И корону свою забери! (СИ) - Грин Миранда. Страница 19

— Я требую повторения на чистый разум…

— Будет видно, Яра… Будет видно.

Отключаюсь прямо в душе, оседая на заботливые руки.

К счастью или к сожалению, а по утру я помнила все, о чем и посчитала нелишним напомнить сбежавшим из спальни мужчинам. Прозоровский только совсем по-мальчишески улыбнулся, поворачиваясь к старшему товарищу:

— Ты проспорил. Я же говорил, что она вспомнит.

— А ты ей помог, — Ивар пропустил меня в столовую. — И даже не отрицай этого.

— Так никто и не запрещал.

От такого заявления даже ругаться перехотелось. Перемены в моем настроении не прошли мимо хмурого Левачева, вежливо привставшего при виде меня. Он держался, но было видно, что обрыв связей со столицей прошел болезненно. А уж когда вскрылось, что его супруга смогла обойти магическую клятву и ребенок, к которому он был привязан все душой, оказался не его… Подкосило его сильно. И судя по всему проблема была не только в общем угнетенном состоянии, слишком уж тревожно Россовой на него косился, но с разговорами не лез.

Олег же как будто чуть посветлел лицом, хотя глубокие тени под глазами делали эту тень улыбки жуткой. Я подсела к нему, не зная, как заговорить. Да и что я тут могу сказать — жизненный опыт мой сплошь теоретический. Ладонь мага лихорадочно горячая даже по их меркам, кожа сухая как бумага, а пульс такой, что его даже нащупывать толком не надо. Даже, кажется, пальцы слегка дрожат. Прислуга молча сервирует завтрак, растворяясь за пределами помещения.

— Может, пойти прилечь? Мне не нравится твое состояние…

— Я бы вообще под стазис его уложил, — по недовольному тону князя было ясно, что тема эта уже поднималась, но без результата, — ехать неделю, а так хоть переживать не придется. А на месте на источнике и подлечим…

— А есть смысл?

Невольно впилась ногтями в его запястье, но Левачев даже не дрогнул. А мне казалось, что он только оживать начал после всего случившегося. Но нет. Прозоровский сверлил его тяжелым взглядом, намекая, что влезет в мозги и проведет там ревизию лишних мыслей, если тот не сделает этого сам. Я же неожиданно остро вспомнила свое состояние в часы перед попаданием в этот мир. Ничего тут не поможет, я хоть и не показывала — но меня временами также колбасило. До сих пор, просто я запретила себе ослаблять поводок, и сейчас не знаю, догадывались ли остальные.

Перебивала происходящими событиями, раздувала из проблеском эмоций что-то яркое. И пила снотворное, чтобы не накручивать себя перед сном. Главное, чтобы меня не прорвало невовремя, это будет край. И с Черновым я бы поговорила.

Пользуясь тем, что все свои, опускаю голову на плечо застывшего изваянием мужчины. Слов в голове не особо много, но зато мотив идет на ум сразу.

— Я знаю ты сломан,

Сломан как я…

Все вздрагивают, а мне приходится натягивать петлю, удерживающую мои слезы. Не реветь. Не смей, Ярослава, это не повод для слез. Трясет, но кого из нас двоих — не понимаю. И сильнее начинаю дрожать под взглядом Россового. Косте хватает короткого прикосновения к моему разуму — не открытому даже, а распахнутому — чтобы одним тычком заставить его отвернуться и самому отвести глаза. Становится чуть легче, а от наигранной "слепоты" даже немного смешно.

Оттаивает и Олег. Аккуратно перетягивает к себе на колени, сжимая так, что вдохнуть не получается. Тишину нарушает только звук то и дело опускаемых на блюдце чашек. А потом у меня получается сделать вдох, но он выходит слишком глубоким, я замираю, чтобы в следующий миг все-таки дать волю слезами. Тихим, даже Левачев бы их не заметил, если бы я не начала вздрагивать слишком сильно, совершенно неаристократично шмыгая носом. Он только погладил меня по волосам, пробормотав что-то похожее на "ребенок". А мне сейчас действительно хотелось куда-то, где спокойно. Как в первые годы детства. До школы примерно. Сбоку раздался хмык:

— А кому-то другому, Ивар, ты бы сейчас попытался бы по лицу проехаться, совершенно плебейским методом, кулаками.

В отражении в оконном стекле было видно, как Россовой просто пожал плечами. Я же невольно задумалась, как моё поведение выглядит со стороны, лицо и шею залило краской.

— Перестань себя накручивать, — Левачев протянул руку, убирая выбивушюся прядь и кончиками пальцев проходясь по пылающим щекам. — Рамками нормы у магов очень гибкие, все-таки вопросы сохранения дара иногда и не такие варианты подбрасывают. Да и вообще…

— Пока тебя не поймали — можно все. А по нынешнему законодательству ловят только за особо тяжкие. Излишним же морализаторством выходцы из низов обычно страдают, и то только первые три поколения, пока давление магии не прижмет, — вклинился Костя, поворачиваясь ко мне.

Да вот умом я это понимаю, из рассказов окружающих тоже, но воспитание из прошлого мира не позволяет принять это так просто. Хотя и есть подспудное ощущение того, что я поступаю правильно. Что ещё будет правильным — после завтрака, конечно же — так это возвращение к обучению, хотя бы теоретическому, раз есть такая возможность.

Мужчины на это только кивают, согласные с тем, что пробелы в образовании нужно искоренить всеми силами. Так что чувствую, по вечерам я буду доползать до постели, но может это и к лучшему. Не будет времени на глупые мысли. Хотя сил на продуктивные тоже не будет. Но это проблема будущего, а сейчас надо хотя бы получить более полное представление о мире, в котором я буду выживать.

Магическая теория напомнила мне, и очень отчётливо, почему я так не любила физику с математикой, да и по выбранной родителями специальности отучилась постольку-поскольку — мой гуманитарный мозг выл, пытаясь вникнуть в многочисленные схемы. Рядом выл Костя, которому по жребию выпало заниматься сегодня моим просвещение. Вкладывать знания напрямую ему не давала невозможность обеспечить мне потом полноценные условия для усвоения.

Прозоровский был уже готов сдаться, когда неподвижно слушавший нас из угла купе Левачев подал голос. Я даже вздрогнула, услышав:

— Представь, что перед тобой маленький ребёнок. Ты пытаешься объяснять ей как взрослой, обманываешь себя, пытаясь мерить её местными категориями. По степени понимания нашего мира она примерно пятилетняя девочка.

— Спасибо, конечно…

— Не обижайся, это действительно так. Но ты можешь это исправить. Давай посмотрим ещё раз, что тебе непонятно?

— У меня от этой теории голова пухнет. И схема… не схема, а иероглифы какие-то!

Мужчина улыбнулся, присаживаясь рядом. Бросил взгляд на схему и перелистнул книгу в самое начало, принимаясь читать вслух, комментируя отдельные места. Костя, поначалу только рассеяно кивавший, в какой-то момент прислушался и начал вбрасывать уточняющие вопросы. А потом они принялись строить схемы прямо в воздухе, ухватив зачарованные перья. До определенного момента все было понятно, но когда они отвлеклись на какую-то хитромудрую теорию… Трогать их я не стала, возвращаясь к книге, основым преобразования энергии я ухватила, вроде бы дальше должно пойти полегче.

Подтягиваю к себе бумагу и начинаю переносить на нее условные обозначения. К окончанию главы замечаю, что Левачев подтолкнул мне что-то под руку. Как оказалось — сборник задач. И с удивлением для себя понимаю, что могу их решить, пусть возвращаясь к конспектам или что-то перечитывая по новой, но могу! Чувство восторга и облегчения на лице, видимо, было слишком очевидным для окружающих, а удовлетворенное удивление, читавшееся в глазах Россового, и вовсе грело душу. Присутствие Ивара я заметила только после того, как отмахнулась от пытающейся отобрать у меня задачник руки.

— Что за чудо заставило тебя вцепиться в теорию магии? На моей памяти только один человек мог воспринимать её без сведенных зевотой челюстей.

— Ты с этим чудом прекрасно знаком, — я махнула куда-то в сторону Левачева, дорешивая последний упражнения.

В теории влияние потока силы на мощность и контроль заклинания я прекрасно поняла, а вот как это определить на практике… Я обвела рассеянным взглядом присутствующих. Россовой поднял бровь.