Разлюбить князя (СИ) - Хан Ирма. Страница 39

— Так… Чуть-чуть коленом ударилась… Не страшно. У Фиозы всё намного хуже. Буршан, а зачем нас полканы похитили? Явно не род продолжать. Кстати, а самки у них есть?

— Есть. Только рождаются они очень редко.

Буршан не знал, стоит ли говорить Тане правду про жертвоприношение. На неё и так несчастье за несчастьем валится, а тут такое… Он решил перевести разговор на другую тему:

— Дай на лицо посмотрю, — отстранил он Таню. Провёл ладонью по щеке, — вот… поцарапалась… Надо, что бы Яга и тебе раны обработала.

— Я знаю, что Яга — колдунья вашего клана. Она одна живёт? Или у неё родня есть?

— Это моя бабушка. Родная тётя отца.

— И в чём заключается её колдовство?

— Травы собирает лечебные. Зелья всякие варит. Помнишь, ты водичку вчера пила? Эта вода боль снимает. Ещё она зелье от ожогов варит, от ушибов, от переломов.

— А живая и мёртвая вода её рук дело? — спросила Таня, а сама подумала: «Похоже, с медициной у них тут туго».

— Да. Она заклинания произносит над колодезной водой. Это целый ритуал. У неё около дома два колодца. Один с волшебной водой, другой с простой.

— Ты шутишь?

— Нет, милая.

— А она единственная колдунья или у неё ученики есть?

— Нет. Она все наши селенья прошла, ища себе ученицу, но так и не выбрала никого… К тому же, ей рано учеников брать. Она ещё не разменяла свой восьмой десяток.

— А причём тут восьмой десяток?

— Колдовство мастер может передавать только после того, как восемьдесят лет отмерит.

— А сколько же лет тогда у вас люди обычно живут?

— Кому как повезёт, но, в основном, лет до ста. Конечно, если ничего не случится.

— Сто лет!? Тогда, Буршан, ты зря меня выбрал. В нашем мире редко кто доживает до девяноста лет, а уж до ста… Это вообще долгожители. Таких единицы.

— Если ты будешь жить в нашем мире, то твоя жизнь станет намного продолжительней.

— Допустим. А что должно случиться, что бы человек умер раньше? Ты пойми, я ведь непросто так интересуюсь. Мне надо знать, к чему готовиться, раз уж мне суждено здесь жить.

— Бывают болезни, которые нам неизвестны и люди умирают от них, потому что Яга не знает, как их лечить, бывает, зверь разорвёт. Иногда бывает такая напасть, как ураган или буран. Зимы у нас лютые. В некоторые дни селяне даже из домов не выходят. Если с момента смерти полдня прошло, то Яга уже не поможет. — Буршан рассказывал, а сам мысленно радовался тому, что Таня смирилась и готова остаться с ним в Горушанде.

Он рассказывал ей про ливневые дожди, которые в определённое время года накрывают Голубую Даль, про снежные бури, которые, хоть редко, но приносят неприятности в селенья. Татьяна, слушая его, не заметила, как прошло время, и они подъехали к небольшому дому, окружённому странной оградой. Странность ограды заключалась в том, что местами росли густые колючие кусты, через которые невозможно было пробраться, а местами стояли просто деревянные столбы, между которыми мог спокойно пройти человек. Большие деревянные ворота были распахнуты, словно приглашали войти путников, но стоило лошадям приблизиться, как они остановились, словно наткнулись на невидимую преграду. Буршан сделал рукой быстро какой-то жест — Таня даже не успела рассмотреть, какой именно. Потом прошептал что-то и поднял руку вверх, словно приветствуя кого-то. Невидимая преграда исчезла, потому что всадники легко въехали во двор, который больше напоминал редкий лесок. Ни грядок, ни палисадника. Одинокие деревья и густые кусты росли в беспорядке по большому участку земли. Впечатление такое, что дом сначала построили в лесу, а потом уже отгородили землю. Если, конечно, эти столбы можно было считать оградой. Буршан и Руберик подъехали к самому крыльцу, а Сатурат с Гонзамом спешились заранее. На крыльцо вышла невысокая худенькая старушка в холщёвой рубашке до пят. Рубашка была вся расшита замысловатыми узорами красного и зелёного цвета. Широкий красный пояс с кистями перехватывал талию.

— Здравствуй, внучек! — радостно пропела она, разводя руками. — А я вот всё жду, пожду, когда приедешь. Сон мне на днях был, что свидимся скоро. Что приключилось с голубками-то? — засуетилась она и распахнула двери мужчинам, которые несли девушек на руках.

— Упали наши голубки, — бросил Буршан через плечо, проходя в дом мимо бабушки.

Они вошли в просторную комнату с большой печью.

— Поставь меня, пожалуйста. — Попросила Таня князя. — Я не настолько пострадала, что бы меня на руках носить.

— А мне приятно тебя на руках носить. — Сказал Буршан, касаясь губами её ушка, но на ноги всё-таки поставил.

Руберик в это время посадил Фиозу на большой стол, придвинутый к окну. Таня стала осматривать комнату. Помимо печи и стола у окна, на котором сидела Фиоза, в середине комнаты стоял ещё один стол, такой же большой. Около него располагалась лавка и несколько деревянных стульев с красивыми резными спинками. Вдоль стен стояли открытые стеллажи, а на их полках чего только не было! И большие стеклянные банки с сушёными травами, и маленькие баночки с порошками, и стеклянные бутылки с жидкостями разного цвета! У Тани глаза разбежались от изобилия всяких глиняных и стеклянных изделий. Помимо сухих трав, находившихся в банках, вдоль стен висели маленькие и большие засушенные пучки цветов. На полу стояли деревянные и глиняные фигуры, изображающие разных непонятных существ. Некоторые достигали человеческого роста. Дрова радостно потрескивали в печи, а на печи стоял металлический котелок, в котором булькало нечто вкусно пахнущее. Яга, которая прошла в дом вместе со всеми, перехватила Танин взгляд:

— Это я зелье варю… на заказ… Так что приключилось-то, касатик? — повернулась она к внуку.

— Таня вот пострадала немного, — он указал на порванную одежду девушки, — а Фиоза, судя по всему, ногу сломала.

— Дай-ка, гляну. — Яга подошла к Фиозе. — А, вы, голуби, ступайте. Мы тут сами как-нибудь…

Мужчины послушно покинули дом. Яга приподняла край сарафана у Фиозы и стала ощупывать распухшую ногу. Девушка сморщилась и вскрикнула.

— Да, кость сломана, — кивнула колдунья. — Ну, ничего. Это дело поправимое. Я сейчас тебе глины с мёртвой водой сделаю, — приговаривала она, ловко выдвигая деревянный ящик из-под стола, — наложу на ногу, тряпицей повяжу, через три дня ко мне придёшь, я живой водицей сбрызну, и будешь, как новая. — Говоря это, она отошла к полкам, взяла бутылку с розовой водой и бутыль тёмно-синего стекла. В большой глиняной миске залила комок сухой красноватой глины водой из бутыли.

— Слышишь, голубка, — обратилась к Тане, — подай вон там, на закрытых полках, чашки стоят. Ага, ага… там. Любую давай. Все чистые.

Таня подала Яге керамическую чашку. Та налила розовой жидкости и протянула Фиозе:

— Пей. Боль, как рукой снимет.

Фиоза послушно выпила.

— Так. Пока глина станет мягче, дай-ка, голуба, я тебя осмотрю. — Повернулась Яга к Тане.

— Да у меня так… пустяки…

Яга прошла к стеллажу, взяла несколько льняных салфеток из плетёного короба и вернулась к Тане. Смочила одну из салфеток мёртвой водой, протёрла девушке сначала рану на лице, потом на руке.

— Задирай сарафан.

Таня послушно подняла подол сарафана до бедра.

— Вот… а говоришь, пустяки. — Яга смыла у неё запёкшуюся кровь с бедра и колена. Колено начало наливаться синевой. — Сейчас на коленку примочку сделаю. Подержишь некоторое время.

Она заглянула в чашку с глиной:

— Вот всё и готово. Давай ногу сюда, Фиоза. — Постелила колдунья льняную салфетку на стол и положила на неё немного глины. — Подвинь ближе, не бойся. Боли не почувствуешь. Да, вот так… прямо на глину ставь…

Яга аккуратно облепила глиной девушке лодыжку и пятку. Потом плотно замотала ногу салфеткой, взяла широкую ленту из мешковины и ловко наложила повязку. Таня даже удивилась, как правильно она это сделала.

— Дня три полежать тебе придётся, голуба. — Сказала она, сжимая в комок оставшуюся глину и убирая её в ящик.