.

— И призрак моего друга был реален? — спросил он тихо.

— Не в той же мере, что и я. Ты сам спровоцировал его появление. Вокруг меня реальность становится податливой. Ее плетение выбивается из рук объективности. Многие мысли становятся видимы. Особенно те, с которыми люди не в ладу… Ты ешь. Кушай. Остывает.

Мужчина вздрогнул, словно очнулся, и принялся за яичницу.

Пришелец сцепил длинные пальцы унизанные сросшимися перстнями, и положил на них подбородок.

— Случайный человек, не готовый к своей роли. Не знающий даже, кто я такой. Так слушай, я — посол Многомирья, заслуживший свое положение по праву оригинальности, избранный фантазией. Девел.

Никас поперхнулся.

— Разве не Дьявол?

— Мы говорим о злобной сущности, которая стремиться уничтожить мир?

— Ну да.

— Нет, это просто один из образов страсти, которая создала нас. Я появился вместе с первым напуганным человеком, а Дьявол, грань, — гораздо позже. Я не зло. Но хаос. Я не стремлюсь к уничтожению рода человеческого. Я повелитель неопределенности. И страха перед ней. Я несу неоднозначность, культивирую вопросы, сею сомнения. Нет лучшего генератора идей, чем озадаченный человек. И нет, порой, человека более опасного. Это понимали во все времена. Поэтому, мой образ стал ассоциироваться с растерянностью. Потом с бедой. С отчаяньем. Страхом. Страх — вот что составляет мою большую часть.

— А причем тут бабочка?

— Она самостоятельная часть моей сущности. Автономный модуль, в терминах технических. Она нужна, что бы часть меня была свободна, и сохранилась, если со мной… что-нибудь случится.

— Что, например? — удивился Аркас. — У тебя есть слабости?

Лицо Девела рассредоточилось.

— Когда-то давно я получил свой родовой образ — образ хозяина Неопределенности. Но со временем восприятие людей изменялось. Их понимание — искажалось. Негатив — копился. Неопределенность — вызывала у них ненависть. И желание нажиться на случайностях. Зарабатывать на простой удаче. Посмотри на эти гнусные сокровища, которые меня украшают. Одно растление. Все остальное, загадки, шифры, случайные числа — это мое истинное «я». Но Страх. У него нет атрибутов. Он незримо растет во мне как ядовитый плод. И однажды возьмет верх.

— Звучит жутко.

— Да, — согласился Девел безрадостно. — Мне приходиться считаться с человечеством.

Никас молча ел, стараясь не прикусить язык во второй раз. Удивительно, как простая яичница может подсобить в нелегком деле сохранения душевного равновесия. Никас вспомнил о гибкости мышления. Человек бывает такой окаменелостью, что царь-пушкой не возьмешь. Он просто игнорирует все необычное, что может с ним произойти. Писатели юмористического фентези часто упоминают, что чудес вокруг видимо-невидимо, однако у обывателя на глазах шоры повседневной скукоты. Он просто не хочет видеть, как в двух локтях от него пара гномиков тащит рафинад из сахарницы. Это чревато сопутствующей мозговой активностью.