Ложь и честь (СИ) - Геллер Ирина. Страница 82
— Вероятность уничтожения стопроцентная при первом же залпе по указанным координатам. Цель находится в опасной близости от наших позиций. Вероятность дружественного огня по своим силам достигает ста процентов даже при точечном прицеливании. Прикажете продолжать? — оператор говорил равнодушно, словно машина, даже не приподнимая головы в нейрошлеме, пока указывал новые координаты комендорам орудий.
— Отставить! — Квенти сразу дернулся. — Отменить прежние приказания! Рассчитать вероятность высадки штурмовой группы в непосредственной близости от его местоположения.
— Идет расчет точки высадки и анализ ситуации…
Квенти снова посмотрел на экран капитанского контрольного пульта, где выстраивалось пропущенное через фильтры тепловизоров и ночных режимов изображение происходящего на поле боя. Прямо сквозь плотные ряды карийских солдат, выстроившихся в оборонительную формацию, выставив вперед широкие ростовые щиты, проламывались огромные крысолюды, закованные в примитивную броню с множеством шипов и торчавшими наружу деталями экзоскелета. Явно мутанты, они были в два раза больше человека, вооруженные секирами и грубо сработанными алебардами, орудуя ими с такой силой, что пробивали солдатскую броню. Оскаленные морды с разбухшими мышцами, так что даже кожа расползалась, оставляя вечно кровоточащие нарывы, торчали из открытых шлемов, с капающей изо рта слюной и пеной, как у обезумевших. Принц Карийского бароната подсознательно погладил рукоять своей шпаги, висевшей на поясе, глядя на этих тварей.
У крысолюдов принято брать в вожаки самых сильных, самых живучих и жестоких. Претензии на роль вожака эти ксеносы нередко выясняли в кровавых поединках друг с другом, где остаться в живых мог только один. А здесь вожак, по всей видимости, смог собрать себе подобных тварей, вооружив их и бросившись в лобовую атаку. Дикость и примитивизм, в которых каждый лидер должен быть первым среди своих солдат. И от этой мысли Квенти почувствовал укол совести.
— Господин Гельсен, прикажите подготовить штурмовую группы для высадки, — велел Квенти, не оборачиваясь. — И оставьте в десантном челноке как минимум одно свободное место. Я постараюсь спуститься к ангарам как можно быстрее.
— Господин, простите мою дерзость, но я не могу допустить подобного. Это слишком рискованно. У нас достаточно профессиональных и хорошо подготовленных солдат, чтобы обойтись без вашего личного присутствия. — Сопровождавший его офицер, вытянулся и приготовился к спору с наследником. Квенти был излишне импульсивен, как он считал и если бы кто-то вообще попросил бы старого офицера озвучить свое мнение. Ему еще следовало учиться и учиться сдержанности, холодности в мыслях и логике действий. Желание действовать самостоятельно похвально, но порой феодалу следовало оставаться позади. Армия Рейнсвальда не состоит из дикарей, которым каждый раз требуется подавать личный пример.
— Господин Гельсен, — Квенти даже не остановился, направившись к выходу с капитанского мостика. — Я не помню, чтобы интересовался вашим мнением касательно принятых мною решений. Зато отлично помню, что дал вам четкое распоряжение касательно ближайших действий. Будьте столь любезны исполнить его с точностью, достойной офицера моего отца.
— Господин, ваш отец поставил меня с распоряжением оберегать вас от неразумных решений и поспешных действий. И сейчас я могу со всей допустимой уверенностью говорить, что ваши действия продиктованы не столько доводами разума, сколько эмоциями. Я не могу допустить подобного.
— Господин гранд-капитан, — Квенти все же остановился и, развернувшись, посмотрел на сопровождавшего его офицера. — Я понимаю ваше желание и желание моего отца защитить мою жизнь. Однако я отлично помню слова девиза, выбитого на гербе нашего Дома!
Квенти ткнул пальцем в сторону большого геральдического щита, вырезанного на стене над капитанской надстройкой мостика. Большой герб Дома Карии, который поддерживали вставшие на задние лапы мантикоры, увитый лианами с широкими листьями, и большой лентой золотого цвета внизу, где черными буквами были пропечатаны слова девиза «Храбрости обязаны всем». На самом гербе был изображен воин в черном доспехе, стоящий на черепе дракона и поднимающий к небу меч. Квенти хорошо помнил легенду о происхождении этого герба, передававшуюся из поколения в поколения как пример для всего рода.
Кария, дочь Эсселя, облачилась в отцовскую броню, неузнанная никем за черным забралом своего шлема, вышла на бой вместо него, сраженного тяжелой болезнью. Ее братья уже пали в войне против демонических ксеносов ксатриев, грозивших уничтожить все живое на землях Рейнсвальда, тогда еще не объявленного королевством. Кария сражалась наравне с мужчинами, чтобы защитить честь и дом своей семьи, защитить тех, кого вообще было возможно. И в одном из сражений, когда возникла угроза, что фронт все-таки будет прорван, Кария осталась на позициях, приняв бой, который должен был стать для нее последним. Тогда фронт удалось удержать, подошедшие подкрепления отразили врага, а среди сваленных грудами мертвых тел нашли Карию, последнюю выжившую, израненную и залитую кровью с ног до головы, но все еще державшую древко знамени. Только в госпитале и выяснили — под доспехом была девушка. Заслуги Карии были признаны всеми, и девушка позже стала одной из тех, кто возложил свой меч на камень, за которым и было создано королевство Рейнсвальд.
«Храбрости обязаны всем». Квенти столько раз повторял этот девиз, что теперь не мог понять, почему должен отсиживаться вдали от боя, когда наконец-то появилась возможность доказать, что он достойный сын своего отца и вырос уже достаточно, чтобы и все окружающие считали его самостоятельным.
— Одних слов девиза мало, чтобы оправдать риск для вашей собственной жизни там, где в этом нет прямой необходимости, господин. Ситуацию можно решить, даже если вы останетесь на корабле. Моя обязанность…
— Господин Гельсен, я понимаю, что приказал вам отец, но и прошу вас понять меня! — Квенти Карийский тяжело вздохнул и опустил плечи. — Я ведь тоже дворянин. В моем возрасте я должен быть в рядах Королевской армии. Я должен сражаться, чтобы доказать, что достоин стать преемником титула. А вместо этого мой отец печется обо мне, как о яйцах в бумажной корзинке. Я должен спуститься на поверхность!
— Господин, это слишком рискованно…
— Да плевать! — бросил Квенти в сердцах и взмахнул руками. — Все-таки здесь я отдаю приказы! Если хотите, можете попытаться меня остановить!
Будущий барон прошел через открытый шлюз и, громко стуча по полу подкованными сапогами, направился в сторону оружейной, где хранился его комплект боевых доспехов. Его первый личный доспех, подогнанный специально под его параметры, настроенный точно по указанным характеристикам и даже украшенный по специальному заказу, правда, никогда прежде не использовавшийся в реальном бою.
Для дворян доспехи нередко значили не меньше, чем родовое оружие, а порой и передавались от отца к сыну из поколения в поколение, обновляясь и модернизируясь от раза к разу. Начинавшие свою историю от древней и примитивной брони допороховых эпох, боевые доспехи прошли долгий путь развития, иногда полностью исчезая с вооружения, иногда появляясь вновь. Однако необходимость в усилении снаряжения, наличии достаточных мер для защиты от окружающей среды и брони вернули латные доспехи на вооружение всех армий. По старым привычкам их специально конструировали с теми же традициями внешнего вида, что и тысячи лет назад, с множеством деталей, декоративных элементов, украшениями и гравировками по всему корпусу и нередко заметными отличительными знаками на шлемах. Карийские дворяне предпочитали ставить там небольшие парные крылья, поднимавшиеся над головой и закрепленные на тех же сервоприводах, что и забрало.
Квенти посмотрел на герб, изображенный на щите его доспеха, и тяжело вздохнул. Какая-то часть его души оставалась уверена, что поступает он правильно, но где-то глубоко внутри копошились сомнения. Возможно, ему действительно стоило послушаться сира Гельсена, отец все-таки не зря поставил сопровождающего. Возможно, нынешний карийский барон сомневается в готовности своего сына, а возможно, это всего лишь отцовская забота о последнем наследнике. Судьбу старшего сына Квенти не хотел повторять. Погибнуть в дурацком происшествии, где даже не было его собственной вины — это не та смерть, которая предназначена для дворянина.