Деграданс (СИ) - Калугин Алексей Александрович. Страница 8
«И судья у истца спрошал, чем его уличаешь?»
Будто голос звучит, все так ярко и ясно… Шивцов боялся таких вот неожиданных приступов… Блин, откуда всплывают слова, которые он никогда бы не сумел запомнить?
«И истец уличал Божьею правдой, крестом животворящим, и слался на артельщика своего Шапку.
А ответчик отвечал: я вот не шлюсь на Шапку.
А истец слался на Панфила Иванова, а ответчик и на него не слался.
А истец слался на Самка Петрова; а ответчик и на него не слался.
А истец слался на Пятку Сафонова, а ответчик опять не слался.
И судья спрошал у третьих – у Шапки, у Самсона, у Панфила. И они сказали по государеву крестному целованию правду: дескать, пришед, правда отдал соболя Дежневу тот Сидор. А Дежнев вернуть не хотел…»
Как такое может храниться в памяти?
Молодая женщина в синеньких, художественно изодранных джинсах и в белой элегантной кофточке с ужасом смотрела на Шивцова из-за мумии с низко опущенными костлявыми руками.
– Что? На шиза похож?
Женщина отпрянула. Вместо нее пожилая смотрительница просительно прошептала:
– А в туалет можно?
И смотрела фальшиво.
Наверное, прятала, сучка, мобильник.
«В туалет?» Не понимая, что делает, Шивцов выхватил из сумки обрез.
Грохнул выстрел, посыпалась штукатурка. «Сидеть всем!» Кто-то закричал, пополз вдоль бортика бассейна, наполненного застоявшимся кровавым раствором. Блин, как болит голова! Второй выстрел грохнул еще мощнее. Даже дрогнули в бассейне белые паруса бумажного кораблика, украшенные вечными словами: « МИР – ЛЮБОВЬ – МИР».
– Собери мобильники!
Девчонка в розовом сарафанчике (Шивцов указал на нее пистолетом), роняя безмолвные слезы, собрала мобильники. Калинин поднял руки, у него, дескать ничего такого нет. Шивцов мрачно ухмыльнулся, указал: этого не трогай. Калинин сразу приободрился, будто они обменялись какими-то сигналами. Понял что-то своим звериным нюхом, журналюга, подонок.
Кто-то должен ответить…
Кто-то обязательно ответит за все…
Шивцов аккуратно поставил у ног сумку с оружием.
13
ПЕТУНИН
11.42. Пятница
Обычная кирпичная шестиэтажка.
Небольшой двор, голый, с мусорными баками.
Блокировать подходы к галерее – никаких проблем, правда, теснота лишает бойцов оперативного простора. А вот задняя стена выходит в глухой переулок. Там поставить машину, посадить пару стрелков, мышь не проскочит. Со свидетелями «захвата» галереи общался Миша Яранский, высокий брюнет-аккуратист. Ничего интересного, все смешалось, каждый видел только то, что видел. А кто-то из прибывших телевизионщиков уже сунул микрофон под нос Петунину:
– Что известно о намерениях террористов?
– Полагаю, собираются вывезти немецких покойников за рубеж.
– Это достоверная информация?
– Стопроцентно.
– Чего еще требуют террористы?
– Грузовой планер и трехнедельный запас шмали, водки и закуси.
– Планер? – изумился корреспондент. – С трехнедельным запасом? Куда же это они собрались?
– В Гану.
Дурака-телевизионщика оттащили.
– Сержант! – крикнул Петунин. – Снайперы расставлены?
– Двое на третьем этаже. Еще трое укрылись на соседней крыше.
– Входная дверь?
– Жалюзи и сейфовая решетка.
– Заминирована?
– Пластид. Граммов двести.
– Что слышно внутри здания?
– Пока ничего, – ответил военный техник Женя Арутюнян.
Он даже провел рукой по клавиатуре разверток, будто невидимую кошку погладил. Электроника была его слабостью и призванием. Подполковник Стопольский не без труда выдернул Жору из какого-то закрытого института. Он сам не хотел уходить, но уговорили. Подполковник это умел. Дверцы армейского джипа, набитого аппаратурой, были сейчас настежь распахнуты.
– Внутренние телефоны?
– Молчат.
– Сеть?
– Выходы не отмечены.
– Сигналы снаружи?
– Я бы сразу доложил о таких попытках.
Арутюнян замолчал, но все же не выдержал:
– Товарищ капитан, кому понадобился какой-то дохлый подвал с трупами?
Петунин не ответил. Бойцы уже подобрались к узким, похожим на бойницы, окнам галереи. Из-за каменных парапетов заметить бойцов изнутри было невозможно. В том месте, где белила слегка осыпались, к стеклу незаметно прилипла крошечная видеокамера с тянущимся от нее световодом. Теперь Арутюнян развернул экраны так, чтобы Петунин видел происходящее в галерее. Изображение, правда, не отличалось внятностью, к тому же вдоль кадра тянулась размытая полоса, – видимо, перекладина решетки, – но все же в обзор сразу попали несколько человек, сидящих прямо на полу под мраморным бортиком бассейна.
– Дай схему экспозиции.
Арутюнян снял листок с принтера.
– «Художественная инсталляция МИР и ЛЮБОВЬ», – Петунин сплюнул. – Скучно. Разучились называть вещи своими именами.
– Да как сказать… И мир, и любовь… Вы, товарищ капитан, присмотритесь к бассейну… – Арутюнян длинным пальцем провел по экрану ноутбука. – Темный… Залит чем-то темным… Будто кровью…
Он вдруг напрягся.
– Ну? Что у тебя?
– Выход в Сеть…
– Кто-то из заложников?
– Не похоже… Капитан, это где-то рядом…
Петунин подал знак бойцам. Синяя, недавно покрашенная телефонная будка торчала шагах в пяти от джипа. Когда дверь будки распахнули, увидели колдующего над персональным элнотом человека. Он сидел на корточках, торопился, вспотел от напряжения. Выругался, увидев, что его нашли. На потной футболке алел фирменный лейбак «LTV».
– Ты кто, сволочь?
– Не трогайте меня! – заорал молодой человек.
– Быстро колись, ты кто?
– Репортер без границ!
Петунин злобно махнул рукой:
– Выбросьте его отсюда!
14
ШИВЦОВ
11.47. Пятница
Виски ломило.
Испарина на лбу. Дрожь в пальцах.
Закрыть глаза, прижаться лбом к холодному стволу.
Мумии… Мигающий свет люминесцентных ламп… Отливающий черной кровью бассейн… Рваные джинсы, вельветовые джинсы, шорты… Рубашки, кофточки, юбки… Оголенные животы, прячущиеся глаза… Что я тут делаю? Провалы в памяти… Но кто-то должен ответить, это точно… Распущенные кишки… И опять нежные полоски обнаженных женских животов… Зачем тут эти люди? Пришли любоваться трупами?… Не явись вы сюда, я бродил бы по улицам… Прижать ствол к виску, пусть балдеют… Не дождутся… Кто-то должен ответить… Кто-то обязательно ответит за все…
Вдруг вспомнилось, как пьяный Калинин приволок к нему доморощенного буддиста. Года три назад. Не меньше. Оранжевый балахон, ровный голос. В руках мри-данг – барабан, похожий на оранжевую дыню. «Мы говорим – мой дом, моя собака, моя жена, мои деньги. Мы говорим – наша земля, наш дом, наше дело, наша машина. Мы говорим – наше Солнце, наша Луна, наш мир, наша жизнь. А они не наши. Они нам не принадлежат. У нас ничего нет. Голыми приходим в мир, голыми уходим. Даже не знаем, зачем живем, для чего живем? Знали бы, жили иначе…»
– Витя…
Шивцов поднял голову.
Боль мутно билась в висках.
Шепот осторожный, опасливый:
– Как ты себя чувствуешь?
– Не боись, в норме.
– Чего мне бояться? – шепот с оглядкой.
– А вдруг запишут в сообщники?
– А мы с тобой и есть сообщники, – непонятно ответил Калинин, левой рукой нежно приобнимая Ксюшу. Будто боялся ее потерять. Как бы и утешал девку, и одновременно как бы показывал всем, что не боится террориста, даже пытается заговорить с ним. Благо, никто его шепота расслышать не мог. Клевая отмазка, даже для «Антитеррора».
– Хлебнешь? – протянул плоскую фляжку. – Мартель. Ты знаешь, я дешевку не люблю.
Шивцов хлебнул.
– Вот уж не думал встретить…
– Да ладно. Все только к лучшему.