Копье Теней - Рейнольдс Джош. Страница 58

Ругаясь, стрелок бросил бесполезное занятие.

— Продержитесь? — спросил он, глядя на Адхему. Она, кивнув, небрежным взмахом меча обезглавила подвернувшегося грота.

— Пока мне не наскучит, — метким пинком она отбросила паука. — Но лучше поторопись.

— Она права. — Зана мотнула головой в сторону цепей. — Мы со жрицей расчистим путь. А вы с огнеубийцей идите. — Выхватив из-за пояса нож, она метнула его в грота, сбив наездника с паука.

Волькер кивнул и поспешил к краю шахты, позвав на ходу Лугаша. Рокоборец был с ног до головы измазан чужой кровью и ихором.

— Думал, ты забыл, человечек, — ухмыльнулся Лугаш. — Думал, мне придется отправиться за копьем самому.

— Что ж, ты ошибся. — Закинув за плечо винтовку, Волькер ухватился за цепь. — Идем.

Хихикнув, Лугаш соскользнул по цепи в темноту. Волькер подождал, пока дуардин исчез во мраке. Звенья цепи оказались достаточно велики, в них можно было вставить несколько пальцев.

— Идешь, человечек? — окликнул снизу Лугаш. Волькер вдохнул поглубже — и начал спускаться.

Грунгни держал белую вещицу на ладонях, наблюдая, как она скручивается и меняется, словно, кривляясь, могла от него сбежать. Почти ласково улыбнувшись, он цокнул языком.

— Нет-нет, маленькая душа. От меня не убежишь. Я за тобой и перед тобой, всегда и везде. Как бы далеко ты ни улетела, сколько бы ни прожила, я все равно буду здесь. Я буду существовать, пока не погаснет последняя звезда. Такова моя природа, как перекручивание плоти теперь — твоя.

Вещица закричала. Раздосадованный вой был тихим-тихим, почти на пределе слышимости. Грунгни сомкнул пальцы, обрывая вопль. Надо было решить, что с ней делать. Он кое-как расспросил ее и узнал то, что знала она — крайне мало, честно говоря. Хотя, по его опыту, иногда самая малость становится важнее всего.

— Что ты будешь с ней делать, дед?

Он посмотрел вниз — и перестал улыбаться.

— Еще не знаю, Вали. Возможно, попробую перековать, как делал мой брат.

— Эта штучка стоит стольких усилий? — кисло поинтересовался Вали. Старый дуардин хмурился, на его морщинистом личике застыло вечное недовольство.

Грунгни, вздохнув, вернул белую вещицу в карман фартука. Та жалобно пищала, моля безразличного бога о спасении. Где-то в глубине души этот бог, возможно, смеялся. Это тоже было в его характере — любил он шутки и фокусы.

— Спроси лучше, стоит ли какая-либо задача каких-нибудь усилий. Ответ очевиден… и ответ этот «возможно». Не узнаешь, пока не сделаешь.

Грунгни смотрел на своего слугу, испытывая подобие… нет, не вины, но что-то похожее. Вали был стар. Старше, чем ему следовало быть, — из-за Грунгни. Каждый десяток лет он становился чуть скрюченнее и сморщеннее, тело сжималось, как будто внутренняя искра выкачивала из него топливо, чтобы продолжать гореть. А когда-то он был добр, Вали. Великий учитель и великий ученик разом. Теперь же…

— Это делать не стоило, — буркнул он. Не насмехаясь. Никто не смеется над богом. Вали цеплялся за правила приличия, как утопающий — за соломинку. — Пустая трата сил. Мы могли бы выковать новое оружие, а потратили время на поиски этих… этих жалких устройств. — Он скорчил гримасу. — Глупо.

Грунгни фыркнул. Умел Вали назвать его дураком — не заявляя это напрямую.

— Если и так, то это моя глупость. Кроме того, я предпочитаю думать об этом как об азартной игре.

Вздохнув, он обвел взглядом кузницу. Первую кузницу — и последнюю. В горнах горел огонь, разведенный впервые тысячи лет назад — и никогда с тех пор не угасавший. И он никогда не потухнет, пока это хоть чуть-чуть зависит от него. В этом огне он выковал первое оружие зигмаритов из ядра умирающего мира. Бог улыбнулся, радуясь старым воспоминаниям.

— Я когда-нибудь рассказывал, как познакомился с Зигмаром, Вали?

— Много раз, — угрюмо буркнул Вали.

Грунгни моргнул.

— А. Что ж, он славный парень, несмотря ни на что. Немного упрям, чуток грубоват, но закалка хороша. — Он нахмурился. — Не то что тот, другой, который сидит в центре всего, как огромный паук. — Бог вздохнул. — Хотя даже в нем что-то брезжит. Таковы все смертные, полагаю. Они отягощены возможностями, даже когда не видят их.

Вали сплюнул.

— Трехглазый Король давным-давно утратил все, что в нем было смертного. Еще до того, как возникли Владения. — Дуардин покачал головой и стиснул кулаки. — Хотел бы я, чтобы его голова легла на эту наковальню, а в моих руках был бы молот.

— И ты бы убил его, Вали?

— Немедленно.

Грунгни молча смотрел на слугу, размышляя над его словами. Он вспомнил, что Архаон убил родичей Вали в те последние роковые дни перед концом начала.

— А если б его тоже можно было перековать наново? Ты бы убил его или превратил во что-то получше?

Вари покачал головой:

— Он проржавел насквозь. Убил бы его и всю его породу.

— Говорят, ценно бывает все, даже ржавчина.

Вали фыркнул:

— Кто говорит?

— Ну, я. Я это сказал. — Грунгни вздохнул. — Оставь меня, Вали. Одной несчастной душе в этой обширной кузне действительно требуется наказание. — Он отвернулся, чтобы выбрать один из множества молотов на ближайшей стойке, и услышал, как Вали зашаркал прочь, невнятно бурча.

— Ты жесток с ним, старик.

— Кого ты называешь стариком, белобородый? — Грунгни ударил по наковальне. Искры заплясали в воздухе, складываясь в новые интересные фигуры. Они трепетали вокруг капюшона на голове дуардина в плаще, сидевшего рядом на старом шатком стуле и покуривавшего длинную трубку. Тяжелая борода белой волной выплескивалась из-под капюшона на бочкообразную грудь. Крепкие руки, перевитые древними мышцами, были скрещены на груди. Тяжелая нога попирала перевернутое ведро.

— Действительно. Всегда забываю, кто из нас старше. Ты мой дед или я — твой?

Грунгни поморщился:

— Хотел бы я, чтобы ты перестал говорить загадками.

— Загадка — точило для ума, Создатель. Сам знаешь. — Дым клубами поднимался над чашей трубки. На миг Грунгни увидел в этом дыму крошечные фигурки — работающие, сражающиеся, танцующие — и почувствовал что-то вроде печали. Старый дуардин махнул рукой, развеивая картинки. — А ностальгия лишь притупляет разум.

— Как и крепкая выпивка. В которой мы себе не отказываем.

Курильщик захихикал.

— Именно так. — Отсмеявшись, старец подался вперед. — Этот мир движется быстрее, чем я привык, Создатель. Порой даже быстрее, чем мы ожидали. Года сыплются дождем, и человечки растут, как зерно.

— Поэзией балуешься, друг мой?

— В этом нет ничего плохого. — Белобородый засопел. — А еще у меня прекрасный певческий голос. Отстучи мне мелодию молотом, если сомневаешься.

— Прошу прощения, старый друг, — нарочито вежливо произнес Грунгни. — Ты явился сюда, чтобы хвастаться своим голосом или чтобы рассказать мне что-то?

— И то и другое. — Тяжелые сапоги грохнули об пол. Стук их был куда громче, чем можно было бы ожидать. Старец оказался весьма весом. И вообще он отчего-то выглядел более настоящим, чем мир вокруг него. Там, где он проходил, реальность услужливо прогибалась и время текло ручейками, а не мощным потоком. Он был невозможностью. А может — примесью. Чем-то невероятно старым, выбравшимся на новый берег, всё еще влажным от крови мертвого мира.

Когда Грунгни смотрел на старца — смотрел по-настоящему, а не бросал взгляды, — он видел не искру-поденку, которой суждено погаснуть с течением лет, но рычащий свет, способный устоять даже под напором абсолютной тьмы. Огонь, древний, как время, и жаркий, как сердцевина мира. Свет был так ярок, что даже бог не мог долго смотреть на него, не мигая. Вот и сейчас он моргнул — медленно, задумчиво.

Старик заговорил — резко, не колеблясь:

— В Вараньем шпиле бьют барабаны. Призыв к войне может длиться день, а может — и век. Никто не способен сказать. Рука Смерти тянется из аметистового царства, собирая души, как скупец собирает монеты. Крысы гложут корни всех Владений, рыскают меж стен, подбирая крохи со стола богов. Все это происходит и происходило всегда. Но сейчас взгляды некоторых повернулись к тебе, Создатель, и твоему плану.