Сага о Кае Эрлингссоне. Трилогия (СИ) - Наталья Бутырская. Страница 99

— А осколки от первого остались?

— Нет.

— Плохо. На будущее знай: коли оружие тебе хорошо послужило, надо взять от него железо и вплавить в новое. Так и признает тебя быстрее, и слушаться будет лучше.

Помолчал.

Я продолжал сгребать снег и выкидывать его за ограду.

— Бук для топорища не пойдет. Тебе много по морям ходить придется, а бук воду любит, в себя забирает. Ясень хорош. Прочный, твердый, хорошо держит удар. Но лучше взять дуб. Дуб воды не боится, но и не впитывает. Дуб силен и гибок. А еще он тяжел. Как раз для будущего хускарла. Есть у меня подходящий брус. Просохший, отлежавшийся, звонкий, как бодран. Так и поет под пальцами.

А ведь вроде у Кормунда все пальцы целые. Так откуда он все знает?

— Есть у меня и железо. Да только сырое оно, бестолковое. Тяжелое, хрупкое. Треснет как твой старый топор.

Я закончил чистку двора, вплоть до травы все выскреб.

— Ты вот что… Пригони мне десяток гусей, да пожирнее.

— Мне бы железо с костями тварей, а не гусей, — робко заметил я.

— Кости тварей, говоришь? Есть у меня такие. Значит, ты хочешь тварей убивать? Не с людьми сражаться?

— Если придется, то и с людьми.

— А то может, раба мне приведешь? Его кости тоже подойдут.

— Ты, старик, говори да не заговаривайся. Зачем мне в топоре плоть безрунных? Мне слабых убивать не надобно, а сильных таким оружием не убьешь.

Рассмеялся Кормунд, поднялся с лавки и подошел ко мне.

— Что ж, выкую тебе топор. Сильный, крепкий. До десятой руны сможешь носить и не жаловаться. Поначалу тяжеловат покажется, но это потому что на вырост делаю. А уж сладишь с ним или нет — твое дело.

Я кивнул, хотел было спросить об оплате, как кузнец сказал:

— Быстро не жди. Гусей приведешь, и до весны можешь не возвращаться. Монету свою припрячь, с собой не таскай. Я возьму половину от нее.

— А…

— Иди!

Делать нечего. Я развернулся и пошел обратно, чувствуя себя облапошенным. Вот вроде бы обмануть он меня никак не мог, ведь я даже задаток не отдал. Самое страшное — я останусь без топора. Печально, но терпимо. Кузнец может помереть, заболеть, спиться или уехать. Хотя куда он уедет зимой?

Так что я решил не забивать себе голову, пригнать гусей и ждать до весны.

Глава 2

Потянуло дымом, и постепенно холодный воздух начал прогреваться. Я откинул теплое одеяло, сел на лавке и потянулся. Ньордова жена разожгла огонь и уже пекла свежие лепешки на камнях. Она любила повторять, что зимой нужно начинать день с горячей еды, чтобы живот потом грел тело до вечера.

Вошел старик с новыми полешками, и вслед за парами мороза в дом ворвались детские крики:

— Лед встал! Лед встал!

Я натянул шерстяную толстую рубаху, подсел к столу.

— А что такого в том, что лед встал?

— Это значит, — заулыбалась старуха, — что еще седьмица-другая, и можно будет играть в кнаттлейк.

— Так в него можно и сейчас играть. Вон, каждый день вижу, как мальчишки машут битами.

— Мальчишки — это баловство. Как лед на фьорде окрепнет, будет турнир. Да не какой-то там! Даже конунг приходит посмотреть. В прошлом году его сын сам участвовал.

Я макнул лепешку в растопленный жир, откусил и ощутил, как горячая масса проскользнула прямо в желудок.

У нас в Сторбаше людей не так много, как в Хандельсби. Совсем немного. Чуть побольше деревни. Мы не могли собрать даже четыре команды, потому играли и двое на двое, и трое на трое. Как придется. Мы с Дагом против близнецов! Но после получения первой руны я так и не играл в кнаттлейк.

— А сколько у вас человек в команде? Сколько команд?

— Ну, милок, смотря где, — отозвалась старуха, разливая исходящий паром ягодный отвар. — Больше всего команд в турнире между молодыми. Там неважно, какая у тебя руна, главное, чтобы было меньше двадцати лет. Сколько в прошлом году было команд?

— Восемнадцать! — сказал Ньорд. — Восемнадцать команд.

— А еще есть турнир между карлами старше двадцати лет, между хускарлами и даже между хельтами.

— Тут есть турнир между хельтами? — я аж подавился. — Прям настоящими хельтами?

— Да! Это же Хандельсби, — с гордостью ответила старуха. — Правда, там всего три команды и по два человека. В городе больше хельтов, но не все хотят играть.

— Вот бы посмотреть на их игру! А, Тулле? — воскликнул я.

— Так вперед! — рассмеялся старик. — Весь город соберется там. Хотя на хельтов мало кто остается. Уж больно тяжело смотреть.

— Может, вы тоже сыграете? — предложила старуха. — У вас руны высокие, выше разве что у Рагнвальдссона и его окружения. Потом конунг устроит пир для всех игроков. Говорят, там заморские кушания.

— И вина! — добавил старик.

— Вина?

— Это такое заморское пиво, которое делают не из ячменя, а из каких-то ягод. Хендрикссон говорил, что вкуснее напитка в жизни не пивал.

— Хмм, а что? Тулле, ты как? Хочешь попробовать вино?

Друг помолчал, а потом спросил:

— А что получают победители? Есть ли у них обязанности? Или им дают дело?

Как всегда, Тулле думал наперед. Хотя чего ж тут думать? Побороться с кем-то — уже в радость. Всё не дома сидеть, на очаг смотреть. Побывать на пиру с самим конунгом! Это ж потом сколько хвастаться можно будет! Но Тулле прав. Я слышал истории, в которых победителей разных турниров или игр отправляли сразиться с какой-нибудь неубиваемой тварью или привезти невесту из неведомых краев, где ее охраняют десятки великанов. И отказаться нельзя.

— Не обязанность, но право, — пояснил Ньорд. — Каждый год перед Вардрунн конунг устраивает зимнюю охоту. И победители могут присоединиться. Даже хускарлы с охоты порой возвращаются, поднявшись на руну. А уж карлы — так обязательно. Потому желающих много, а берут не всех.

— Тогда точно участвуем. А, Тулле? Не просто так просидим зиму, а еще и поднимемся! Вот ульверы нам обзавидуются.

— Думаешь, Альрик не попадет на охоту? — усмехнулся друг. — Ему и кнаттлейк для этого не нужен.

Хозяева объяснили, что для игры нам потребуются биты, тулупы из нескольких слоев ткани, чтобы ребра не сломали, и обувь. Так как кнаттлейк в Хандельсби проходит на льду, нужна особая подошва, чтоб не скользить. И нужно сказать распорядителю игр о своем участии.

Так что несколько дней мы были очень заняты. Тулле заявил нас на игру, старик выстрогал подходящие биты, старуха сшила одежку. А я проверял разные приспособы для обувки. Дешевле всего обшить подошвы рыбьей чешуей так, чтобы на носке чешуя легла в одну сторону, а на пятке — в другую. Но она быстро облетает, и к середине игры ты уже будто катаешься на обточенной лошадиной кости. Некоторые крепили к подошве маленькие гвозди, но тогда рвалась сама обувь. На всю игру точно не хватит. Еще дети подсказали, что можно пришить костяные крючочки, что тоже не очень.

Потом я услышал, как торговец на рынке предлагает акулью кожу. Он кричал, что она отлично подходит для игры в кнаттлейк. Я подошел, спросил, на что торговец предложил провести рукой по коже. Она оказалась гладкая-прегладкая.

— А теперь проведи в другую сторону.

И тут же в мою ладонь впились десятки крошечных шипов да так прочно, что кусочки моей кожи остались там.

— Очень удобно, — уверял торговец. — Толкнешь вперед — полетишь, как на крыльях. Захочешь остановиться — двинь ногой назад, сразу застынешь, как вкопанный. Обычно я продаю ее только хускарлам и хельтам перед турниром. В этом году тебе повезло! Рыбаки убили много акул, и их шкуры продавались задешево. Еле-еле успели обработать до ледостава.

Он говорил очень убедительно. Пока не назвал цену.

— Вот за этот кусок — всего один эйрир.

Лоскут немногим больше моей ладони. То есть на одну пару обуви — аж два эйрира уйдет. А на нас двоих так и вовсе полмарки серебра.

— А после игры за какую цену будешь продавать? — поинтересовался я.

— Кто знает, что будет после игры? Вдруг конунг объявит зимний поход? Тогда и того дороже будет. У меня уже почти всё выкупили. Осталось всего ничего. Не хочешь — не бери. Только не удивляйся, когда вылетишь из турнира с разбитым носом.