Планета без имени (СИ) - Панасенков Вадим. Страница 8

И Боги меня услышали.

Вот военные подошли к камере, подозвали к себе троих: Депутата, Бывалого и Амбала. Депутат улыбнулся, мол, говоря: я все сделал, видишь, ты теперь доволен? Бывалый одобрительно кивнул головой, и эта троица скрылась внутри камеры. Ну а мы пошли дальше. Так вот что уголовник имел в виду под словом дом. Он же всю жизнь прожил в подобном месте. Он действительно дома. Ну а я привык к другим условиям! Назвать домом эти соты язык не поворачивался. Мой дом там, где Тереза… ах да… снова забыл… такое чувство, будто она все еще жива. А это кошмарный сон. Вот проснусь, а жена рядом посапывает. Я ее обниму осторожно, поцелую в щечку. А она… она мне скажет: Доброе утро, милый! Ну ты и соня, снова проспал. А я в ответ: Главное — ты рядом…

— Стоять!

Я не сразу понял, что произошло. Наша группа остановилась. Камер поблизости не было, тогда в чем причина остановки? Я вытянул шею, чтобы как следует рассмотреть передний план. Ага. Вот оно что! Посередине стоял странный человек в такой же, как и у меня, форме. Человек этот как-то странно горбатился и почему-то постоянно потирал ручонки, при этом что-то нечленораздельно мямлил. Мне стало интересно, и я прислушался.

— Ты снова здесь ошиваешься, Штопор! — Рявкнул один из впереди идущих охранников. — Ты как из камеры вышел?

Заключенный сильнее сгорбился. Странный он! Чем-то мне напомнил горбуна из одной известной оперы… название запамятовал.

— Я… мне бы… я. — Заикаясь, пробубнил он. — Я зверушку хотел покормить. Она у меня проголодалась. Очень сильно.

Охранник махнул рукой и проговорил:

— Возвращайся обратно в камеру!

— Но… но… — Штопор начал переминаться с ноги на ногу. — Вот нет у тебя сердца! Собачку не жалко? Не жалко? Умрет же с голоду. Нужно ее покормить! Обязательно!

Заключенный тыкал пальцами, указывая на что-то. Неужели у него есть своя зверушка. Не думал, что в тюрьме разрешается держать животных. Может, и мне разрешат завести. Я подошел ближе, и какое было разочарование, когда в указанном месте никого не оказалось.

— Умрет же без еды. — Продолжал юродивый. — Помрет же…

"Еще один полоумный", — подумал я, — "нет, там никого, лишь пустое место!"

Но заключенный упорно указывал рукой на пол и бормотал, бормотал, бормотал.

— Мне-мне, правда надо. Я же вернусь. Вы же знаете! Я всегда возвращаюсь.

— Черт бы побрал этих медвежатников! Все замки отмыкают, закрывай не закрывай. — Тяжело вздохнул охранник. — Ну, пойдем, отведу тебя в камеру.

Заключенного отвели. Ну а наша группа двинулась дальше.

Вскоре мы остановились около очередной камеры. Вызвали троих — двух новеньких и Салагу, и те так же исчезли за дверьми. Двери закрыли на кодовый замок. Он казался надежным и не открываемым. Как Штопор смог его взломать, оставалось загадкой.

Мы двинулись дальше. Нас осталось не так уж и много, всего лишь двое. Я и… и…

Я посмотрел на бледнолицего. Его болезненный вид не вызывал опасности. Справиться с ним, если что, не составит труда. Но и постоянно оборачиваться не хотелось. Все же лучше бы нас расселили по разные камеры. Соседство с Инженером чревато последствиями. Я со своими кишками прощаться не хочу.

Охранник остановился у очередной двери. Замок отщелкнулся и, скрипя несмазанными петлями, двери медленно отворились. Оттуда повеяло холодом.

— Эй, вы двое, особое приглашение нужно? Входите!

Мы переглянулись.

Все же не пронесло! Соседство так себе! Не из приятных.

— Давайте-давайте, пошевеливайтесь!

Инженер топтался не месте, давая мне право войти первым. "Надо же, стеснительный какой", — подумал я и переступил порог. Следом, как хвост, вошел и бледнолицый.

Три кровати, стол и туалет. Не роскошью здесь и не пахнет. Зато отвратительно пахло с туалета.

Как оказалось, в камере мы были не одни. Здесь находился еще один. Завидев нас, он подскочил с койки и сел на самый край.

— Опа-на, а кто это такие? — Старожил засмеялся. — А чего молчите? Не говорите? Или языков нет?

— От чего нет. Есть… — нерешительно ответил я.

— А если есть, тогда общаться надо. А вы стоите, молчите, топчитесь на пороге. Входите-входите, не прячетесь! — старожил гостеприимно провел рукой, как бы обозревая свою камеру.

Я сел на кровать поближе от двери. Ну а бледнолицый пошел на дальнюю.

В это время заключенный вытащил с кармана папиросу и, ловко вставив ее в зубы, задымил, пряча пачку и зажигалку обратно в карман.

— Странные вы! Все молчите и молчите. — Сизый дым достиг потолка и начал расползаться по всей плоскости. — Будьте как дома. — Снова подал голос мужик. — Только смотрите сюда.

Он указал на табличку. Где было сказано, что курить нельзя.

— Курить нельзя. Понятно? Я за этим слежу! Ты куришь? — Обратился он к Инженеру.

— Здоровье не позволяет. — шмыгнул носом бледнолицый. — У меня непереносимость дыма.

— Это хорошо, что сюда попал. — Старожил снова сделал затяжку. — Везде курят, а у нас не курят. Я за этим слежу.

Я видел, как кривится бледнолицый, как закрывает нос и рот тряпкой. И пытается не дышать.

Сам же старожил был полноватым дяденькой лет сорока. Имел небольшой рост, коротенькие ручонки и объемное пузо. Лицо самое обыкновенное, простецкое, я бы сказал, увидеть такого среди толпы и не запомнишь. Так же он носил щетину.

— А прозвище, прозвище у вас есть? — Елозил на краю койки наш собеседник, при этом пыхтя, как паровоз.

— Я Мажор. — Помня слова бывалого, что здесь имена не нужны, вот и представился, как нарекли.

— Отлично! Замечательно, я бы сказал! — Радовался старожил. — Мажоров в камере еще не было! Странный ты, Мажор, но смешной!

Докурив сигарету, собеседник затушил окурок и стол и выбросил окурок в унитаз.

— Ты же не куришь? — При этом старожил закрыл один глаз. А второй прищурил.

— Нет, конечно. — Запротестовал я.

— Вот и не кури. Даже не начинай, а знаешь почему? Правильно, у нас здесь не курят!

— Да, я уже понял. — Я вздохнул и посмотрел на унитаз, куда только что полетел окурок.

— А ты кто? — Это он обратился к бледнолицему, который делал все, чтобы не дышать едким накуренным воздухом.

— Я Инженер, прозвище дали по моей профессии, а так я…

Я остановил бледнолицего. Пока тот не назвал своего настоящего имени. Кто знает, может здесь это смертельный грех, не зря же все прозвищами представляются.

— Ну а я Григорий. — Расплылся в улыбке старожил.

Я посмотрел на Григория с недоумением. Не уж то обманул нас Бывалый, чтобы новенькие выглядели глупо в глазах коллег. Мда, черт бы побрал этих уголовников.

— Я думал, что здесь общаются только прозвищами, — признался я, почесывая лысеющую голову.

— Так это и есть прозвище. — Григорий пожал плечами.

— Интересно, а почему прозвище такое?

— А я курящих не люблю! Вот был тут в камере один, Григорием звали. — Брови старожила съехали к переносице, что придали лицу угрожающий вид. — Вот с тех пор я и Григорий.

— А что с ним случилось? — Спросил я.

— С кем? — Крякнул старожил.

— Ну, с Григорием этим. Что с ним случилось?

— Так я же Григорий. — Сказав это, старожил лег на кровать. — Странный ты, Мажор! Смотри не кури, я за этим сторого слежу.

Делать было нечего, и я начал обустраиваться на новом месте. Григорий был общителен, но темы практически не менялись. Все крутилось вокруг сигарет, запрета и странностях. Хотя, на мой взгляд, странным здесь был именно он. Вскоре прозвучал отбой, и в камере погас свет.

И наконец-то добравшись до подушки, я тут же уснул.

Глава 7: Прием пищи

Проснулся я, когда еще было достаточно темно. А все из-за того, что ощутил легкое прикосновение, будто чьи-то холодные пальцы коснулись моего плеча. Это странное чувство вырвало меня из лап морфея и вернуло в реальность. Как уже оговаривалось ранее, было темно. Хоть глаз выколи, ни черта не видно! Боясь пошевелиться, я лежал, и не двигался, а в это время, прищурившись, скользил взглядом, чтобы хоть как-то разглядеть через покров тьмы. Вскоре на черном фоне начал прорисовывается силуэт. Значит, это мне не приснилось и рядом с моей койкой действительно кто-то находился. Но кто? Да и зачем? Мысли начали слетаться, мешая друг-другу поэтому я не мог зацепиться за какой-то один вариант. Будто я шел по вязкому болоту, а ноги постоянно увязали, не доставая дна.