Длань Одиночества (СИ) - Дитятин Николай Константинович. Страница 33

Приглядевшись, Никас заметил, что за стеклами окон, застыли полузакрытые зенки, со слипающимися веками.

Тем временем грянули фанфары. На мощенной осмием площади, перед грандиозной маской Концепции, толпились празднично одетые люди. Они ликовали, глядя на дрожащий от отрыжки замок и хвалили зеленый ноздреватый язык. У ворот встала гвардия, вооруженная автоматическими винтовками. Ударил салют, откуда-то выплыл пузатый цеппелин с мерцающим экраном. «Не дели малое», — неслось по экрану.

Никас нерешительно огляделся. Альфы нигде не было видно. На руках концепции было пусто: образы-рабочие испарились вместе с техникой и строительным мусором. Только у манжет еще топтался одинокий доходяга с мотком шелковых нитей.

Журналист почувствовал себя оскорбленным. Где-то он слышал, что с застигнутыми нарушителями суверенных границ, поступают куда решительнее. Попинав твид носком ботинка, он дошел до высокого ровного шва, и завалился у его подножия, скрестив руки на груди. На площади что-то декламировали. Наверное, опять про разумный аскетизм.

Через некоторое время мимо прополз доходяга с узлом. Альфы все не было.

На площади было шумно. Сколько не присматривался, Никас не мог точно сказать, что там происходит, но ощутил зависть. Собственно, он мог бы назвать это оргией, если бы ему позволили принять в процессе активное участие.

— Мерзость какая, — процедил он бессильно.

Через минуту его накрыла черная разделяющаяся тень. Журналиста окружили остроносые вертолеты, украшенные соболиным мехом.

Один из них быстро улетел, заложив крутой вираж.

Еще одна машина опустилась перед Аркасом. Тот, пригнувшись, наблюдал, как отворились квадратные заслонки и лязгнули пандусы. С них скатился лимузин обитый крокодиловой кожей. Он бесшумно проехал положенные несколько метров и остановился рядом с журналистом.

Двери распахнулись, и Никас отступил в сторону, с изумлением глядя на потоки желтоватой влаги, хлынувшей из салона. Нестерпимо запахло шампанским. Следом из салона показался образ в аквалангистском снаряжении поверх черного агрессивного костюма.

Он выплюнул дыхательную трубку.

— Никас Аркас?

Журналист непроизвольно оглянулся, чтобы удостовериться, что обращаются к нему.

— Никас Аркас, это вы? — повторил образ.

Где сейчас Альфа? Что делать? Признаться или молчать, как он рекомендовал? Как быстро закатывают в жир непрошенных гостей?

— Концепция желает видеть вас, — безразлично продолжал образ. — Подчинитесь. Ее гнев не пережить. Подчинитесь.

Θα είναι καταδικασμένη, - подумал Никас.

— Ну, пойдем.

Образ подвел его к открытой машине. Журналист, помедлив, залез в распахнутую дверь. Внутри отвратительно пахло густеющей сладостью. Никас уселся напротив вытянутого, слабо освещенного салона, почувствовав, как промокают штаны. На боковых сидениях холодели хризолитовые статуи, одетые в раскисшие фраки.

Образ закрыл дверь, оставшись снаружи.

— Господин Аркас? — спросил тихий шелестящий голос.

Он доносился из нефритовой ванны, смонтированной в центре салона. Говорящего не было видно.

— Это я.

— Вы жертва?

— Миссионер, — холодно поправил Никас.

— А, — усмехнулся голос. — Как интересно. В первый раз вижу, чтобы жертва говорила. Да еще и подыскивала удобные термины. Вы необычный пришелец.

— Так говорят.

Ванна удовлетворенно застрекотала.

Машина, тем временем, мягко двинулась с места и сделала поворот, вернулась в грузовой отсек вертолета.

— Что у вас с этим паяцем? — осведомилась ванна, когда втянулись пандусы и лязгнули затворки. — Он ваш проводник?

— Кто, Альфа?

— Так он себя называет, дерзкая козявка.

— Он объясняет мне, как устроено Многомирье.

На этот раз собеседник откровенно расхохотался, треща и посвистывая.

— Он смеет брать на себя такую ответственность? Обсуждать химию и физику нашего великолепного мироздания? Да, он дерзок.

— С кем я говорю? — не выдержал журналист.

Он поднялся, отодрав прилипшие штаны, и медленно пошел вперед, поглядывая на статуи. Они были покрыты извилистыми дорожками и отверстиями, в которых тихонько шуршали паразиты.

Приблизившись к ванне, он осторожно заглянул внутрь.

Там никого не было. Только засохшая пена на дне. И маленький слепень, сидящий на внутренней стенке. У журналиста появилось дурное ощущение ночного кошмара.

— Я, главным образом, обитаю снаружи, господин Аркас.

Никас вернулся назад и выглянул в окно. Внутри вертолета была кромешная тьма. Журналист слышал только странные постукивания и тяжелый гул. Что-то ударилось в стекло. Это был крупный овод с желтым ссохшимся брюхом. За ним приземлился второй. Через минуту они полностью застили все окна, роясь и вздрагивая.

— Что ты такое?

— Я - дворецкий, если хотите, — отозвался голос. — Смиренная сущность синонимичная Хранителю Малого. Встречаю вас у врат. Как вам показалась дорога до нашего славного царства? Говорят, Девел сдался. Это правда?

— Где Альфа? — спросил Никас, чувствуя, что теперь нужно следить за разговором.

— Где-то поблизости, — скупо просвистел «дворецкий».

— Что с ним?

— Ему позволили насладиться праздником. Так что, если я хорошо его знаю, — а я знаю его лучше вас, господин Аркас, — он развлекается. Вы думали, что его кто-то удерживает? Альфа здесь никому не нужен. Хранитель Малого хочет видеть человека, а не этого фигляра.

— Без него я говорить не буду, — отрезал Никас. — Отведите меня к нему или дайте найти самостоятельно.

— Вы даете мне указания?

Слепни заметно надавили на стекла. Те опасно затрещали.

— И учтите, — добавил журналист поспешно, — я знаю, что неуязвим. Поэтому не надо меня пугать.

Да, подумал он отчаянно, вот теперь дурака можно свалять всего один раз. Ни черта я не знаю. Здесь ничего не слышно, кроме этого проклятого жужжания. Зачем ему знать, что случилось с Девелом? Что его падение может значить для них? Есть ли сущности дело до планов Одиночества? Альфа, клеше затертое, мог бы дать инструкцию подробнее. Ведь знал же, гад, что меня могут захватить.

— Господин Аркас, — снисходительно заговорил рой, — я всего лишь встречающий. Если Хранителю Малого будет угодно пытать вас ужасом, то я не буду иметь к этому никакого отношения. Вас смущает мое любопытство? Тогда просто не отвечайте.

Журналист откинулся на спинку сиденья, позабыв, что оно липкое. Ему хотелось изо всех сил хватить себя кулаком в лоб.

— Не волнуйтесь, — прогудел рой. — Мне нужно удостовериться, что вы тот, за кого себя выдаете. То, что вы так охотно со мной разговариваете, очень нехарактерно для жертвы. Кроме того, ваш внешний вид обезоруживает и заставляет задуматься: не обман ли это… Вы не отвечаете, что случилось с Девелом. Может быть, вы этого просто не знаете? Может быть, — машина задребезжала, — вы провокация Позитивной Ложи?

Стекла лопнули. Рой проник внутрь. Никас даже не успел закричать от страха, слепни облепили его как глина. Они пытались кусать его, ползали, царапая кожу лапками, и злобно жужжали от голода.

— Ошибки быть не может, — прошептал рой прямо в его уши. — Вы человек. Материальная плоть. Хранитель Малого будет рад поговорить с настоящей жертвой… Миссионером, господин Аркас. Прошу прощения.

Слепни разлетелись. Никас скрючился от страха. Сердце бешено колотилось. Нечем было дышать.

Когда машина покинула грузовой отсек, Никас готов был молчать как тысяча партизан. Автомобиль окружили блестящие от масел фигуры. Никас, не в силах больше находиться взаперти, надавил на дверцу и выскочил наружу. Образы тряслись в экстазе и опадали, карабкались на пирамиды. Они были составлены из прозрачных дисков, на которых роскошная мебель трещала под клубками сцепившихся тел. Сверху тонкими струями лился газированный мед.

Не оборачиваясь, журналист прорывался, сам не зная куда, сквозь пирующую массу, поминутно спотыкаясь о лежащие тела, столы, бордюры и края пенящихся фонтанов. Его хотели куда-то увлечь, совали в рот деликатесы и недвусмысленно хватали за мужские регалии. Но он, как одержимый, рвался вперед, пытаясь найти свободный участок.