Любовь и ненависть (ЛП) - Вильденштейн Оливия. Страница 13
— Как много твои родители знают… обо всём?
— Они знают всё.
Я чуть не подавилась собственной слюной.
— Они знают, что я провела ночь у тебя дома? — прошептала я, молясь, чтобы мой голос не донёсся до чувствительных барабанных перепонок Нельсона.
— Нет. Но они знают о парной связи, и они знают о моих чувствах на этот счёт.
Жар начал карабкаться по моим ключицам и обвиваться вокруг шеи, точно разрастающаяся виноградная лоза.
— Они в ужасе?
Он уставился на пульсирующую точку у меня на шее.
— Почему они должны быть в ужасе?
— Потому что я намного моложе и скорее похожу на твою младшую сестру, а ещё ты держал меня на руках в родильном отделении, — я выпалила всё это на одном дыхании.
— Эй…
Он шагнул ближе, и его пьянящий горячий аромат окутал меня.
— Во-первых, возраст не имеет значения. Ты больше не ребёнок, Несс. Ты женщина, а я мужчина, и это всё, что имеет значение. Только это должно иметь значение. И если кто-нибудь когда-нибудь сделает уничижительный комментарий по поводу нашей разницы в возрасте, отправляй их ко мне, и я сделаю им внушение. Во-вторых, ты мне не родственница, следовательно, ты не моя младшая сестра. И да, я держал тебя на руках в родильном отделении, и да, тогда я не думал, что держу свою пару, но, похоже, так оно и было. Как много людей могли бы сказать, что видели, как человек, предназначенный им, пришёл в этот мир? Не много. Так что я всегда буду дорожить этим, и нет, это не меняет того, как я сейчас к тебе отношусь.
Его слова прозвучали так тихо, что смешались с его дыханием.
Дыханием, которое я почувствовала на своих приоткрытых губах.
— Вот дерьмо.
Его зрачки слились с его золотисто-зелёными радужками.
— Как долго мы должны держаться подальше друг от друга?
Я улыбнулась, хотя мой пульс бился так, словно я гоняла сейчас на реактивном истребителе.
— Ты уже отдал своей маме ту сто долларовую купюру?
Его зрачки сузились.
— Ещё нет. Я ждал тебя, чтобы ты могла стать свидетелем этого пожертвования.
Он кивнул головой в сторону дома.
— Нам лучше зайти внутрь, пока я не нарушил все правила и не отвёз тебя обратно к себе домой.
Из меня вырвался хриплый вздох, и этот тихий звук заставил Августа опустить взгляд на мой рот.
Он покачал головой, как будто пытался очистить её от любых грязных мыслей. Я предположила, что он начал мотать ею так резко именно поэтому, так как у меня у самой в голове прокручивалось огромное количество совершенно новых пылких сценариев.
По пути к дому мы не разговаривали. Он жестом пригласил меня войти внутрь, пропуская меня вперёд. Запах кипящего томатного соуса и карамелизованного лука ударил мне в ноздри, пробудив во мне голод к чему-то ещё, кроме Августа.
Изобель, стоявшая у плиты, улыбнулась мне.
— Нам наконец-то удалось уговорить тебя приехать.
Она отложила деревянную ложку и подошла ко мне, протянув руки. Я не знала, хотела ли она обнять меня или взять цветы из моих рук, поэтому я осталась стоять неподвижно, точно статуя.
Она обхватила меня руками и притянула к себе.
— У вас тут так хорошо пахнет, — произнесла я в тёмно-каштановые волосы Изобель.
Несмотря на то, что эти волосы были натуральными, они ей не принадлежали. И у них был такой же химический кератиновый запах, как у всех париков. Я вспомнила, как мы с мамой ходили в магазин за париком до того, как она решила, что парик ей не понадобится. Напоминание о её раке заставило меня отодвинуться и осмотреть лицо Изобель в поисках признаков болезни.
— Как вы себя чувствуете? — спросила я.
— Живой. Очень даже живой.
Она улыбнулась своей яркой улыбкой, которая могла бы рассеять самый густой туман.
Я отдала ей букет, всё ещё выискивая в ней признаки ухудшения состояния или усталости. Она провела костяшками пальцев по моей щеке.
— Не начинай волноваться раньше времени, милая девочка. Я обещаю, что со мной всё в порядке.
Я кивнула.
— Август, милый, не мог бы ты снять одну из ваз с полки?
Август прошёл мимо меня и открыл один из кухонных шкафов. Почти не напрягаясь, он дотянулся до верхней полки и снял рифлёную хрустальную вазу как раз в тот момент, когда его отец вошёл в дом через открытые двери, выходившие на мощёную террасу.
— Привет, Несс.
— Привет, Нельсон.
Держа пару щипцов так, чтобы обугленные жирные кусочки не попали на моё платье, он наклонился и обнял меня одной рукой. Я вдруг пожалела, что Август им всё рассказал. Тогда они были бы просто Нельсоном и Изобель, лучшими друзьями моих родителей, а не родителями, на которых я должна была произвести впечатление. Моя нервозность была такой сильной, что воздух, вероятно, дрожал от неё.
— Наверное, нам не следует предлагать тебе алкоголь, но всё же, не желаешь бокал вина? — спросил Нельсон. — Я открыл одну из бутылок с нашей свадьбы. Вино в ней созрело и стало таким же прекрасным, как и моя невеста.
Улыбнувшись, Изобель покачала головой.
— Я тоже созрела, да?
— Ты стала еще более восхитительной, что само по себе уже подвиг, учитывая, какой красивой ты была тридцать лет назад.
Когда он поцеловал пылающую щеку своей жены, у меня на глаза навернулись слёзы. Они так сильно напоминали мне моих родителей. Родителей, которые любили друг друга так сильно и беззаветно, что сопротивлялись парной связи, чтобы остаться вместе.
Мой взгляд наткнулся на обеспокоенные глаза Августа, после чего перескочил на зазубренные яйцевидные головки тёмно-бордовых тюльпанов.
— Итак, вино? — спросил меня Нельсон, хотя его взгляд был прикован к Августу. — Или мой сын будет снова доставать нас по поводу спаивания несовершеннолетних?
Август поднял ладони.
— Она сегодня не за рулем, так что я молчу.
Я подозревала, что даже если бы я приехала сюда на своей машине, он не стал бы возражать против того, чтобы я пила алкоголь, так как единственный раз, когда он поднял шум из-за этого, это когда мы были у Фрэнка, и Август разозлился на меня из-за Лиама.
Нельсон указал на террасу.
Прежде чем пойти туда, я поставила свою сумку на крапчатую гранитную столешницу.
— Могу я помочь что-нибудь принести?
— Ты можешь взять кувшин с водой из холодильника, — сказала Изобель, помешав томатный соус, а потом сняла кастрюлю с плиты.
Я достала воду из холодильника и направилась на террасу, где поставила кувшин между двумя гигантскими свечами, мерцающими в стеклянных подсвечниках.
Я оглядела мощёную веранду. Тут ничего не изменилось: вокруг каменного очага всё так же стояли пять бордовых кресел; а сама терраса была окружена небольшой каменной стеной, усеянной маленькими фиолетовыми цветами.
Когда я была младше, я обычно прыгала по этой стене, раскинув руки, как канатоходец, представляя под собой яму с голодными аллигаторами. Тогда у меня было живое воображение. Не то чтобы это изменилось. Моё воображение всё ещё было достаточно живым, за исключением того, что в эти дни оно работало совсем на другой частоте.
— Ты в порядке? — спросил Август, подходя ко мне сзади.
— Твои родители… Они так сильно напоминают мне маму и папу.
Он обнял меня за плечи и прижал к себе, и хотя мы не должны были прикасаться друг к другу, я не сопротивлялась его объятиям. Несмотря на то, что его пальцы касались только моей руки, мне казалось, что они легли прямо на моё сердце, соединяя один оторванный кусочек с другим.
Через некоторое время он быстро прошептал в мои волосы «прости», после чего отпустил меня.
Я ни о чём не сожалела.
Его рука, возможно, и оставила след на моём теле, но она также оставила след на моём сердце.
Я снова подумала о маме и её словах о том, что правильный мужчина может собрать разбитое сердце. Август мог прикоснуться к моему сердцу, и это было волнующе, но одновременно страшно, потому что это означало, что он мог не только починить его, но и разбить.