Янтарный свет. Трилогия (СИ) - Вишневский Сергей Викторович. Страница 29

— Ей тоже достанется печать, — ответил Руди.

— Нет. Поставь другую, — произнёс незнакомец и, перехватив руку воришки, вложил в неё большой увесистый золотой перстень с огромным кроваво-красным камнем. — Вы ведь не просто так печати разные ставите, так?

— Не могу, — мотнул головой Руди и тихо повторил: — Не могу…

— Она у меня одна, слышишь? Мать и отца уже схоронил. Дай другую печать…

— Не могу, — покачал головой послушник.

— Ты ведь живой человек. Ты ведь знаешь, что такое любить, — нагнулся к нему парень. — У меня больше действительно ничего нет… у меня никого не осталось.

Руди взял серебряную печать и прикоснулся ко лбу парня, оставляя белоснежный след. Затем он взглянул на ребенка, достал медную и оставил на ее лбу кроваво-красный знак Единого.

— Я мёртв, — тихо ответил Руди. — Я уже давно умер…

В глазах щипало, из-за чего он моргал, в груди ныло, а в горле стоял комок. Дыхание дрожало, но на глазах не появилось влаги. Блестеть и капать было нечему.

Руди поднялся и пошел дальше. На площадь начали подходить жители. Людей стало много.

На площади появился тихий гул из-за шепотков живых людей. Никто не решался говорить громко вслух, словно боялись навлечь на себя беду.

Послышался далекий скрип и стук колес о мостовую.

Рабы, переданные церковникам, тащили двухколёсные телеги для больных и тех, кто уже не мог ходить.

Руди шёл по улице с небольшим масляным фонарем.

Уже давно стемнело, и месяц на ясном небосводе, окруженный тысячами звезд, намекал, что уже далеко заполночь.

За день Ари и Снек умудрились пропустить около сотни человек. Люди шли потоком и лечение продолжалось без остановки. Помощник и сам клирик ели на ходу, заглатывая постную кашу и пресную лепешку, не разбирая вкуса.

Снять струпья, промыть крепким самогоном, залить светом и молитвой. И так раз за разом, пока Ари не начало шатать от усталости и перерасхода сил. Затем пять минут лежа на полу, два глотка тонизирующей настойки клирика с противным кислым вкусом, и круг начинается снова. Снять струпья, промыть крепким алкоголем, залить светом и молитвой.

Руди, в отличие от молодого послушника, был занят только тем, что сортировал с Гошем прибывающих людей. Ночью поток спал, и он смог найти несколько минут. Он взял свой ужин, масляный фонарь и отправился в сторону, где видел голодного старика.

Он прошёл по улицам и пришёл к тому самому узкому проулку.

Старик был на месте и лежал на боку.

Руди поставил масляный фонарь на землю, рядом поставил миску с лепешкой и деревянную фляжку с водой.

— Старик, ты как? — спросил воришка, приподнимая голову старика.

— Еды… — едва слышно прошептал старик, уставившись мутными глазами в небо.

Руди взял в руки фляжку, откупорил пробку и, приподняв голову, поднёс её к губам. По глоточку, по капле он принялся вливать её в рот незнакомца. По началу тот никак не реагировал, но вот проходит три секунды, пять, и он делает первый глоток, а за ним еще один. Кое-как напоив старика, он взял руками немного крутой каши, слепил комок и вложил в его рот.

— Голод — это хреновая смерть, — произнёс Руди и с грустной усмешкой добавил: — Сам знаю. Меня перед смертью тоже не кормили…

Старик принялся медленно шевелить челюстью, беззубым ртом пережевывая кашу.

— Да и вообще смерть… Паршиво это…

— Как хочется жить, — не отрывая взгляда от небольшого кусочка неба над головой, усыпанного звездами, произнёс старик.

— Очень, — кивнул воришка. — Очень хочется жить…

Руди снова поднес фляжку к губам старика, и тот сделал еще пару небольших глотков.

— Ты… ты не из наших? — спросил старик. Взгляд его был таким же мутным и устремлен в небосвод. — Твой говор… Ты не местный.

— Я… я из церкви, — ответил Руди. — Церкви Единого.

— Это хорошо… — едва слышно прошептал старик. — Если тут церковники, то у нас есть шанс… У кого-нибудь из нас еще есть шанс.

— У кого-нибудь, — эхом повторил Руди.

— Церковник… Помолись Единому… Помолись обо мне…

Руди помолчал несколько секунд, отвернув взгляд к масляному фонарю. В глазах снова начало щипать и жечь. В груди снова заныло, в горле встал ком.

Он молча поднёс к губам старика фляжку. Тот никак не среагировал. Парень налил в рот старика пару капель, за ними еще и еще. Старик не глотал. Он попробовал налить еще немного, но тут заметил, что во рту стоит вода. Старик не дышал.

Руди отложил фляжку и не мигая уставился на небольшой язычок фитиля внутри стеклянной колбы, защищавшей его от порывов ветра. Голову незнакомца он с колен так и не убрал.

— Хреновый я церковник, Старик, — произнёс вслух Руди. — Я ведь ни одной молитвы так до конца и не выучил.

Он просидел так еще несколько минут, затем аккуратно встал, уложил старика на спину, скрестил ему руки на груди и достал из кармана серой мантии четки. Он несколько секунд их рассматривал, но вместо полагающейся молитвы с перебором каменных бусин, он сжал их в кулак. Встав на колени, он прислонил руки к груди и сказал:

— Я дерьмовый церковник, можешь даже не рассчитывать, — начал тихо шептать он. — Но если ты меня слышишь… Ты не можешь не слышать. Ты не можешь не видеть тот ужас и отчаяние, что происходит тут. Я прошу у тебя за этого старика. Я не знаю, как его зовут, но… Если у тебя там наверху найдется немного каши и хлеба — покорми его, пожалуйста. Умирать голодным чертовски дерьмово.

Руди поднялся, пододвинул к изголовью старика миску с кашей, поднял фонарь и отправился дальше, к бывшему зданию церкви. На небольшой площади его снова ждали люди.

В кармане серой мантии звенели три печати со знаком Единого.

Серебряная.

Золотая.

Медная.

Глава 14

Снек сидел, привалившись спиной большой комнаты.

В воздухе стояла жуткая вонь, пол был загажен гноем и черными струпьями. На небольшой лавке, у окошка, на боку сопел беспробудным сном Ари.

— Почище места не мог придумать, — проворчал Гош, вошедший в помещение. Он подошел к напарнику и поднял его. — Пойдем. Я артефактами нагрел пару чанов воды. Помоешься.

— Вода — это хорошо, — устало произнёс Снек и с трудом поднялся. — Много там еще?

— Остались только старики и дети, — мрачно ответил Гош и, подхватив под руку качнувшегося клирика, повёл его наружу. — Многие уже умерли, но кое-кто в итоге остался.

— Хорошо, — кивнул друг.

Они прошли несколько домов и оказались у небольшого дома, внутри которого виднелся свет.

— Как Ари? — спросил паладин, когда они вошли в комнату.

Внутри оказался большой металлический чан, вмурованный в пол.

— Ари… Ари — молодец, — тихо ответил Снек и стащил с себя грязную одежду. — Быстро схватывает.

— Я к рабам назначил старшего, — начал рассказывать Гош. — Среди них уже трое зараженных.

— Струпы треснули? — спросил клирик, опускаясь в горячую воду.

— Нет. Только первые пятнышки, — покачал головой воин. — Но суть не в этом. Среди тех, кого вы лечили, есть погибшие.

— Это неизбежно, — кивнул Снек. — Заразу мы выводили, но у нас только свет. Телам просто не хватает сил справиться с истощением.

— Понимаю, — кивнул паладин. — Магия тут бессильна.

— Не совсем. Если бы у нас был хотя бы слабенький маг жизни, то мы могли бы восполнить потери вылеченных, но чего нет, того нет.

Клирик облокотился спиной на стенку и погрузился по самый подбородок.

— Ох, Единый… Какая же благодать…

— Это я знаю, — вздохнул Гош и взглянул на раба старика, который забрал грязную мантию. — Еды принеси.

— Я думал над тем, чтобы попробовать магические круги перегонки света в жизнь, но у меня информация, что там процент перегонки идет один к пятидесяти, — тем временем продолжил клирик. — У нас просто нет столько света.

— Если так перегонять всё, что есть у Ари, хватит на одного-двух больных, — кивнул Гош. — Я поэтому и хотел поговорить.