Еврейская нота - Веллер Михаил. Страница 17

Твой язык, твоя родина, учителя и история, твои друзья, твои девушки – ты как все, русский среди русских. И ощущаешь себя таковым. Чего ж еще.

История показала, что с евреями общий фокус не проходит. Ты можешь быть свой в доску, неотличим ничем и никак, но если узнают, что ты, оказывается, еврей – твой облик обогатился специфической чертой: она отличает тебя от других, и ее нельзя стереть. Так силен мифологический образ народа, так мощно укоренен в коллективном бессознательном еврейский стереотип, что сам факт твоей принадлежности к этой растворенной в социальном пространстве национальной группы делает тебя каким-то не совсем таким, как все прочие.

Это отнюдь не обязательно антисемитизм. Это инаковость. Порой неуловимая, скрытая, неразличимая – и оттого еще более неистребимая.

Это следствие социального инстинкта, требующего единства своей группы и ее противопоставления другой. Это следствие закона самоусложнения социума. Это следствие поиска внешнего объекта как источника своих бед. Человеку, существу групповому, потребны свои и чужие. Друзья и враги. Кого любить и кого ненавидеть. Кому доверять и кого опасаться. Дуалистическое мироотношение. Бинарное, если хотите.

Это отнюдь не прибавляет счастья русским евреям. Это порождает готовность к совершенно неожиданным и незаслуженным неприятностям. Это постоянно натянутая тонкая струнка где-то в глубине оркестра жизни, обычно ее совершенно не слышно – но при малейшем касании она звучит очень отчетливо и расстраивает весь твой оркестр.

Одновременно – это стимулирует. У тебя заранее плохой пиар. На тебя незримо давит груз коллективной ответственности за все грехи и вины тысячелетней мифологии. Не считая грехов подлинных, которые есть у всех. И твой нерв напряжен. Ты должен стараться. Быть лучше себя самого. Лучше других. Пахать до посинения и не ждать пощады. Это полезно. Естественный отбор продолжается.

Давным-давно, в интервью на «Эхе Москвы», принимали онлайн вопросы от слушателей, вежливый мужской голос поздоровался и спросил:

– У вас выходит много книг, вы все время выступаете на телевидении, у вас своя передача на радио – скажите пожалуйста: это потому что вы еврей? Спасибо.

Вот так. Шарах. На всю страну. С прямотой пьяного римлянина.

Секунд пять я собирался с мыслями. Все, что сумел сразу – поблагодарить за прямоту и честность: вы озвучили то, что многие думают, но не решаются сказать вслух.

Уж не помню, кто был ведущим – может, Лев Гулько, – он парой общих фраз дал мне политкорректную передышку.

Что я, успокоив дыхание, мог сказать?..

Что если вы решили сделать карьеру путем превращения в еврея, пройти гиюр, или сделать обрезание, или что там еще, купить свидетельство о рождении, сменить национальность в документах и обрести лояльность походами в синагогу – то я вас предостерегаю. Вас постигнет жестокое разочарование, что может вызвать страшную ненависть к ев- реям за их непостижимое коварство. Попортите себе жизнь.

Вот когда я поступал в университет – национальность мне серьезно мешала. И вздумай я остаться в аспирантуре – просто не дала бы.

Национальность не дала мне работать после окончания университета в толстом журнале. Но давала гарантию, что за границу меня не выпустят.

Национальность, обозначенная фамилией, очень сильно препятствовала мне печататься в СССР. Но не давала никаких преимуществ в работе бетонщиком, или слесарем, или скотогоном.

Так что в Советском Союзе это только сильно мешало, а в нынешней России никак не влияет. Смотрят на то, что ты можешь. И если вы придете к издателю или режиссеру с предъявлением еврейства и ожиданием льгот на этом основании – вас сильно не поймут.

Аналогичный вопрос был задан примерно тогда же на «Радио Россия». У меня брал интервью Дмитрий Губин, поднимавшийся в карьере журналиста. Стали принимать звонки в прямом эфире. Голос активной пенсионерки:

– У меня вопрос к радио. К ведущему. А почему на такую тему, важную для России, вы пригласили еврея? Разве русских нет?

Губин растерялся и поступил позорно:

– Михаил Иосифович, что вы скажете? Как ответите слушательнице?

Я ему отпасовал обратно:

– Вопрос был ведущему. А действительно, почему вы пригласили именно меня?

Дальше он проблеял о равенстве и личных качествах, и попросил принять следующий звонок. В кабинете гендиректор с главным редактором веселились, слушая трансляцию, – тем более что директор был русский, а редактор еврей, и насладиться ситуацией они могли в полном объеме.

Мишка Генделев был поэт от Бога, богема по жизни, необыкновенно хлебосольный хозяин и более всего на свете любил друзей. Собирал всех за огромный стол и потчевал изготовленными кушаньями и настойками. Он был гастроном и кулинар, автор «Книги о вкусной и нездоровой пище».

Нас сдружил в начале семидесятых ленинградский клуб песни «Меридиан». Он писал классные стихи, друг Ленька Нирман клал их на музыку и делал песни. «Корчит тело России…», «Ату меня, мой Петербург…» – их поют под гитару до сих пор. А я просто ходил послушать. Был Генделев мал ростом, тощ, носат, смугл и едко саркастичен. Бабы западали пачками. Он менял красавиц. И мог он принять на грудь огромное количество горючего.

…Мы восстановили знакомство в 1990 в Иерусалиме, где уже пятнадцать лет он жил в мансарде под крышей: суперцентр – на Бен Хилель. Там толпились друзья – любители литературы под водку. Он немедленно погнал меня за двумя бутылками, курицей и картошкой. С неотразимой естественностью он сорил равно чужими и своими деньгами. Был решительно нищ и в сорок лет стал писать гениальные стихи, шедевры; редкий случай для поэта.

В двухтысячном он нашел денежную работу на стыке политики и капитализма, переехал в Москву, в четвертый раз женился на красавице (все его жены были русскими), купил квартиру на Патриарших – и мгновенно, естественным ходом вещей, оброс кучей новых друзей. Из старых оказался один я, а из «до-российских» – Василий Аксенов.

Все это была преамбула – ради следующей амбулы:

Среди друзей Генделева и гостей дома были: Аксенов, Кабаков, Иртеньев, Белковский, Макаревич, Маргулис, Носик, Шварцер, Соловьев, ну и менее вам известные Елин, Аркан и не припомню уж кто еще.

Значит, так. Никакого фейс-контроля не было. Конкурса анкет тем более. Расизм и национализм исключались. Но в этом высококультурном московском салоне, собиравшемся неизменно за огромным пиршественным столом мореного дуба, под зеркалом во всю стену, наличествовали исключительно, как вы заметили, лица еврейской национальности. Хотя несколько были евреи только по матери, галахические то есть, а кто-то по отцу. Но тем не менее.

Как это могло быть? Подобное притягивается подобным? Тайный магнетизм? Все были людьми исключительно и только русской культуры. Совершенно ассимилированными. И жены-то у всех были русские! Ну по всему же и сами русские. Разве что во внешности у отдельных вылезали на свет нетитульные гены.

Никогда больше я не бывал в подобных компаниях. Израиль не считается. Мы в России. И – это был подлинный салон, донесшееся веянье XIX века. Здесь часто собирались люди одного, в общем, уровня, и темы к обсуждению возникали литературные, политические, исторические – под обед, выпивку и табачный дым. Остается добавить, что обсуждения еврейских тем я решительно не припомню; ни разу.

Все были уже немолоды – от пятидесяти до семидесяти пяти. Возможно, возраст как-то повлиял? Как?..

…У Сомерсета Моэма в одном из его блестящих рассказов, «Рыжий», автор замечает, что у туземцев Океании, в молодости светлокожих и почти неотличимых от европейцев, с возрастом расовые черты резко проступают: темнеет кожа, желтеют белки глаз, скрадывается подбородок и выпячиваются губы. Понятия не имею, можно ли предположить, что с возрастом увеличивается некое генетическое притяжение. Или черты мышления и характера вкупе с социальным положением приобретают сходство, что способствует общности интересов и симпатий?