Сводный монстр (СИ) - Ветрова Роза. Страница 9

— Ты понимаешь, о чем я. Я тебе не нравлюсь, ты мне тоже. Ты сделал это специально, чтобы меня выворачивало на следующий день. Да, мне стыдно! — я повысила голос. — Я была пьяная и обкуренная, и точно так же я бы кончила на пальцах Эрвина или…

— Не надо приплетать сюда моих друзей! — На его скулах играли желваки, парень сжал кулаки. — Я не делал это специально. Ты видела с каким стояком я ушел от тебя. Или ты бы хотела, чтобы я закончил начатое?

Его рука вдруг отогнула край моего тонкого свитера, скользнула внутрь и опалила мою кожу, едва коснувшись подушечками пальцев.

— Не скрою, я бы трахнул тебя. Не строй иллюзий. Разово. Мне нравится твое тело, — этот невыносимый человек легонько сжал мою грудь, тут же вжимаясь в меня. В противовес его жестоким словам, большой палец ласково очерчивает сосок, который тут же, под его прикосновением, твердеет.

Смотрю прямо в его равнодушные глаза, и чувствую, как на ресницах дрожат слезы. Он снова унижает меня. Только не моргать и не плакать. Резко вскидываю свой взгляд.

— А лицо? — глухо спросила я, нервно сглатывая. — Мое лицо тебе нравится?

Все столицы мира растворились под гнетущей ненавистью к нему. Этот человек постоянно приносит боль. На глубине его синих океанов потопленные корабли. И я смотрю неживым глазом на его помрачневшее лицо, горько усмехаясь.

Глава 7

Он буравил меня тяжелым взглядом, испепеляя своей уже болезненной для меня синевой глаз. Потом просто выпустил свою руку из моего свитера, и тихо произнес:

— Просто возьми вещи для катания и иди.

Ему словно… было трудно об этом говорить. Но я ни за что не поверю, что он сожалеет. Верила, когда летела сюда. Думала семь лет это большой срок, чтобы повзрослеть, понять ошибки. Но теперь вижу его вживую и не верю. Подонок чувствует себя хозяином положения, и чувство вины испытывать вряд ли ему доведется в этой жизни.

Я разрываю этот обременительный для обоих контакт и беру вещи.

— Твоя девушка не будет против? — Зачем спрашиваю, не знаю. Зачем беру эти вещи? Не знаю.

— Нет, — просто отвечает он, не вдаваясь в подробности.

И плевать. Я не хочу подыхать от ненависти, или горя к себе, утопать в чувстве стыда все эти месяцы. К черту Макса, к черту все, что было, к черту его девушку. Я просто займусь немного спортом.

Молча выхожу из подсобки, не оборачиваясь. Просто забыть, стереть и жить дальше.

**

Комбинезон сидел почти что неплохо, лишь слегка длинноват, видимо, его девушка высокая. Мы с Томасом тащили наши доски, топая вниз к подъемнику, чтобы кататься на соседней горе.

На кассу стояла огромная очередь, и я уже приготовилась изнывать в толпе как минимум полчаса или час, как Томас прошел к закрытой кассе и постучал туда. В окошке показалось девичье лицо, девушка тут же заулыбалась, увидев парня, и они защебетали на немецком, как старые добрые друзья. Скользнула по мне равнодушным взглядом.

Я услышала из ее уст имя «Макс» и нахмурилась. Походу эта девчонка ожидала его тут увидеть вместо меня. Интересно, к ней в трусы он тоже залезал? Вниманием братец, кажется, не обделен. И без своей постоянной подружки, вижу, не скучает.

Томас протягивает ей деньги и покупает мне ски-пасс (карточка для прохождения турникета — прим. автора) на неделю. Хотя я планировала купить дневной, потому что денег почти не было, и я не уверена, что мне понравится кататься или у меня будет получаться.

Прощается с девушкой и мы отходим в сторонку.

— Сколько заплатил? — спрашиваю, доставая свернутые купюры из узкого кармана.

— Не переживай, Макс дал деньги, так что это от твоего брата.

Скрежет моих зубов мешает мне выдавить элементарное «спасибо», и я просто киваю. Крестная фея, блин. Как же бесит. Смотрю на окошко и, запомнив ценник, вынашиваю в голове план, как отдам все до последнего евроцента. Не сдалась мне его благотворительность.

Вскоре мы заходим в пустую кабинку, усаживаемся на сиденья, и я с упоением разглядываю потрясающую природу с такой высоты. Под нами снежные холмы, деревья густого леса покрыты голубым инеем, небо и солнце слепят.

— Как красиво! — вырывается у меня с придыханием, а Томас лишь ухмыляется.

— Наверху еще круче, готовься хлопать глазами.

Я улыбаюсь, не отрывая взгляда от холодной суровой красоты этого края.

Вскоре кабинка подъезжает на самый верх, и двери автоматически открываются. Прямо на ходу мы выскакиваем на выложенный резиной пол, и кабинка, поворачивая по кольцу, едет обратно вниз. К резиновому пятачку приближается следующая кабинка, и Томас тянет меня в сторону.

Выйдя из помещения в огромные двери, я замираю на миг, затаив дыхание. Я словно нахожусь на небесах, вокруг снежные вершины гор, облака и бескрайнее небо. Австрийские Альпы завораживают, влюбляют вблизи заново, с новой силой, когда смотришь на них под таким углом. Вокруг нас люди, счастливые, улыбающиеся, но есть и напряженные лица. Наверное те, кто как и я, не очень умеет кататься.

Я-то вообще не умею, и почему Томас потащил меня сюда, а не на учебный склон, не имею ни малейшего понятия.

Делаю шаг вперед, выходя на открытую площадку, как меня тут же сбивает ветер. Томас опять утягивает меня в сторону. Рядом огражденный оранжевой сеткой край, смотрю вниз и у меня от страха кружится голова. Как же высоко!

— Съедем с вершины, будет легче, ветра уже не будет, там внизу много леса.

— Черт, я боюсь разбиться! — тихо восклицаю я. Радует, что под огромной маской не видно моего застывшего от паники лица.

Томас хлопает меня по плечу и успокаивает серьезным тоном. Не насмехается надо мной.

— Ты что, я не дам тебе, — уверяет он. — Мы пойдем на самую легкую трассу, вон там, за той глыбой. Сначала небольшой спуск, мы его протопаем ногами, чтобы тебе было легче. А дальше все довольно долго полого, люди разъезжаются, и мы не будем никому мешать. Там и научу тебя. Ну и съедешь вниз сама.

— Почему не на учебный склон? — задаю терзающий меня вопрос.

— Пустая трата времени. Там не научишься. И в горнолыжный спорт там точно не влюбишься, — смеется парень. — Готова?

Я кивнула, двигаясь за ним с по-прежнему быстро бьющимся сердцем. Мы не стали цеплять доски на самой вершине, спускаясь вниз на своих ногах. Многие делали так же. Через пару сотен метров мы, наконец, остановились на весьма широком и некрутом спуске, и уселись прямо на снег, обуваться.

А дальше начался такой кайф! Сначала было трудно управлять своим телом, я все время падала или ехала на плоской доске вниз, кричала от страха, и тут же шлепалась на свой зад, чтобы остановиться.

Но слушая внимательно Томаса и повторяя за ним все движения, я вскоре обнаружила, что все не так уж и сложно. По крайней мере, с небольшим трудом, но выполнимо. Я вставала и падала, вставала и падала… кажется, пролетела вечность, но по факту всего пара часов. Затем у меня начало получаться.

Я осторожно, медленно перекантовывалась на доске, вспахивая жесткий снег трассы, и таким черепашьим темпом мы добрались где-то до середины горы. Свернули в сторону деревянной небольшой кафешки, что потерялась прямо в горах, и оставив экипировку снаружи, как и все остальные, зашли внутрь. Кафе казалось забитым сноубордистами и лыжниками, но Томас нашел местечко и мы уселись на деревянных высоких стульях за крошечным, таким же высоким, столиком.

Пообедав горячими сосисками, мы взяли по глинтвейну и вышли наружу, сели на лавку на широком балконе и принялись наслаждаться напитком, лениво болтая обо всем на свете.

Глинтвейн оказался совсем неплох, здесь на вершине, хотя пить в помещении горячее кипяченое вино в первый раз было странным. Но сейчас, пока мы находились на свежем воздухе, напиток согревал и был прямо очень даже по вкусу.

Выпив глинтвейн, я окончательно расслабилась, и спуск дальше вниз казался еще легче. Конечно, я падала. И падала много. Из-за невидящего глаза обзор был сокращен в два раза, но я не жаловалась. Мне хотелось быть обычной девушкой, катающейся на сноуборде, и у меня это получалось. Устала невероятно, а спуск и не хотел заканчиваться. Деревья и сугробы уже беспорядочно мельтешили перед моим лицом, но я не сдавалась.