Пионерский гамбит (СИ) - Фишер Саша. Страница 37

— Какого еще преступника? — спросил Мусатов.

— Прохорова, — холодно ответил Верхолазов. — И еще того, кто для него шашки поджег, а потом Крамскому в рюкзак подкинул.

— Так это же разве преступление? — Мусатов снова недобро посмотрел на кровать Верхолазова. — Так, шутка.

— Вы, товарищ Мусатов, должно быть забыли, что уголовная ответственность наступает с четырнадцати лет, — Верхолазов сел. — И если раньше это было шалостью и шуткой, за что ему могли сказать «ай-яй-яй» и поставить на учет в детской комнате милиции, то сейчас должны были вызвать участкового, составить протокол и отправить его в колонию для несовершеннолетних.

— А сам ты почему не пойдешь и не настучишь? — спросил Мусатов.

Верхолазов ничего не ответил.

— Ну что ты замолчал? — Мусатов поднялся. — Что, тебе с нами, простыми школьниками, разговаривать неинтересно? Ты же умный такой и подкованный со всех сторон, почему сразу не побежал директору плакаться, что злой Прохоров всех тут обидел?

— Айжан, остынь, — негромко проговорил Мамонов. — Между прочим, Верхолазов дело говорит.

— Илюха, да ты вообще что ли?! — Мусатов упер руки в бока. — Мы что ли должны бежать жаловаться, как детсадовцы?

Тихонько скрипнула входная дверь.

— Эй, парни! — раздался от двери громкий шепот Игоря. — Не спите еще?

Глава 19

Игорь уселся на спинку кровати, как Марчуков, когда истории свои рассказывал.

— Ох, парни, как же я скучал по таким вот ночным посиделкам после отбоя! — бывший вожатый широко и мечтательно улыбнулся. Пацаны смотрели на него угрюмо и молча. Невовремя он пришел со своими байками.

— Так, а что это с вами такое? — Игорь прищурился и обвел взглядом публику, на лицах которой он не увидел привычного восторга. — Вы что тут, ссорились?

— Нет, Игорь Геннадьевич, — своим фирменным ленивым тоном ответил Мамонов. — Как можно. Мы же пионеры.

— Шуточки — это хорошо, Илюха! — бывший вожатый подмигнул Мамонову, но тот никак не отреагировал. Продолжал смотреть исподлобья, как будто намекая всем своим видом, что Игорю здесь не рады.

— А вы к нам надолго? — подал голос тот самый пацан, который рассказывал про отца Игоря, только я снова забыл его фамилию. Блин, всегда удивлялся учителям! Они ведь всех умудряются помнить! Помню, как-то встретил свою училку чуть ли не из начальных классов, когда был уже взрослым, я ее, понятное дело, сразу узнал, правда, чтобы имя-отчество вспомнить, мне понадобилось напрячь память, а вот как она меня узнала — загадка. Она ведь меня только ребенком видела. Но — вспомнила имя и фамилию!

— Завтра поговорю с Надеждой Юрьевной, надеюсь, что до конца лета, — ответил Игорь.

— А из экспедиции выгнали? — спросил Марчуков.

— Сам сбежал! Как подумал, что целое лето придется провести без вас, так опомнился, только когда попутку на трассе ловил! — Игорь потянулся рукой, чтобы потрепать Марчукова по голове, но он увернулся.

— А из университета... — начал Марчуков, но тут же ойкнул, потому что-то кто-то пнул его по ноге, скорее всего Мамонов.

— У вас тут новые ребята появились... — Игорь посмотрел в мою сторону. — Ты же Кирилл Крамской, верно?

— Угу, — буркнул я, тоже глядя на него исподлобья, как и Мамонов. Да и большинство остальных.

— Так, парни, я понял, — Игорь уперся ладонями в колени. — Не время для баек, да? Серьезный разговор назрел?

Мы молчали. Честно говоря, я пока не очень понял роль Игоря во всем этом. Судя по его поведению перед отбоем, он был в курсе наших дел и старательно заминал историю с подложенными шашками и Прохоровым. Будто приехал не только что, а встретился до этого с Анной Сергеевной, и она ему в деталях обсказала всю диспозицию. Слишком уж гладко он спустил все на тормозах. Если бы действительно только приехал, наверняка затребовал бы подробностей конфликта, а не затыкал всем рот своими бесконечными историями, придерживая рвущуюся в бой Шарабарину.

— Слушайте сюда, парни, — Игорь подался вперед и перешел на громкий шепот. — У нашей Аннушки — это последнее лето. Потом она уходит на пенсию. И нам с вами надо взять над ней шефство и сделать так, чтобы все прошло чики-пуки. А, как думаете, сможем?

— Мы ей цветочки дарили уже... — сказал Марчуков.

— Я к чему веду-то... — Игорь склонился ее ниже, практически повис перпендикулярно спинке кровати. — Она немножко ошиблась и поторопилась. Со всеми бывает. Но если мы с вами эту историю благополучно замнем и похороним, то проблем у нее никаких не будет. Ну как, парни, мы же не станем топить нашу Аннушку перед самым выходом на пенсию?

— То есть, ей топить Крамского можно, да? — Марчуков набычился. — Не надо меня пинать, Илюха, мне правда интересно! Она, значит, на пенсию, ей цветочки и всякое там «синьорита-маргарита». А она будет в это время нам выговоры лепить? Сегодня она Крамского обвинила, а завтра кого-то еще утопит...

— Тссс! — Игорь снова обвел нас всех взглядом. — Парни, не порите горячку! Вас много, а Анна у нас одна. И вы уже не маленькие, поэтому я и говорю все как есть. Будете вести себя, как обидчивые детишки что ли? Ябедничать побежите?

А он хорош! Угрюмая агрессия на лицах сменилась на задумчивость, один только Марчуков сложил руки в замок и отвернулся.

— Ладно, парни! — Игорь соскочил со спинки кровати. Хлопнул по плечу Мамонова, кивнул всем остальным. — Давайте уже укладывайтесь потихоньку, завтра у вас ответственный день, надо не подкачать на «Космических гонках».

— Получается, что Прохоров все это устроил, и теперь ему тоде все с рук сойдет? — не унимался Марчуков. — И он еще и председатель у нас!

— Ребят, все, давайте спать! — Игорь перестал улыбаться. — Вы проснетесь утром, и на свежую голову поймете, что я прав.

— А... — снова начал Марчуков, но ойкнул и заткнулся.

— Пусть катится, — громко прошептал Мамонов.

Уснул я быстро. Только положил голову на подушку, и вот я уже словно парю над улицей своего родного города. Того, другого. В том будущем, которое уже потихоньку начало казаться нереальным. В призрачном свете фонарей по тротуару шагала одинокая девушка. На рюкзачке болтается фигурка белого кролика. Вот она свернула во двор, и в этот же момент от стены отлепилась другая фигура. Того самого типа в джинсах, натянутых с мылом.

— Чего тебе надо? — грубо спросила Карина.

— Детка, что за тон? — типец раскинул руки и попытался обнять мою дочь.

— Руки убери! — свет фонаря упал на ее лицо, и стало заметно, что глаза покраснели. Она плакала.

— Ну что ты напряглась, как эта самая?

— Зачем ты вообще приперся? Между нами ничего не было, а ты растрепал всем, что было!

— Детка, ты же сама мне пообещала. Подумаешь, рассказал раньше... Но теперь тебе терять уже нечего, так что мы можем...

— Да пошел ты...

Двойственные чувства. С одной стороны, я понятия не имел, что дочь умеет так виртуозно использовать русский матерный, с другой — мне хотелось ей поаплодировать сейчас. Так его, девочка!

— Вот, значит, как ты заговорила теперь. А раньше говорила, что любишь!

Тут Карина размахнулась и неумело, зато со всего размаху засветила парню кулаком в нос.

Утро началось по расписанию — горн пропел подъем, зарядка, промокшие от росы кеды, быстро протолкаться к умывальнику с холодной водой, почистить зубы, потом заправить постель, шагом марш на линейку, пионерский салют под гимн СССР, пока два счастливчика из третьего отряда тянут трос с красным флагом, шагом марш на завтрак. Новое сражение с кусочком замерзшего масла, пшенная каша на молоке, какао. Сегодня Прохоров не выступал и вел себя тихо. Остальные вроде бы вели себя как обычно, но ощущалось некоторое напряжение. Даже Марчуков, который обычно находил, кого бы подколоть, сидел тихо и не вертелся.

Елены Евгеньевны на завтраке с нами не было. Исчезла она после линейки, а вернулась, когда уже вовсю царила суета подготовки к мероприятию, когда я опять почувствовал, что выпал из коллективного разума.