Сага о Кае Эрлингссоне. Трилогия (СИ) - Наталья Бутырская. Страница 76

— Пахарь-то он пахарь. Да только Фольси — весенний бог. А весенние боги что?

— Что? — не выдержал я, когда Хвит замолчал.

— Весенние боги вышли из моря. И Фольси был первым из них. А откуда в море взяться богам? Только от тварей. Но не каждая ж тварь может народить бога! Вот ты представь! Может ли та хреновина, которую мы на Рыбака выудили, стать папашей Фольси или Орсы?

Я рассмеялся. Хотя тогда я и перетрухал изрядно, но, по правде, для Фомрира та тварь — что вошь. Убить легко, вылавливать замучаешься.

— А кто из морских тварей сильнее Хьйолкега, раз его сам Скирир не смог забороть?

— Да быть такого не может, чтобы Скирир не смог кого-то убить!

— Ты, Снежный, толком расскажи, — посоветовал Альрик.

Хвит усмехнулся. После такого начала уже никто не посмеет отвлечься от его истории. Хитрый скальд, он все же научился чему-то во время того пира.

— Когда мир ещё был молод, и Мамир ещё не выпек в своём горшке первых людей, на дальнем севере Скирир и Нарл сражались с ужасной морской тварью Хьйолкегом. Долго они бились с чудовищем, отрубали ему щупальца без счета, вырывали жабры, разрубали сердца и пронзали ледяными стрелами глаза. Даже размозжённый молотом Скирира и пробитый гарпуном Нарла сквозь мозг и сердца Хьйолькег не умирал.

Мне представился огромный многоголовый и многоногий осьминог, чьи бесконечные щупальца опутывали весь мир.

— Долго сражались Скирир с Нарлом против злого отца Фольси, но не могли его победить. Впрочем, и зимние боги были ему не по силам.

Надо будет спросить у Хвита, почему зимние боги дерутся только с морскими тварями, а весенние — с наземными. И только Фомриру без разницы, с кем помериться силой. Хотя чего ж это я? Понятно ж, почему. Хоть твари — это твари, но все ж не могут боги поднять руку на своих прародителей и родственников. Потому вышедшие из моря наводят порядок на суше, а пришедшие с гор охотно вступают в бой в китовых чертогах.

— Однажды с ними напросился в битву Свальди с медною флейтой. Не хотели зимние боги брать с собой юного музыканта, но всё же поддались на его уговоры. Долго длилась великая битва! Завидев весеннего бога, Хьйолькег разъярился пуще прежнего. Еще сильнее нападал он, плеская ядом, грозя клыками и когтями. Тогда Скирир уронил на Хьйолькега гору и вместе с Нарлом заморозил море на дни пути вокруг. И ступил на лёд Свальди. Нежная колыбельная полилась с его флейты, усыпляя прародителя весенних богов. И как бы ни был могуч додревний морской конунг, не устоял он пред мелодией своего внука и уснул беспокойным чутким сном. Растопил Свальди дуновением флейты кусок льда над тремя из девятнадцати ноздрей великого Хьйолькега. И дыхание его столь могуче, что движет доселе весь воздух мира, поднимая ветер во всех направлениях.

Я и думать забыл про секиру на коленях. Смотри ж ты! И ведь все по закону! Хоть и победил Свальди своего деда, но руки на него не поднял. Колыбельную спеть — не мечом порубить.

— А чего Скирир с Нарлом не добили Хьйолкега, пока он спит? — встрял Видарссон.

Вот уж кто знал о богах поменьше моего!

— Пожалели боги тебя, убогого. Чтоб не стер ты руки по самые плечи! — расхохотался Альрик. — Убей они тварь, так и ветров бы не было. Как тогда под парусом ходить?

* * *

Боги подслушали слова Видарссона и решили поучить неразумного не речами, но делами. К пристани Кривого Рога мы подошли лишь на закате. На веслах. С самого утра и до появления месяца — факела Корлеха не было ни дуновения, словно кто-то залепил воском все три ноздри морской твари.

Видарссон старался грести наравне со всеми. Но что его единственная руна могла противопоставить нашим четырем? Так что с полудня он лежал на палубе, обессиленный, и слушал наши злоязычные шутки. И с каждым часом они все больше походили на проклятия.

— Мало отец драл его в детстве. Не научил язык придерживать.

— Альрик, а может, заклеивать рот новичкам? Хотя бы на год-другой. Пока думать не начнут.

— Нарл зря что ли парус из крыла Тоурга клепал? Потому и не прибил Хьйолкега.

— Ох, приберет он тебя в свою ватагу. Ему вечно гребцов не хватает.

— Есть и похуже участь, — заметил я. — Вернем Видарссона папаше, тогда и весло на нарловом корабле конунговым троном покажется.

— И то дело. А там не Видарссон по берегу бегает?

На пристани нас поджидал целый хирд воинов во главе с заплечным местного ярла. А за его спиной и впрямь виднелась могутная косматая фигура старшего из рода Видара.

К тому часу, когда мы причалили, Видарссон уже извел ярлова человека своими жалобами.

— Вон тот мелкий и приходил. Ножом тыкал, убить хотел. Говорит, тащи припасов на седьмицу. Ни телеги, ни сына! — бубнил папаша. Но не высовывался. Боялся.

— Альрик Беззащитный! Уважаемый Укси Видарссон обвиняет тебя в разбое и похищении телеги, лошади и сына Бьярки. Есть ли у тебя что ответить? — громогласно провопил какой-то щуплый мужичонка из-за спины заплечного. Его и увидеть-то было сложно.

Хёвдинг легко перескочил на причал, встряхнул белокурой копной, огладил волчий плащ.

— Ответить-то я отвечу. А вот как Видарссон заплатит мне за поклеп?

Голос Альрика мягко прокатился по всей пристани, и местный народец потихоньку начал стягиваться к нам. Всегда ж любопытно посмотреть на споры и драки. Особенно если для твоего носа никакой угрозы не предвидится!

— За поклеп с него ярл спросит. Ты за себя ответь!

— Братья Видарссоны наняли мой хирд убить тролля. Одного тролля. Цену мы сговорили по общему согласию. Верно ли я говорю?

Тощий обернулся к папаше, и тот нехотя кивнул, подтверждая слова Альрика.

— Тролля мы убили. Но там нашелся и второй тролль. Точнее, троллиха. Видарссоны заплатить за первого отказались, мол, надо всех убить. Поднять оплату тоже не захотели. Пожалел я убогих и назначил цену за второго — припасы да бочонок их лучшего пива.

Хирдманы ярла одобрительно загудели. Видать, знали на вкус видарссоново пиво.

— Убили мы и второго тролля. Взяли оговоренную цену. Да вот беда! Когда открыли бочонок, там не пиво было, а ослиная моча.

Я кишками почуял, как поменялся настрой людей. Вот только что толпа была против нас! И оп! — их злость перекинулась на жадных пивоваров.

— Потому по возвращении в этот славный город отправил я своего младшенького навестить Видарссонов. Пусть вернут нам обещанное. Да малую плату за обман. Разве ж это разбой?

Щуплый пошептался с Видарссоном и снова возопил:

— По пиву и припасам мы согласны. А что насчет лошади и сына?

— Малец захотел стать хирдманом. А я не стал отказывать. Он уже карл, человек свободный, и может сам решать, как жить. А телегу и лошадь он продал, чтоб оружие выкупить. Отец ему почему-то даже топорик не справил.

— Бьярки!

Я оглянулся на младшего из рода Видара. Тот сидел на палубе, вжавшись спиной в доски. Того и гляди, треснет борт Волчары под натиском перепуганного бойца. Надо же, как он отца привык бояться! Сам ростом и статью с быка, смахнулся наравне с трехрунным Ящерицей, полдня греб вместе с опытными хирдманами, а тут от одного папашиного голоса скукожился.

— Слышь, Видарссон, — шепнул ему я. — Ульверов позорить не смей! Ты нынче не под ним ходишь, а под Альриком. Хёвдинг трусов не любит.

Напыжился Бьярки, надулся так, что уши покраснели, вытянулся во весь рост и перемахнул к Альрику.

— Я теперь сноульвер! — выдавил он.

— Сноульвер? Я тебе покажу сноульвера! Еще бороду не отрастил, а смеешь батьке перечить? Мать все глаза выплакала! Женить тебя надо. Женить.

Альрик тем временем подошел к ярловым людям и о чем-то с ними заговорил вполголоса. Поди, опять зубы заговаривал.

— Не хочу я всю жизнь в земле ковыряться да от троллей бегать! Хочу хускарлом стать! Или хельтом! Хочу тварей убивать, а не свиней по праздникам колоть! — разошелся не на шутку младший Видарссон.

Старший, пока Беззащитный занят, подскочил к сыну и хотел было отвесить ему подзатыльник. Но тут уже не выдержал я. Подлетел к нему вплотную, положил руку на нож и прошипел: