Их любимая игрушка (СИ) - Хрустальная Анна. Страница 7

— Хочешь большего, да, Алана? Чтобы в тебя вошёл большой возбуждённый член и заполнил едва не до основания?

Я снова не сдержалась и застонала. А потом снова и снова, не останавливаясь и не понимая, почему я не могу этому противиться. Почему ещё больше возбуждаюсь под развратными фразами Найта и практически плыву под его взглядом и тоже явно возбуждённым выражением потемневшего лица.

И ведь я действительно этого хотела. То, о чём он говорил, пусть даже не имея никакого понятия, что я испытаю на самом деле, когда увижу вблизи настоящий мужской пенис, а потом… когда он в меня войдёт. Подобные вещи или фантазии из не такого уж и далёкого прошлого казались для меня раньше какими-то ирреальными и чуждыми. Но сейчас я уже была готова умолять своего растлителя, чтобы он привёл свои издёвки в исполнение.

— Хочешь, Алана? ХОЧЕШЬ?

— Да!.. Пожалуйста! — последние слова я простонала умоляющим голосом, неосознанно вцепившись в грудь брюнета, но уже мало что соображая.

Удары его пальца стали более жёсткими и слышными. Наверное, при иных обстоятельствах я бы сгорела от стыда, ощущая, что он со мной там делает и как его рука бьётся о мою промежность, пока его большой палец натирает мне клитор и уже доводит моё перевозбуждение до критической точки неминуемого «взрыва».

— Умница! Вот так. Не сдерживайся! Дай этому напряжению выплеснуться полностью…

Я уже действительно не могу. Предел достигнут. Найт нависает над моим лицом, практически касаясь моих губ своим бесстыжим ртом, пока его пальцы проводят со мной свой греховный ритуал и заставляют сдаться, без какого-либо сопротивления. И я сдаюсь. Вернее, «взрываюсь». Беспомощно вскрикивая и выгибаясь ещё больше и уже сама пытаясь насесть на палец мужчины, чтобы он не останавливался и проник в меня на всю глубину.

— Да! Какая же ты молодчинка. Ведь можешь, когда «хочешь»… Уже не терпится посмотреть, как ты будешь извиваться на моём члене.

Мне бы хоть чуточку протрезветь от его уничижающих словечек, но меня ещё сильнее прикладывает или пронизывает смыслом последней фразы Найты, отчего оргазм, кажется, только усиливается и бьёт в голову чуть ли не навылет.

— Молодец. Хорошая девочка… А теперь представь, что это лишь капля в море, и что мы можем сделать с тобой по-настоящему, когда проведём первую инициацию. И что будем делать с тобой потом…

Честно говоря, я не хотела вникать в то, что он мне нашёптывал, когда нагибался надо мной ещё ниже, перед тем, как поцеловать мне лоб. Мне просто хотелось остаться в том состоянии, до которого он меня довёл и никогда больше не всплывать из него. Иначе… Если я снова стану собой, боюсь даже представить, чем меня впоследствии накроет после случившегося.

— Вот видишь? Всё не так страшно, даже наоборот. И так может быть всегда, даже если сумеешь отпустить все свои страхи без чужой помощи и хотеть этого по личной инициативе.

— Х-хотеть этого… самой?

— Это не так уж и сложно, как и нет никакого смысла нас бояться. Ну, а теперь, поднимайся. И, если чувствуешь такую потребность, сходи в туалет, а потом завтракать. Тебе понадобится много сил уже эти вечером.

Часть 3

Лучше бы Найт не лишал меня своего ментального наваждения. И не возвращал моё собственное восприятие реальности, когда я меньше всего этого ждала. После пережитого почти шокирующего физического наслаждения со страстным желанием испытать не менее бурное продолжение, обещанное со слов того же Найта, меня накрыло резким упадком психического отката едва не сразу после того, как он ушёл. Тут же со страшной силой захотелось забиться в дальний угол, разрыдаться и умереть от стыда из-за того, что мне так понравилось всё то, что он со мною здесь сделал.

Ведь это всё неправильно! Он совершенно чужой для меня человек (да и не человек он вовсе, раз уж на то пошло). Я не должна была так его хотеть и так обильно течь под его руками. Не говоря уже о полученном его стараниями оргазме. Но я ничего не могла с собой поделать. Моё тело и часть моего одурманенного мозга меня не слушались, а то, что он вытворял… Даже сейчас, вспоминая об этом и, по сути, всё ещё чувствуя его прикосновения и толчки пальца во влагалище, мне невольно хотелось стиснуть покрепче бёдра и хоть как-то загасить заново разгорающийся жар острого возбуждения. Он словно меня пометил, заложив с первого же захода условный рефлекс-реакцию на себя и все свои со мной манипуляции.

Может поэтому мне и было так морально больно. Из-за того, что я чувствовала к нему то, что не должна была испытывать в принципе. Он наш враг! Он не человек. И, если верить словам отцам, из-за них погибла моя мама!

Правда, предаваться затяжной рефлексии у меня не получилось. Как только Найт проследил, чтобы мною был съеден почти весь приготовленный для меня завтрак, после чего мужчина куда-то вышел через образовавшийся в стенке проём, не прошло и десяти минут, как я снова услышала характерный шелестящий звук отъезжающей в стеновой паз монолитной панели. В это время я уже сидела у панорамного окна в очень удобном, но явно не земного производства «кресле», забравшись на его сиденье с ногами и занимаясь во всю уничижительным самокопанием.

Естественно, первая реакция на очередное вторжение в мой новый маленький мирок, которой меня в те секунды приложило — это неслабый испуг и не менее сильное волнение. Ведь Найт говорил, что сегодня меня ждёт какая-то инициация. И чтобы я заранее к ней готовилась. Правда, он упоминал о вечере, а сейчас, если судить по виду из окна, вроде бы ещё только позднее утро.

— Добрый день, мэм. Я Имани, и с этого дня я буду прислуживать вам в качестве личной горничной, компаньонки и поверенной.

У меня чуть ли не сразу отвисла челюсть и округлились глаза, когда я услышала от вошедшей в комнату (надеюсь, всё-таки ЗЕМНОЙ) девушки, что, оказывается, у меня будет личная прислуга! Хотя я и так не ожидала увидеть здесь кого-то ещё, кроме Дэя и Найта, даже зная, что в этом доме должен был жить кто-то ещё. Например, те же слуги. Меня же привезли сюда не сами хозяева имения. И на вряд ли они готовили мой сегодняшний завтрак собственноручно.

— Има…

— Да, Имани. И, не переживайте. Я тоже землянка-человек.

Красивая, молодая мулатка (может старше меня всего на несколько лет) с приятным бронзовым цветом кожи, больше похожим на загар, чем, на свой врождённый оттенок, сделала несколько очень даже уверенных шагов в мою сторону, сдержанно и приветливо улыбаясь в ответ. При этом её стройное тело среднего роста было облачено не в привычную для людей служебную форму какой-нибудь гостиничной горничной, а в строгий тёмно-фиолетовый костюм из брюк и жакета с высоким воротником, который поначалу показался мне почему-то цельным комбинезоном.

Тёмные волосы беспощадно стянуты в пучок на затылке, из-за чего невольно создавалось ощущение, будто Имани лысая, хотя данный образ её ничуть не портил. У неё была очень красивая форма головы, не говоря уже про черты лица (мало чем отличающиеся от европейских, если не считать очень пухлых губ) и точёную фигурку. Обычно таких красавиц разбирают нарасхват модельные агентства и… прочие представители новых госучреждений, занимающиеся устройством рабочих кадров из людей в частные владения и заведения, принадлежащие Иным. И то, скорей всего, модельные агентства тоже уже давно не принадлежали человеческому населению Земли. Сомневаюсь, что на нашей планете осталось хоть что-то, на что мы ещё сохранили свои старые права прежних владельцев. Если так подумать, мы уже и сами себе не принадлежали.

— И-и… что же вы будете тут делать, в качестве моей личной… горничной?

— Всё, что входит в мои прямые обязанности, мэм. Приводить вас в порядок, помогать одеваться, раздеваться, инструктировать по поводу некоторых вещей и вопросов, а так же ухаживать за вашим телом, волосами и выполнять все мелкие поручения с любыми вашими капризами.

Вот это поворот! Я даже как-то не сразу поверила в то, что Имани говорила обо всём всерьёз, а не была послана моими похитителями, чтобы развлечь меня столь забавным выступлением. А ещё, я бы скорее поверила, что ко мне приставили личную надзирательницу, но никак не служанку — на все руки мастера.