Подвал мистера Тиллинга и другие истории (ЛП) - Ли Эдвард. Страница 42
Девушка не смутилась, приступив к делу. Она поднялась на табуретку, подняла юбку и с лихорадочным выражением лица опустила свою чёрную меховую женственность на всю его эрекцию, прежде чем Морли даже смог высказать хоть малейшее предположение об использовании презерватива. Она застонала, горячо прошептав:
- А-а-а-а, чёрт возьми! У тебя лучший член из всех, которые были в моей жизни!
Этот особый комплимент проплыл мимо Морли, чьё лицо стало красным, и, зажмурив глаза, он пытался предотвратить неизбежное как можно дольше. Тем временем её бедра снова и снова стучали об его колени. Затем она наклонилась вперёд, сунула ему в рот сосок и прошептала:
- Вот! Соси снова! Соси так сильно, чтобы молоко вышло.
- Молоко? - выдохнул Морли.
- Да, у меня родился ребёнок не так давно.
Морли, конечно, выполнил её просьбу и действительно сильно сосал, пока какая-то тёплая, слегка сладкая жидкость не попала на его язык, и только тогда её слова на самом деле дошли до него.
- Что? Что ты сказала? У тебя есть ребёнок?
- Да, несколько месяцев назад родился. Просто соси!
Он должен был заставить себя говорить, находясь в таком положении.
- Ну, дорогая, я должен сказать, что если ты не остановишься и не наденешь мне презерватив, у тебя может быть ещё один ребёнок через девять месяцев.
- Тьфу! Мне всё равно! Я хочу, чтобы во мне был твой поршень, и если у меня будет ребёнок, хорошо! Надеюсь, это будет мальчик, потому что тогда у него будет твой большой член!
Да, это было довольно странно, но Морли действительно ничего не мог поделать. У женщин есть умелые способы сделать мужчин бессильными, и вот один из таких примеров. Он прошёл точку невозврата, и она, очевидно, тоже. Её конечности сжались вокруг него, когда стул качался взад-вперёд, и она зашипела, ноющие визги зазвучали сквозь стиснутые зубы. Кульминация Морли тоже наступила. Для автора описывать такую вещь, наверное, не нужно, поэтому я не буду прилагать усилий, но скажу вам, что это было сильно. Один большой толчок и ещё десять таких, и море спермы оказалось в её вагине. Это было количество спермы, которое казалось совершенно неуместным - больше похоже на восемнадцатилетнего мальчика - но, конечно, Морли не собирался жаловаться.
Она слезла с него, и её походка была довольно шаткой. Морли должен был и сам собраться с силами, чтобы не упасть со стула. Он качнулся на месте, пытаясь восстановить дыхание, и было невозможно не заметить, как сперма бежит струйкой вниз по внутренней части её ноги. Наконец, когда он смог говорить связно, он сказал:
- Какая ты прекрасная, милая женщина.
- Да? Ты так думаешь?
- О, да, ты просто прелесть...
Но затем ситуация превратилась в довольно странную. Женщина стояла, её обнажённые сиськи всё ещё торчали и были мокрые от молока, она улыбалась ему, ухмыляясь так, что это выглядело совсем не приятно.
- Дорогая, что... что-то не так?
Тишина продержалась ещё несколько секунд, как и её странная улыбка. Затем она очень медленно прошептала:
- VRACANJE.
Внезапно слева шею пронзила боль, он вздрогнул и произнёс:
- Что происходит...
А затем мир для нашего мистера Морли потемнел.
* * *
Морли сообщил мне, что среди всепроникающей темноты трепетало какое-то малое подозрение полусознания, и природа переживания раскрывалась как наиболее экстремальное столкновение противоположностей, которое только можно вообразить. В этой темноте появлялись зловещие и отвратительные образы, сопровождаемые пронзительными воплями и мерзкими криками. С этим ужасом переплеталось чувство эйфории, непохожее на что-то, что он мог описать, кроме того, что это было самое чудесное, роскошное ощущение, пронизывающее всё его существо. Это, конечно, было связано с высоким содержанием морфина сульфата, который был введён в него. Вскоре он смог вспомнить, хотя бы частично, что происходило что-то очень серьёзное. Он изо всех сил пытался заставить свой мозг работать лучше в эйфории, и затем он вспомнил, что произошло в кладовой бара: он глупо потрахался с барменшей, а затем был одурманен.
Кто-то ещё прятался в комнате! Это была подстава! Она заманила меня туда только, чтобы вколоть мне наркотики, и теперь...
Это было очевидно и крайне неопровержимо: Морли был похищен.
Но где он находился?
Чем больше он боролся против блаженного и оцепенелого восторга наркотика, тем больше он мог размышлять о важности восстановления своих чувств. Ему пришлось стиснуть зубы, чтобы сфокусировать своё размазанное зрение, и тогда он смог логически исследовать своё окружение. Он лежал в каком-то металлическом отсеке, но затем заметил пару закрытых дверей и по обе стороны от него колесные колодцы. Пол был рифлёным металлом.
Конечно...
Он был внутри фургона без окон. Единственный купольный свет - это весь свет, который у него был, притом тусклый. Естественно, задние двери фургона были бы заперты, но инстинкт приказал ему убедиться в этом - однако, предприятие провалилось мгновение спустя. Наркотик, казалось, даже не собирался ослабевать. Морли едва мог двигаться, а уж тем более ползти к дверям. Но он смог после нескольких ворчаний повернуться на бок, потому что он только что заметил, что там был его ноутбук. Зачем его похитителям приносить это из его комнаты, если только... Там не может быть чего-то, что они хотят, чтобы я увидел...
Это потребовало значительных усилий, так как его мускулы были похожи на оконную замазку, но Морли напрягся и сумел подвести палец к ноутбуку и нажать кнопку питания, и, сделав это, он не мог не заметить, как лежала ещё одна SD-карта, на клавиатуре. Яркий экран ожил, показывая его небрежный рабочий стол. Чтобы взять карту и вставить её в слот, потребовалось несколько попыток из-за его размытой координации, но в конце концов он преуспел. Морли лежал в своём ошеломляющем ступоре и смотрел на экран.
Обнажённая женщина была связана на земле в лесу. Она боролась со своими узами и, очевидно, рот её был завязан, потому что не было слышно ни одного крика, только приглушённые стоны. Её лицо оставалось за кадром. Это была ночная сцена, освещённая переносными огнями факелов. Несколько других женщин в чёрных плащах по очереди стояли над обнажённой жертвой, поднимали плащи и мочились на неё мощными ручьями. Затем появился человек в плаще, который встал между раздвинутыми ногами пленницы. Он тоже поднял свой плащ, размахивая поразительной эрекцией, и, плюнув на свой причиндал, лёг между её ногами, а затем энергично прелюбодействовал с ней в течение довольно долгого времени. Повторяющиеся удары его бёдер об её пах звучали как молотки, колотящие сырое мясо. Когда он закончил, его место занял другой человек в плаще, потом другой, потом ещё восемь или десять. Когда последний человек сделал своё дело, он встал и отошёл. Затем камера зависла рядом с влагалищем женщины, которое было настолько энергично разбито, что теперь распухло наружу и выглядело как ушибленные ягодицы новорожденного ребёнка. Массивная порция густой спермы медленно вытекала из пульсирующего отверстия. Камера оставалась на этом зрелище изнурительно долгое количество времени. До сих пор единственными обнаруживаемыми звуками были рвотные позывы жертвы, быстрое шлёпание совокупления и случайные хрустящие шаги по листьям. Но через мгновение вся сцена на экране взорвалась безумной какофонией звука: электроинструмент, не бензопила и не дрель, а нечто, что казалось ещё более отвратительным. Теперь камера поднялась и отодвинулась в сторону, показав, как раскачиваются тёмные верхушки деревьев. Несколько керосиновых факелов мелькнуло между тенями... Это были люди, люди в чёрных плащах с капюшонами, смотрящие вперёд. Затем источник ужасающих звуков появился в кадре. Морли, даже в своём сонном состоянии, вздрогнул от увиденного. Машина представляла собой роторный мотоблок, работающий на газе, который, не теряя времени, упал на обнажённый живот женщины. Двигатель заработал, и зубья сильно врезались в мягкие кишки женщины, разбрызгивая кровь и раскидывая внутренности в безумной темноте. В конце концов машина остановилась. Наступила тишина, за исключением нескольких капель крови, капающих с веток деревьев. И через секунду другой из одетых в плащи мужчин подошёл, поднял свой плащ и начал прелюбодействовать с растерзанной женщиной, которая либо умирала, либо уже умерла.