Игрушка для негодяя (СИ) - Арская Арина. Страница 30

— Я рядом, тише.

И шепот этот скребет перепонки когтями, и я жалобно мычу, а затем перед глазами проясняется, и я замираю в мелкой и холодной дрожи, уставившись в лицо мрачного и бледного Родиона. Он вполне мог бы быть привратником Ада и пугать грешников только одним взглядом.

— Я жива? — хрипло спрашиваю я и морщусь от боли, что сдавила горло.

— Жива. Чуток придушили, — Родион ободряюще улыбается, но я вижу в его глазах черный огонь ярости, — так на несколько секунд отключилась.

— На несколько секунд? — разочарованно похрипываю я. — Серьезно?

Оглядываю туалетную кабинку мутным взглядом и печально вздыхаю. Эти несколько секунд в сознании растянулись на пару часов, в которых, по моим ощущениям, я отчаянно боролась за жизнь, а я всего-то потеряла сознание.

Родион сидит на полу, привалившись к хлипкой стенке кабинки, а я разлеглась у него на коленях. Места тут маловато, поэтому между моих бесстыдно раздвинутых ног расположился унитаз. В воздухе витает запах аммиака, хлора и плесени, от которой меня начинает вновь подташнивать.

— Так, — я неуклюже приподнимаюсь с колен Родиона.

— Лежи, — он требовательно давит на плечи.

— Это очень мило, но меня сейчас вывернет прямо на тебя.

— Понял, — он кивает и помогает мне подняться на колени, а затем аккуратно и со знанием дела собирает мои волосы на затылке.

— Что ты делаешь?

— Ну, это очевидно же, Яна, — бурчит Родион и хмурится.

Вместо ответа, что мне ничего не очевидно, я с нечеловеческим клекотом склоняюсь над унитазом, оперевшись руками о холодные бортики.

— Не держи в себе, — ласково мурлыкает Родион, приподняв мои волосы.

— Замолчи… Я тебя очень прошу…

Мне уже нечего держать в себе кроме желудочного сока и слюны, но моему организму виднее. Он решил, что время для токсикоза и он выжмет из меня все, что во мне осталось, и начхать, что я чуть не умерла несколько минут назад.

— Как же я девять месяцев выдержу? — жалобно и гулко говорю в унитаз и сажусь, откинувшись на стенку кабинки.

Родион заботливо платком промакивает мои губы, но его глаза все еще черные от ненависти, но причина этой яркой и деструктивной эмоции вовсе не я, а мой бывший муж.

— Где он? — я устало моргаю.

— Это больше не твоя забота, Яна, — Родион вкладывает платок в мою ладонь и садится передо мной, обхватив колени руками.

— Я против того, чтобы ты…

— Я же сказал, это не твоя забота, — Родион смотрит мне в глаза.

— Да, он на меня напал, и я готова написать заявление в полицию, чтобы его привлекли к ответственности, — говорю спокойно и убедительно. — Я знаю, как ты решишь эту “не мою заботу”.

— Яна, давай мы с тобой уясним кое-что, — Родион ласково улыбается, — я глава семьи и я могу тебя выслушать, потому что ты однажды скажешь что-нибудь дельное, но это не про данный случай. И на этом я закрываю тему с Сергеем.

— Что ты с ним сделаешь?

Родион молча встает, услужливо помогает мне подняться на ноги и шагает прочь.

— Ответь на вопрос! Что ты с ним сделаешь? — я в спешке мою руки и мну в ладонях кусок бумажного полотенца, бегло глянув на шею, на которой красуется багровая линия.

Родион в ответ посвистывает, распахивает дверь передо мной и отстраненно смотрит на потолок.

— Как мы собираемся с тобой жить под одной крышей?

— С трудом, — хмыкает Родион.

У входа уборной столпилось несколько женщин, по лицам которых видно, что они едва сдерживают в себе возмущения, однако молчат.

— Родион.

— Ты задерживаешь людей, Яна.

— Им будет очень интересно послушать, что ты убьешь моего бывшего мужа, — цежу в его надменное лицо, — а я тебе прошу быть разумным человеком. Жестокость порождает еще большую жестокость и тебе надо вырваться из этого порочного круга.

— Ты, видимо, еще не пришла в себя, — вздыхает Родион, скучающе уставившись в потолок.

— А я видела, как два каких-то уголовника тащили мужика с разбитым лицом, — шепчет низенькая и полная женщина и кивает на капли крови на кафеле, — это и есть ваш бывший?

— Они не уголовники, — Родион переводит на нее колкий взгляд. — Ни у одного из моих ребят нет статьи даже по мелкой кражи, уважаемая. И мало того, я проверяю даже их родственников. Это приличные люди.

— Приличные люди не ломают носы, — фыркает женщина.

— Ломают и не только носы, но строго по заслугам, — Родион шагает мимо притихших женщин, — но у дам свой взгляд на жизнь. Вы мягкие, добрые и это прекрасно. Оставайтесь именно такими, но уважайте авторитет своих мужей.

— А мужья тоже должны уважать жен, между прочим, — торопливо следую за ним. — И знаешь что?

— Что, моя милая? — Родион идет размашистым шагом через холл.

— Я не буду безоговорочно уважать твой авторитет и молчаливой овцой принимать все твои решения

— Ты кто угодно, Яна, но не молчаливая овца. Ты очень много говоришь. Так много, что у меня голова болит, — он открывает очередную дверь. — А я ведь не наблюдал за собой мигрени.

— Хорошо, — я встаю к нему вплотную и поднимаю на него взгляд, — я словом с тобой больше не перекинусь, если у тебя от меня болит голова.

— Солнышко мое, — стискивает мое лицо в ладонях, и дверь со скрипом закрывается, — уверен ты и двух часов не продержишься.

— О, ты даже не подозреваешь, как долго я умею играть в молчанку, — обиженно бубню я. — Я в этом мастер.

— Два часа, — Родион скалится в улыбке. — Если ты одаришь меня молчанием и выдержишь хотя бы два часа, мы поступим по-твоему и обратимся в полицию с заявлением. Если нет, то я тебя отшлепаю.

— За что? — я округляю глаза

— За то, что ты меня не слушаешь, Яна, и перечишь, — Родион смахивает с моего правого нижнего века ресничку и смотрит на часы. — Отсчет пошел.

Задерживаю дыхание и поджимаю губы. Он со мной ведет, как с маленьким ребенком, который капризничает и требует рыданиями и криками новую игрушку или сладость, и я покупаюсь на его хитрость.

— А теперь пойдем пообедаем, — он пропускает меня вперед, — чтобы тебе было чем удивить белого друга.

Он еще смеет издеваться над моим токсикозом и страданиями. Я тоже бы не отказалась быть отцом: удовольствие получила, а через девять месяцев радуешься румянному карапузу и невероятно гордишься собой, какой ты молодец. Этот мир очень несправедлив к беременным женщинам.

— Как ты? — на крыльце нас встречает Алекс и скользит цепким и внимательным взором по шее.

Мычу в ответ, и он весь напрягается, обеспокоенно заглядывая в лицо:

— Босс, кажется, ее…

Прерываю его рыком и киваю на посмеивающегося Родиона.

— Что? Я не понимаю! — Алекс переводит недоуменный взгляд на него. — Что с ней?

— Да кто же ее знает, — тот пожимает плечами. — Очнулась и мычит всю дорогу.

— Может, в больничку?

Топаю ногами, фыркаю, мотаю головой и в следующее мгновение цокаю и скрещиваю руки на груди, с осуждением глядя на Родиона. Ну, не подлец ли?

— Думаешь, надо в больничку? — он хитро смотрит на Алекса, который не отличается умом и сообразительностью.

— Ну, это же ненормально, — тот опять глядит на меня и показывает пятерню. — Сколько пальцев?

Раскрываю рот, чтобы ответить, но тут же спохватываюсь и в ответ поднимаю растопыренную ладонь.

— А теперь, — показывает два пальца, и я от него зло отмахиваюсь.

Эмоциональным мычанием доношу до него, что его босс вздумал со мной сыграть в молчанку, и многозначительно развожу руками. Что тут непонятного?

— Босс.

— Да?

— С ней явно что-то не так.

— Вероятно, — Родион кивает. — Но все женщины с придурью.

— Но не настолько, — охает Алекс и обхватывает лицо шершавыми руками, чтобы через секунду оттянуть каждое веко. — Зрачки расширены.

— Дай взглянуть.

Родион смешливо всматривается в глаза, и я в негодовании поскрипываю зубами.

— Еще даже пяти минут не прошло, а ты уже на пределе, Яна.

— Так, я не понял, — Алекс хмурится, — у вас тут опять какие-то игрища?