Первая любовь (СИ) - Князева Мари. Страница 23

— Вообще-то, я всегда ношу с собой орехи. Но если нет, то могу и поголодать — это очень полезно.

— А если долго?

Дина тихонько, мелодично рассмеялась:

— Ты хочешь спросить, стану ли я есть творог под страхом голодной смерти? Конечно, да, но как правило она мне не грозит.

— Но как можно жить на таком скудном рационе? Это же так мало калорий…

— Это заблуждение. Но чтобы его преодолеть, нужно приложить усилия. Когда-то я питалась традиционной татарской кухней, и переходить на праническую пищу было непросто. Зато теперь я всегда чувствую себя хорошо и полна энергии.

— И у тебя нет приступов слабости, ты можешь много ходить и…

— Заниматься йогой по пять часов в день, — подтвердила она.

— Серьезно?!

— Да. Я веду две группы в йога-центре в городе и еще даю частные уроки, у меня много учеников, поэтому иногда объем доходит до такого. Переношу легко. Наоборот, я чувствовала себя намного более усталой, когда питалась жирной животной пищей.

Я удивленно покачала головой и всерьез задумалась. У меня не было причин не доверять Дине, но до сих пор в моей картине мира не существовало таких изумительных фактов.

Глава 11. Сюрприз

Я не успела поговорить с Диной про Дениса: только открыла рот — и сразу услышала приветствие своего лучшего друга, совсем рядом. Распахнула глаза.

— Так вот, как вы йогой занимаетесь! — с насмешливой, но счастливой улыбкой сказал парень, разглядывая наши расслабленные позы.

— Не без этого, — улыбнулась ему в ответ Дина, садясь на коврике. — Здравствуй, Глеб. Ты пришел забрать у меня Машеньку?

— Именно. Побуду сегодня для нее медведем, который похитил себе девочку и не отпускает…

— Только не ешь! — засмеялась Дина.

— Ничего не могу обещать!

— Дина, — обратилась я к ней, прежде чем последовать за своим другом, — можно, я еще забегу к тебе сегодня во второй половине дня? Мне нужно с тобой поговорить кое о чем важном.

— Конечно. Буду очень рада. Приходи, я всегда дома.

Мы обнялись, и я осторожно поцеловала ее в щечку.

— И мне! Мне тоже объятий и поцелуев! — потребовал Глеб, притягивая меня к себе за руку. Он буквально светился довольством, уверенный, что имеет право на мои нежности. Такой контраст со вчерашним унынием… Мне не хотелось разрушать это его солнечное настроение, и все же было неловко обниматься посреди улицы.

— Глебушка, но ведь мы тут у всех на виду!

— И что?

— Люди на селе начнут болтать про нас всякое…

— И пусть болтают.

— Тебе пусть, а мама расстроится…

Он мгновенно помрачнел:

— Она считает, что я тебя недостоин?

— Господи, какие глупости! Недостоин чего? Моей дружбы?

— Тогда в чем дело?

— Она считает, что я еще слишком маленькая для… того, чтобы… — я запнулась и покраснела.

— Ладно, — вздохнул он и потянул меня дальше. — Потом обнимешь, возле дома.

По дороге Глеб сказал, что нас не будет часа три-четыре, и это меня заинтриговало: значит, мы едем куда-то далеко… А потом он добавил, чтобы я взяла купальник, и завеса тайны немного приоткрылась.

— Мы едем купаться! — воскликнула я, отнюдь не разочарованная.

— Увидишь! Ну… — он немного помялся, топчась у моего крыльца. — Иди, завтракай, а я за транспортом… Встречаемся тут через десять минут.

Я знала, почему он мнется. Стоя на ступень выше, обвила его шею руками и прижалась щекой к отросшей вьющейся шевелюре. Потом со скоростью молнии чмокнула его в висок и, не дав поцеловать себя в ответ, скрылась в доме за дверью.

— А сегодня ты с Глебом катаешься… — хитро поглядывая на меня, пробормотала мама.

— Угу. Нас не будет часа четыре… Он так сказал.

Я налила себе чаю и сделала пару глотков. Киря сидел за большим столом и сосредоточенно слюнявил кусочек печеньки.

— Мам.

— Что, малышка?

— А ты сильно расстроишься, если узнаешь, что я… ну… встречаюсь с мальчиком? — я густо покраснела, даже дышать стало тяжело.

— Почему я должна расстраиваться?

— Ну, ты же говорила, там, про сосредоточение на учебе…

— Так если влюбилась, что же делать? Все равно уже не сосредоточишься толком…

Я улыбнулась в кружку и прикусила зубами фарфоровый край.

— А что, влюбилась? — уточнила мама, тоже не в силах сдержать улыбку.

— Да нет… не знаю… я так, вообще спрашиваю.

— Нет, моя хорошая, я не расстроюсь из-за свиданий и поцелуев. Единственное, что меня беспокоит — чтобы ты была благоразумна и эти отношения не заставляли тебя страдать…

— Да, конечно, мам. Я буду благоразумна, не беспокойся. Я еще даже не влюблена, но когда влюблюсь, буду помнить все твои предостережения.

В недавнем прошлом мама проводила со мной беседы о том, чего следует опасаться и как себя вести с мужчинами. Она сказала, что нынче никто не ждет до свадьбы, хотя это самое наилучшее начало интимной жизни для девушки. Мужчина не сможет ценить и оберегать ее больше, чем в таких обстоятельствах. И она сама не станет сравнивать его с другими. Такие браки — самые крепкие. Но в любом случае, сказала мама, когда бы это ни случилось со мной в первый раз, я ни за что не должна идти на это из страха потерять мужчину или угодить ему.

Верность, говорила она, — самая большая добродетель для женщины. Верность себе и своему избраннику. Часто кажется, что вокруг полно вариантов получше, но только верность дает плоды счастья, доверия, взаимопонимания. Прочее — бессмысленная и вредная суета.

Когда я вышла во двор, в своих фирменных трикушках и кофте с длинным рукавом, Глеб уже ждал меня. Взял за руку и с видом фокусника отворил калитку. Мой взгляд уперся в небольшой сине-черный скутер, потрепанный и видавший виды. Но я знала, что у Стрельниковых нет скутера, поэтому принялась искать глазами что-нибудь еще.

— Куда ты смотришь, Манюнь? — спросил Глеб и потянул меня к железному коню.

— Это что, твой? — изумилась я.

— Ну почему обязательно мой? Взял покататься. Тебя покатать. Мы на нем в нужное место вмиг домчим…

Я изумленно распахнула глаза:

— Вот это да! Я никогда не каталась на скутерах.

— Ну и отлично! — он довольно потер руки.

— А ты умеешь его водить?

— Обижаешь, Марусь! Неужели я повез бы тебя на технике, с которой не знаком?

Наконец я осознала всю прелесть происходящего и запрыгала, одновременно хлопая в ладоши. Глеб надел на меня синий шлем, на себя — серый, и мы погрузились на скутер. Он — впереди, с небольшим рюкзаком, надетым на грудь и живот, я — сзади, обняв его за талию. Просунув руки между сумкой и прессом молодого человека, я почувствовала, какой он твердый, и от этого по моей спине пробежали мурашки. Хорошо, что Глеб надел футболку, а то было бы неловко держаться за его голый торс!

— Сегодня насытишься не только моим обществом, но и обнимашками! — хихикнула я.

Глеб усмехнулся:

— Держись крепко, как обезьянка! — и завел мотор.

Скутер бодро рыкнул и сорвался с места. Инерция резко дернула меня назад, я пискнула, но удержалась в седле. И дальше начались американские горки.

Конечно, я сто тысяч раз ездила на машине с дядей Сергеем, и скорость там была намного выше, но ощущалась она совсем не так, как на этой бешеной табуретке, где абсолютно на за что ухватиться, кроме мускулистой спины моего лучшего друга. Я прижималась к нему изо всех сил, ветер мощно обдувал меня с двух сторон, громко свистя в шлеме и ушах. Первое время всерьез казалось, что я могу не удержаться и вылететь со своего сиденья, шмякнувшись о дорогу, но со временем я научилась ловить равновесие и поняла, что торс Глеба — довольно надежное сооружение. Где-то ближе к концу поездки я даже начала ловить кайф от скорости, ветра и проносящихся мимо пейзажей. Но вот мы приехали в довольно живописное местечко. Река (не знаю, была ли это все та же Сотимка или какая-то другая) делала изгиб, образовав купальню, над которой, будто нарочно, навис небольшой песчаный обрыв метра два высотой. Сверху он порос густой зеленой травой, и эту крошечную полянку накрывала кружевная тень от стоявших по периметру берез и ив. Одно дерево склонялось к самому краю, и к его могучей ветке была привязана веревка с палкой.