Отступники (СИ) - Шувалов Антон. Страница 29

— Что это? — Олечуч присел рядом. — Человеческая кровь? Как она прекрасна. — Он залюбовался. На его плече я заметил наживленное на шип запястье монстра, взятое как трофей.

— Правда же скверная рана? — повернулся к нему Рем.

— Очень хорошо получилось, — прохрипел Олечуч. — Это красиво. Когда человек так умирает.

— Держу пари, что заражение уже пошло, — безнадежно покачал головой Рем. — Видал я такие дыры, они опасней удара ножом в брюхо. Там хоть понятно, что сейчас помрешь. А тут… То ли через час окочуриться, то ли через минуту. Может день протянет.

— Ну, хватит вам! — воскликнул я нервно.

Олечуч сипло захохотал. Так, наверное, хохочет чума, разгоняя свое тлетворное поветрие по городам и странам.

Рем мазнул по ране какой-то зеленоватой мазью, — у меня глаза завернулись внутрь черепа, — и замотал почти чистым бинтом.

— Жить будешь, — сказал он злорадно щерясь. — Эти несколько грамм своего мяса посвяти Первому.

— Я бы предпочел поставить свечку, — проворчал я, поднимаясь. — Эй, Олечуч! Ты убил его! Да?

— Да. Я убил.

— Кретин соломенный!

— Что?

— Кре-тин со-ло-мен-ный!

Олечуч посмотрел на Рема, как бы прося у него объяснения. Сухолюд пожал плечами.

— Знаешь, что ты наделал? Змей бы тебя подрал.

Олечуч молчал.

— В этой башне все взаимосвязано! — проговорил я отчаянно. — Неужели первый этаж вас ничему не научил? Там были во-о-от такие мелкие вошки, но нам пришлось сорок раз пройтись туда и обратно, чтобы заслужить возможность действительно миновать их. И что теперь? Ты же его на куски распилил соломенный мясник!

Манекен не шевельнулся.

— Он был огромен, — добавил я. — И вызовет такой же резонанс.

Под забралом раздалось ворчание, словно где-то далеко грызлась свора собак.

— А, змей с ним, сам же и виноват, что не предупредил. Ладно, Олечуч, не бери в голову. Просто теперь нам нужно держать ухо востро и посматривать назад. И, знаешь что? Ты неплохо сработал. Ты всякого верно, навидался, будучи обычным чучелом?

— В совершенстве я заучил только один стиль боя, — откликнулся Олечуч. — Он называется «бей». Очень эффективно. Кия!

Рем довольно гоготнул.

Далее мы решили не расходиться, и принялись вместе прочесывать второй этаж в поисках лестницы. Рем осведомился, почему у меня, женоподобного умника родом из Мягкоперинии, нет карты, раз уж я такой ошеломительно умный. Я объяснил ему, что проект башни был настолько секретным, что схем планировки не сохранилось. Возможно даже, что они существовали лишь в уме архитектора. Потом Олечуч потребовал рассказать ему всю предысторию башни и раскрыть ее мифологию. Ужав все прочитанные мной исторические талмуды до размеров затянутой байки про злого колдуна и доброго властелина, я сделал и это.

Так, за увлекательными беседами, мы обнаружили нашу «лестницу».

Платформа подъемника была широкой, рассчитанной на несколько десятков спасающихся гвардейцев и напоминала корзинку с двухметровыми железными стенами, довольно тонкими, чтобы не создавать лишний балласт. Пол был сколочен из легкой и прочной древесины, обитой стальными полосами. Впрочем, говоря «легкой и прочной» я лишь цитировал строителей, которые работали здесь больше трехсот нерестов назад. В действительности же платформа изрядно прогнила, и доски сварливо трещали под ногами. Вся эта конструкция относительно легко перенесла облучение, если не считать светящихся пузырей и колыхающихся колосков какого-то странного растения.

— Да, — сказал я, осторожно перемещаясь по щелкающим перекладинам. — Тут уж точно обошлось без маггии. Не знаю даже, к счастью или… Эй, Олечуч, потяни-ка тот рычаг.

Некоторое время ничего не происходило, но потом за стенами послышался тихий шелест, словно струи песка сеялись вниз.

— Ага, — сказал я. — Начал наполнятся противовес. Все на борт.

Олечуч зашел на платформу и тут же провалился по щиколотку в крякнувшую от ужаса древесину.

— Держись ближе к бортам, — предупредил я.

Рем удобно устроился в углу, присев на вещмешок. Запыхтел трубкой.

Потом, откуда ни возьмись, прискакал Проглот. Он принялся возбужденно хлопать пастью и негромко булькать, словно жалуясь на что-то.

— Что это с ним? — пыхнул Рем. — Будто приведение увидал.

— Скорей уж что-то, что не влезло ему в пасть, — усмехнулся я, почесав вспотевшие бока.

Собственно, я действительно сопрел, и только сейчас обратил внимание на то, что воздух становиться горячим, спертым, а из лабиринта накатывают волны тепла, словно кто-то открывает и закрывает пасть огромной домны.

— Что-то, jaram, жарковато становиться, — завозился Рем.

— Ты тоже заметил? — спросил я.

— Заметил? — переспросил Рем, расстегивая сюртук. — Конечно, раз уж с меня течет в три ручья! Как на старой доброй Менаде.

— Тихо! — сказал Олечуч привычным тоном. — Слышите?

Я честно прислушался, высунув голову наружу. Рем прочистил ухо мизинцем и тоже насторожился как охотничий пес. Сначала я слышал только, как сопит Рем, да еще что-то шумно переваривал Проглот. Понимание пришло с новой волной сухости; что-то потрескивало там вдалеке, среди пересечений камня. Потрескивало, вздыхало, словно занималось пламя лесного пожара… И тут я увидел его: огромный язык кроваво-красного пламени взметнулся над стенами лабиринта, ничего не осветив, будто взметнулся не огонь, а шелковый парус. Он истончился, рванулся прямо вверх и исчез, но потом, — я снова облился потом, но на этот раз не из-за жары, — пролетел обратно и упал где-то в лабиринте.

— Кости Первого! — прошептал я, еле ворочая разбухшим языком.

Олечуч, не мешкая, взялся за края дверной перегородки и несколькими рывками поставил ее на место, закрыв вход на платформу. Потом заскрежетал засовом.

— Правильно, — сказал я, маленькими глоточками опустошая свою флягу. — Змеева пыль. Видал, Рем?

— Ага, jaram blos! — прогундосил сухолюд сквозь намотанную повязку.

— Оно идет, — гипнотически прошептал Олечуч. — Оно велико!

— Кости Первого! — воскликнул Рем, глядя на цепи подъемника. — Почему мы до сих пор не поднимаемся?!

— Песочные сифоны забило за столько нерестов, — отрывисто сказал я. — Ну, точно. Слышишь, еле сыплется. Но вроде бы поток крепнет. Гляди, цепи уже натянулись.

Рем посмотрел на меня глазами полными искреннего пожелания скорой смерти от перелома задницы. И его можно было понять. Да, цепи натянулись… Но только две с правой стороны. Похоже, лишь половина сифонов прочистилась, и противовес наполнялся неравномерно.

Я снова выглянул в бойницу. На мгновенье мне показалось, что из коридора, переливаясь через стены, бурля и посвистывая, на нас неотвратимо катиться какая-то густая жидкость, вроде засахарившегося меда. Присмотревшись, я убедился, что это ползли сорвавшиеся со стен надписи. Бесконечный поток злобных, постоянно переговаривающихся букв. Они менялись местами, выкрикивая оскорбления и угрозы.

Вдруг снаружи кто-то постучал к нам в кабинку.

— Эй, есть там кто? — произнес потусторонний голос.

— А кто спрашивает? — спросил я замирающим голосом.

— Ну… Я не помню своего имени, — словно извиняясь, пробормотал голос. — Оно не имеет значения. Я лишь хотел поблагодарить того господина в черных латах. Если б не он, я просто раскромсал бы вас на части и продолжил угрюмо слоняться здесь. Это не тот образ жизни, который одобрила бы Кэс.

Рем одобрительно взглянул на Олечуча и толкнул меня плечом в бедро.

— Вот видишь?

— Убийца, — сказал вдруг Олечуч. — Проваливай, убийца.

— Теперь я могу уйти, — продолжал голос. — Я обещал Кэс вернуться, но, по-моему, сильно опаздываю. Надеюсь, она не будет сердиться. Наш парнишка, наверное, уже пасет коз…

Голос замолчал. Мне показалось, что призрак ушел, но тут он заговорил снова:

— Чуть не забыл. Сам я испытываю к вам только бескрайнюю благодарность. Но вот мои слова… Вы понимаете, я был очень зол, когда писал все это. Перечитываю и ужасаюсь: каким я был злобным дураком. И, что самое обидное, ничего уже не сотрешь. Вы знаете, но скорее всего мои слова убьют вас. Если вы, конечно, не поторопитесь. Спасибо еще раз. И прощайте.