Безвинная - Кэрригер Гейл. Страница 48

Трутни бросились на них. Парасоль взметнулся вверх для сокрушительного удара, но его отбили ножом. Краем глаза Алексия видела, как мадам Лефу взмахнула шляпной картонкой, и деревянный каркас треснул, расколовшись о череп трутня. Флут сжал кулак, с ловкостью настоящего боксера (не то чтобы Алексия хорошо разбиралась в кулачных боях — благовоспитанной леди интересоваться такими вещами не пристало!), увернулся от взмаха ножа и нанес два быстрых удара противнику в живот.

Стоявшие вокруг в ожидании дирижабля пассажиры ахали в ужасе, но никто не попытался ни помочь, ни помешать ни жертвам, ни нападающим. Итальянцы всегда слыли людьми бурных страстей; может, они решили, что это какая-нибудь любовная ссора — одна из их многочисленных разновидностей. А может, думали, что спор вышел из-за игры в мяч. Алексии смутно припомнилось, как одна пожилая дама жаловалась, что итальянцы слишком азартные поклонники таких игр.

Между тем помощь сейчас была бы вовсе не лишней: Алексия все-таки не обучалась боевым искусствам всерьез, а мадам Лефу если и обучалась, то ей сильно мешало не в меру пышное платье. Не успела Алексия опомниться, как трутни обезоружили ее: парасоль покатился по каменному полу беседки. Изобретательницу сбили с ног. Алексии показалось, что она слышала, как голова падающей француженки стукнулась о борт двуколки. Теперь мадам Лефу если и поднимется, то нескоро. Флут еще держался, но он был уже немолод, во всяком случае, гораздо старше своего противника.

Два трутня крепко схватили Алексию с двух сторон, а третий, решив, что мадам Лефу больше не представляет опасности, взмахнул ножом — с явным намерением перерезать Алексии горло. В этот раз они времени зря не теряли. Они готовы были убить запредельную прямо здесь, среди бела дня, при свидетелях.

Алексия пыталась вырваться, брыкалась и извивалась, как могла, и пособники кровососов никак не могли удержать ее неподвижно, чтобы нож попал в цель. Флут, завидя нависшую над ней опасность, стал драться еще отчаяннее, однако, как ни досадно, смерть казалась неизбежной.

И тут произошло нечто очень странное.

Высокий человек в маске и капюшоне, походивший на какого-то религиозного паломника, вдруг ввязался в бой — и, кажется, на их стороне.

Неожиданный защитник оказался крупным мужчиной (не таким крупным, как Коналл, отметила про себя Алексия, но с ее мужем немногие могли тягаться) и явно неслабым. В одной руке он сжимал длинный меч — британский, военного образца, а еще обладал сокрушительным ударом левой — тоже военного образца и тоже британским, как догадывалась Алексия. И мечом, и кулаком человек в маске явно владел в совершенстве и пользовался вдохновенно.

Видя, что державшие ее трутни отвлеклись, Алексия саданула одному коленом ниже пояса и одновременно яростно рванулась, стараясь вывернуться из рук другого. Тот, которому достался удар коленом, хлестнул ее по губам тыльной стороной ладони, и Алексия почувствовала сначала вспышку боли, а потом вкус крови.

Человек в маске, увидев это, стремительно взмахнул мечом и полоснул ее обидчика сзади под коленом. Трутень сложился пополам.

Тогда нападавшие сменили тактику: Алексию теперь держал только один, а двое перешли к обороне против неожиданной угрозы. Такой расклад Алексии нравился значительно больше, и она сделала то, что и должна была сделать на ее месте любая порядочная молодая леди: притворилась, будто падает в обморок, и рухнула мертвым грузом на своего противника. Мужчина извернулся, пытаясь удержать ее одной рукой, а другой, очевидно, потянулся за ножом, чтобы перерезать ей горло. Воспользовавшись моментом, Алексия покрепче уперлась обеими ногами и резко, изо всех сил дернулась назад — так, что они с трутнем оба повалились на землю.

Теперь они катались по каменному полу, являя собой довольно непристойное зрелище. Алексии оставалось только поблагодарить мужа за его любовь к постельной гимнастике: благодаря этому у нее все-таки был кое-какой опыт борьбы с мужчиной, притом с мужчиной вдвое крупнее трутня.

И тут наконец подобно рыцарям, какими они и были в древние времена, налетели тамплиеры. «Белые ночные рубашки приходят на помощь!» — мысленно обрадовалась Алексия, вынужденная признать, что, когда тамплиеры вооружены сверкающими обнаженными клинками, их наряды выглядят вовсе не так смешно и глупо. Трутням ничего не оставалось, кроме как вновь спасаться бегством от папского воинства.

Алексия с трудом поднялась на ноги. Ее спаситель в маске, с окровавленным мечом в руке, бежал прочь через площадку для дирижаблей — не следом за трутнями, а в противоположную сторону. Темный плащ взметнулся в воздухе — незнакомец перескочил через ряд кустов, выстриженных фигурками оленей, и исчез за деревьями в глубине парка. Очевидно, предпочитал действовать инкогнито, или не любил тамплиеров, или и то и другое.

Алексия оглянулась на Флута — у того даже ни один волосок не выбился из пробора. Камердинер, в свою очередь, смотрел на нее вопросительно, ожидая подтверждения, что ни она, ни «маленькое неудобство» не пострадали в этой схватке. Алексия наскоро прислушалась к своему внутреннему состоянию и поняла, что они оба голодны, о чем и сообщила Флуту, а затем склонилась над мадам Лефу. Затылок у изобретательницы был весь в крови, но она уже открыла глаза.

— Что случилось?

— Нас спас какой-то джентльмен в маске.

— Будет заливать! — иногда мадам Лефу удивляла изощренностью своего английского лексикона.

Алексия усадила ее.

— Нет, правда. Так и было, — она помогла подруге забраться в двуколку, попутно рассказывая о том, что произошло, а затем они обе стали с любопытством наблюдать, как тамплиеры устраняют следы схватки. Почти как БРП, когда им в очередной раз приходилось разгребать то, что натворила Алексия, — только быстрее и без лишней бумажной суеты. И конечно, тут не было Коналла, который непременно расхаживал бы вокруг, размахивая в досаде своими ручищами и рявкая на нее.

Алексия расплылась в глупой улыбке. Коналл извинился!

Пассажирам дирижабля явно не хотелось иметь дело с тамплиерами, и они были готовы делать всё, что им скажут, лишь бы люди в белом поскорее ушли.

Флут куда-то таинственным образом исчез, затем появился вновь и протянул Алексии бутерброд с чем-то вроде ветчины на чем-то вроде булочки, оказавшийся довольно вкусным. Алексия не имела ни малейшего представления, где бывший дворецкий взял еду, но с него сталось бы добыть ее и прямо во время боя. Сотворив ожидаемое ежедневное чудо, Флут принял свою обычную позу и стал настороженно наблюдать за работой тамплиеров.

— Местные жители боятся их до смерти, верно? — Алексия говорила тихо, хотя была почти уверена, что на них никто не обращает внимания. — И они наверняка достаточно влиятельны, раз все прошло так гладко. Никто не позвал полицию, хотя наша маленькая стычка происходила на публике, при свидетелях.

— Одна страна по воле Божьей, мадам.

— Ясно, — Алексия сморщила нос и стала искать, что бы приложить к затылку мадам Лефу. Не найдя нигде подходящей ткани, она пожала плечами и оторвала оборку от оранжевого платья. Изобретательница приняла ее с благодарностью.

— С ранами на голове лучше переосторожничать. С вами точно все в порядке? — Алексия с беспокойством наблюдала за ней.

— Все хорошо, уверяю вас, я не пострадала. Если не считать моей гордости, конечно. Понимаете ли, я просто споткнулась. Иначе бы ему со мной не справиться. И как только вы, дамы, бегаете в этих длинных юбках целыми днями!

— Обычно нам много бегать не приходится. Так значит, вы одеваетесь по-мужски из простой практичности?

Мадам Лефу приняла такой вид, словно ей хочется глубокомысленно подкрутить свои искусственные усы, хотя сейчас их, конечно, не было.

— Отчасти.

— Вы любите шокировать людей, признайтесь.

Изобретательница искоса взглянула на подругу.

— Будто вы не любите!

— Туше. Хотя у нас с вами разный подход к этому делу.

Тамплиеры, закончив свою работу, торжественно покинули площадку для дирижаблей и скрылись за деревьями сада Боболи. И хотя Алексия стала жертвой нападения, они не сказали ей ни слова и даже не посмотрели в ее сторону. Мало того, к ее возмущению, и простые итальянцы, включая клерка, еще недавно такого приветливого, теперь поглядывали на всю компанию с подозрением и отвращением.