Любовь и ненависть (ЛП) - Вильденштейн Оливия. Страница 50

Я направилась к нему, но остановилась.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Я уезжаю завтра утром.

Я сжала мешочек, в котором лежала моя маленькая пальма.

— Надолго?

— На две ночи.

Я сглотнула и слегка разжала руку, чтобы не поломать его творение, как я поломала нас.

— Хм, — в конце концов, сказала я.

Не очень красноречиво, но это было лучше, чем тот раненый звук, формирующийся в глубине моего горла.

Когда я, пошатываясь, преодолела несколько метров, отделявших меня от фургона, я попыталась не упасть под тяжестью разрывавших меня эмоций, бушевавших во мне. Я остановилась у двери машины, желание признаться в своей лжи горело у меня на языке. Я оглянулась через плечо. Август что-то читал на экране своего телефона.

Что-то, что заставило его улыбнуться.

Неужели дочь Альфы речных отправила ему текстовое сообщение?

— Несс? — голос моего дяди заставил меня подпрыгнуть. — Я задерживаю движение, милая.

— Извини, — пробормотала я, садясь в машину.

Я не смотрела на Августа, когда мы отъезжали, боясь, что он всё ещё улыбается, глядя в свой телефон.

ГЛАВА 37

— Последний слой краски нанесём завтра, — сказал Джеб, а потом направился в свою спальню. — Если мы начнём пораньше, то сможем закончить со всем к вечеру и переехать в воскресенье.

— Только если ты займёшь большую комнату.

— Несс…

— Пожалуйста, Джеб. Я не могу жить в их комнате.

Мне было тяжело переезжать в мой старый дом, хотя он и выглядел теперь иначе со свежей краской и новой мебелью.

— Ты уверена?

— На двести процентов.

Он долго смотрел на меня, после чего сказал:

— Хорошо, — а затем постучал пальцами по дверному косяку. — Спокойной ночи, милая. И ещё раз, с днём рождения.

Как только его дверь захлопнулась, я потянулась к молнии и начала расстёгивать её, но затем воспоминание об Августе, который улыбался в свой телефон, заставило меня снова застегнуть молнию и схватить ключи.

Может быть, на другом конце этой приятной беседы была не дочь Альфы речных, но в любом случае я не могла позволить ему уехать, не рассказав ему о тех причинах, из-за которых я закрылась от него.

Я написала Джебу записку, что иду к другу, и оставила бумажку на обеденном столе. Десять минут спустя я стояла перед входной дверью Августа. Я поднесла палец к кнопке звонка, но не успела нажать на неё, как дверь раскрылась.

Август стоял на пороге, его рубашка была распахнута, словно я застала его посреди раздевания.

— Как… как ты узнал, что я здесь? — мой голос начал спотыкаться в такт моему пульсу.

Он похлопал себя по голому животу.

— У меня есть вот этот модный встроенный детектор пары. Я полагаю, у тебя есть такой же.

Мой желудок завязался в огромное количество узлов, и я теперь мало что чувствовала из-за нервов.

— Могу я… могу я войти?

Он распахнул дверь ещё шире.

Мои каблуки застучали по серым половицам, эхом разносясь по его тускло освещённому лофту. На экране телевизора появилось медленно движущееся изображение нашей планеты в космосе, осветившее часть квартиры ярко-голубым сиянием. Другим источником света был стеклянный светильник, подвешенный над кухонным островом, настроенный на самый тусклый режим.

Я закрыла глаза, чтобы сосредоточиться и заглушить голос разума, который говорил мне вернуться в машину и уехать. Когда я подняла веки, передо мной стоял Август.

— Не делай этого… — я тяжело сглотнула.

— Не делать чего?

— Не уезжай завтра.

Он нахмурился.

— Почему?

— Потому что…

Я заправила прядь волос за ухо. Я вела себя эгоистично; я не имела права просить его об этом.

— Потому что, что, Ямочки?

— Потому что я не хочу тебя потерять.

Его взгляд стал таким тёмным, что его зрачки практически слились с яркими радужками.

— Почему ты должна меня потерять?

— Из-за, — я облизала губы, — дочери Альфы. Она хочет выйти за тебя замуж. И наша связь…

— Ты думаешь, я еду туда, чтобы обручиться с Ингрид?

Ингрид… Я намеренно забыла, как её зовут, но Август помнил.

Он никогда ничего не забывал.

— Это просто работа, — он склонил голову набок. — Но я должен задать тебе вопрос, почему это беспокоит тебя, если у тебя нет ко мне чувств?

Предупреждение Эвелин стучало у меня в висках, но затем слова, которые она произнесла сегодня вечером, пробились сквозь него, стерев грань между правильным и неправильным.

Я напрягла спину.

— Август, я солгала.

Прошла минута молчания, прежде чем он сказал:

— Я знаю.

— Когда я была в отъезде… подожди. Что значит «ты знаешь»?

Выражение его лица смягчилось, но оставалось настороженным.

— Фрэнк звонил мне пару дней назад.

— Фрэнк? — я нахмурилась. — Я не понимаю.

— Он подслушал вас с Эвелин в тот день, когда ты вернулась из поездки. Он не хотел вмешиваться, но ты же знаешь Фрэнка, и как свято он чтит парную связь.

Мои глаза округлились.

— И он, кажется, упомянул, что ты выглядела несчастной, и я был бы совсем тупым, если бы на самом деле поверил, что ты меня не хочешь.

Я не думала, что мои глаза могут стать шире, но мои веки растянулись ещё сильнее.

Август поднял руку к затылку и обхватил его.

— Чего ты от меня хочешь? — его голос прозвучал так грубо, что я задрожала. — Подождать пару лет, чтобы ты стала более готовой?

— Нет.

Он нахмурил брови.

— Тогда что?

— Я хочу, чтобы ты простил меня.

— За что?

— За ложь. Я знаю, что причинила тебе боль, и ненавижу себя за это.

Он опустил руку.

— Ты думаешь, я могу долго злиться на тебя?

— Перестать злиться на меня и простить меня — это две разные вещи.

Его челюсть напряглась. А затем голосом, от которого у меня по коже побежали мурашки, он сказал:

— Я прощаю тебя.

Моё сердце колотилось так сильно, что ткань моего красного платья вибрировала. Как, по всей видимости, и наша связь. На секунду я задумалась о том, чтобы дёрнуть за неё, чтобы притянуть Августа к себе, но что, если… что, если бы это не сработало?

И что если он вообще больше не хотел меня?

Мои руки начали дрожать, поэтому я схватилась за свои локти.

— Я пойму, если ты скажешь «нет», но ты бы дал мне второй шанс?

Он так долго не отвечал мне, что я задумалась, а не слишком ли тихо я говорила? Но затем он сделал осторожный шаг ко мне и приподнял пальцем мой подбородок.

— Только если ты пообещаешь никому не позволять, — то есть вообще никому — ни Эвелин, ни Лиаму — снова вставать между нами, потому что меня не интересуют правила нашего Альфы или общественные приличия. Это ты и я. Больше никого. И хотя я никогда не смогу возненавидеть тебя, если ты снова разобьёшь мне сердце…

— Когда я разбиваю твоё сердце, это разбивает и моё сердце тоже, — прошептала я слабым голосом.

Я не осознавала, что начала плакать, пока его большие пальцы не коснулись моих щёк. А я-то думала, что уже исчерпала запасы своих слёз, но, по-видимому, мои слёзные протоки были бездонными.

— Мне так жаль, Август.

Он прижался своими губами к моим губам и смахнул мои извинения языком. А затем его руки скользнули вниз по моим рукам, расслабив их, после чего обвились вокруг моей талии.

Его запах покрыл всё моё тело, но меня это больше не волновало. Кроме того, я была почти уверена, что беременность Тамары заставит Лиама дважды подумать, прежде чем бросаться на дуэль прямо сейчас.

Я приподнялась на цыпочки и обхватила Августа за шею, чтобы углубить поцелуй и стереть всё оставшееся пространство между нашими телами. Его губы соскользнули с моих, но не покинули моего тела. Он прошёлся по моему подбородку и направился вниз к шее. Затем очертил губами изгиб моего плеча, оставив влажную тёплую дорожку на моей чувствительной коже.