Наваждение (СИ) - Кира Малёк. Страница 13

Он продолжает говорить, его голос звучит почти гипнотически, — Имея меня в качестве вашего пациента, лежащего в постели, полностью в вашей власти, пока ты сверху на мне.

Его слова пробуждают воспоминания о той ночи, тот самый образ в моей голове, который заставил меня кончить две минуты назад. Как будто у него есть какая-то странная способность читать мысли, когда дело доходит до меня.

Когда я молчу, он понижает голос почти до шепота, — Я покусываю твой сосок, пока ты не произносишь мое имя, пока ты не умоляешь меня ввести мой член внутрь тебя.

Я заставляю себя не думать о том, что он говорит, но не могу остановиться. Мои губы расходятся, и я практически задыхаюсь. Я думаю о том, как легко было бы просунуть руку под край его рубашки, провести ладонью по его животу, вокруг пояса джинсов и просто расстегнуть пуговицу.

Блядь. Я хочу его.

Он смотрит мне в глаза, как будто может читать мои мысли, как будто побуждает меня сделать то, чего я очень хочу, — Ты думала обо мне? — шепчет он.

Я оттолкнула его, — Я не знаю, о чем ты говоришь.

Он усмехается, отступая назад, — Я рядом, если понадоблюсь, — говорит он, подмигивая, — Подумай об этом.

Я громко стону, когда он входит в свою комнату и закрывает дверь. Я слышу, как он смеется, стены в этом месте не очень толстые. На самом деле они тонкие как бумага. Опускаясь на кровать, я думаю о том, что застряну на все лето, с парнем, о котором я не могу перестать мечтать.

Я слушаю, как его дверь открывается и закрывается, когда он возвращается из ванной, прежде чем решить, что можно выйти самой. Я бы не хотела больше иметь с ним неожиданных встреч в ванной.

Я просто сама себе лгу.

Глава 9

— Доброе утро, малыш, — я поправляю воротник своей нежно-голубой рубашки-поло и провожу рукой по волосам.

Катя останавливается на полпути, выходя из своей комнаты, ее глаза бегают по моему телу, — Ты носишь рубашку?

Я едва сдерживаю ухмылку, — Ну, это особый случай, не так ли? — спрашиваю я, — Это важно для твоего отца, сегодня же большой семейный завтрак на публику перед выборами.

— Ты выглядишь… — говорит она, косясь на меня.

Я перебиваю ее, хотя мне стало интересно, собирается ли она сказать, что я выгляжу в рубашке презентабельно. Однако после того, как я стоял у ее двери прошлой ночью и наблюдал, как она возбуждена, просто разговаривая со мной, я очень сомневаюсь, что она думает, что я похож на что-то, кроме секса, — Это семейный завтрак, — говорю я, — Я хочу выглядеть соответствующе.

— У тебя есть какая-то заготовленная речь? — спрашивает она, поворачиваясь, чтобы потянуться к дверной ручке, — Черт, я забыла сумочку. Лучше ничего не планируй. Если ты что-нибудь скажешь…

Я делаю шаг позади нее, и она замирает, все еще держа руку на дверной ручке. Наклонившись к ней, мои губы у ее шеи, я говорю ей на ухо, — Ты боишься, что я расскажу всем, как ты издаешь эти маленькие скулящие звуки, когда кончаешь?

Она шарахается от меня, но я вижу мурашки на коже. Она может притворяться, что ненавидит меня, но она хочет меня.

Катя поворачивается ко мне лицом, ее глаза широко раскрыты, — Клянусь всем святым, если ты скажешь что-нибудь о нас во время этого завтрака, я вырву твои яйца голыми руками и засуну их тебе в рот.

То, как она сейчас выглядит, дикое животное с раздутыми ноздрями и большими глазами, заставляет меня сразу же впасть в ступор. Я прижимаю ее к дверному косяку, поднимая ее запястья над головой, — Нас? — спрашиваю я, — Я рад, что ты признаешь, что мы есть.

— Нет, — возражает она низким голосом, — Нас нет. Нас не было. Нас никогда не будет. У нас был всего лишь секс, не более.

Она милая, когда лжет. Дыхание короткое, грудь вздымается и опускается, когда она говорит. Ее рубашка расстегнута вверху, и я вижу только слабый намек на декольте, ее полные груди прижаты друг к другу, —

Конечно, ты не думаешь об этом, принцесса, — говорю я, — Скажи мне, что ты не ложилась в постель и не скользила пальцами по своим трусикам, думая о том, что я внутри тебя.

— Если ты скажешь хоть слово на завтраке, и ты мертв, — мой член вот-вот взорвется, когда я смотрю, как она приходит в ярость. Я смотрю в коридор, пусто, наверху тихо. Я слышу мамин голос где-то внизу. Но рядом никого нет.

— Мне нравится, что ты не можешь перестать говорить о трахе, когда ты рядом со мной, — шепчу я.

— Водитель приедет за нами в любую минуту, — говорит Катя хриплым голосом.

Я думаю о том, чтобы засунуть руки ей под задницу, отнести ее в спальню, сорвать с нее брюки и погрузить свой член в ее готовую киску, как я сделал той ночью. Я рассматриваю возможность взять ее на каждой поверхности ее спальни.

Она скулит, и этот звук доводит меня до крайности. Я крепко держу руку на ее запястьях, а другой рукой расстегиваю пуговицу на ее брюках. Не сводя с нее глаз, я засовываю руку ей в трусики.

— Громов, — шепчет она, ее глаза расширяются, когда я касаюсь ее складок, я использую её влагу чтобы водить пальцами по ее клитору.

— Ты такая мокрая, — я отказываюсь отвести от нее взгляд и двигаю пальцами по кругу, наблюдая, как ее веки опускаются ниже, а дыхание становится короче, — Ты хочешь меня?

— Нет, — она качает головой и смотрит в сторону, через лестничную площадку, в сторону нижнего этажа, выражение паники искажает ее лицо, — Мы не должны. Мы не можем.

Я игнорирую ее. Вместо этого я двигаю пальцами дальше и коротко дразню ее вход. Ее штаны мешают, и я опускаю другую руку, чтобы сдернуть их ниже ее бедер. Она издает тихий протестующий визг, но ее руки остаются твердо прижатыми к голове, несмотря на то что ее там больше не держат.

— Мой отец, — шепчет она, — Твоя мама. Кто-нибудь...

Если бы моя мать или ее отец поднимались наверх, они бы увидели Катю в трусиках на бедрах, тяжело дышащую, — Ты права, — мягко говорю я, снова дразня ее вход кончиками пальцев, — Все могут увидеть. Я хочу, что бы сейчас ты кончила…

— Я не хочу кончать… — начинает она, но я заставляю ее замолчать, быстро и без предупреждения погружая в нее пальцы. Ее глаза слегка закрываются, и она опускает руки, чтобы схватить меня за плечи. Я медленно глажу ее, в самое чувствительное место, и чувствую, как ее тело поддается, как будто она медленно тает. Крепко прижимая ладонь к ее клитору, я продолжаю гладить ее, и она трется о мою руку.

— Нет? — шепчу я, — Скажи, что не хочешь.

— Рома, — мягко говорит она.

— Да, принцесса.

— Черт возьми. . . перестань меня... так называть

Как хрипит ее голос, еще больше возбуждает меня. Я наклоняюсь близко к ее уху, — Тогда перестань вести себя как принцесса, — говорю я.

Внизу открывается дверь, и раздается голос её отца, который разговаривает с женщиной с сильным акцентом. Глаза Кати распахиваются, и она смотрит на меня с тревогой на лице.

— Громов, — предупреждает она.

Я наклоняюсь ближе к ней, мой рот прижимается к ее губам, и я беру ее нижнюю губу в зубы, — Хочешь уйти? — я говорю слова ей в рот.

Ее киска сжимает мои пальцы и я не могу не представить свой член на их месте.

— Скажи, что хочешь, чтобы я заставил тебя кончить, — говорю я ей, — Торопись. У тебя есть минута до того, как тебя найдут, — словно по сигналу, голоса внизу становятся громче, женщина дает указания, как будто командует парой детей.

— Я не. . . хочу. . . о, Громов, — ее слова вырываются вздохами. Она так близко, и ее лицо так полно вожделения ко мне, что то, что я сделаю дальше, станет для меня почти такой же пыткой, как и для нее. Но я собираюсь получить удовольствие, мучая ее, доводя до крайности, а затем отказываю ей. Я провожу пальцами между ее ног, наблюдая, как выражение ее лица меняется от похотливого к озадаченному и к яростному.

— Что ты делаешь? — шепчет она. Я прикасаюсь пальцем, скользким от ее влаги, к ее губам, и она с отвращением морщит лицо.

— Застегни штаны, принцесса, — говорю я, — Ты же не хочешь, чтобы мамочка и папочка увидели тебя со штанами на заднице. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами.