Знаки внимания (СИ) - Шатохина Тамара. Страница 29
— Хочу познакомить тебя с Одеттой. Ты не против? Я позвал ее на ужин. Подумал — чем скорее, тем лучше. Она поест и сразу уйдет. Потом — чуть позже… вечера будут только для нас двоих, — обводил он взглядом мое лицо и руки. Забрал полотенце, в которое я вцепилась, и положил его на краешек ванны.
— Нет, я не против, — почему-то занервничала я, — пригласил, значит, познакомимся.
— Н-ну, тогда… есть одна маленькая просьба, — слегка замялся он.
— Да… говори.
Он отступил, выпуская из ванной, а когда я шагнула за порожек, обнял, тесно обхватив руками. Легко поцеловал за ухом, щекотно обдавая шею теплым дыханием, и я сама обняла его за пояс и притихла. Он провел губами по щеке, нашел мой рот…
— Как ты себя чувствуешь?
— Продолжения пока не будет, даже не надейся, — дернула я головой. Было неловко, потому что живо вспомнилось то, что сейчас вгоняло меня в краску. И я еще сильнее прижалась щекой к его груди, надежнее прячась. Он хмыкнул и в свою очередь прижал меня к себе еще плотнее. О-о-о…
— Я знаю, но ты останешься на ночь? Чтобы спать, само собой.
— Хорошо, — легко согласилась я, вспомнив розовые лепестки, его страх за меня и подавленное настроение при нашем расставании.
— Ты хотел что-то сказать? — напомнила, снова прислоняясь к теплой груди и слушая стук его сердца. Новое для меня ощущение — вот так обниматься, чувствуя безоговорочное доверие.
— Да… Одетта. Не смотри на нее слишком пристально, не разглядывай, пожалуйста.
— Она стесняется своей внешности?
— Не замечал такого. Просто… я зря, наверное, это затеял. И сейчас ее тут уже совсем не хочется. Может, отменим, в другой раз?
— Зачем? Слушай, — потянула я его за руку на кухню, — я, конечно, ничего о ней не знаю, но фотографии помню. Если ее иначе одеть и изменить прическу, то ее внешность не будет так бросаться в глаза. Я, конечно, не стилист и вообще не специалист в этом, но знаю, что низкий лоб нужно прятать под челкой — высокой, от самой макушки, понимаешь? Почему ты не посоветовал ей, ты же все понимаешь и видишь? Ей нельзя носить одежду в обтяжку, штаны. У тебя же идеальный вкус!
— Не нужно, Катя, это все пройденный этап. Я прошу тебя не поднимать этот вопрос при ней, были, знаешь ли…
— Да я и не собираюсь, ты что? Просто подумала…
— Привет! — раздалось от двери и мы оба дернулись от неожиданности. В лицо бросилась кровь — скорее всего, она слышала если и не все, то конец нашего разговора точно. Это было то, от чего хотел оградить ее Сергей, а я влезла со своими советами. Судя по его недовольному лицу, так оно и было, но вот сама Одетта была как будто спокойна. Вблизи она оказалась еще ужаснее, чем на снимках, и я постаралась выполнить просьбу Сергея и не рассматривать ее.
— Здравствуй, Одетта. Извини…, мы не заметили, когда ты вошла, — попыталась я сгладить ситуацию, — я Катя.
Проигнорировав меня, она прошла и села за стол. Все же обиделась — расстроилась я. Сергей постоял и кивнул мне:
— Присаживайся тоже, Катюша, помогать не нужно — все на столе. А если по бокалу вина, девушки? — предложил он.
— Я не буду, — ответила его подопечная и потянулась накладывать себе еду.
— А я выпила бы немного красного, — призналась я под ироничный хмык Одетты. Уже понятно было, что нормальные отношения в ближайшем будущем нам не светят. И ужин испорчен, и Сергей расстроен. Захотелось домой, но это значило бы окончательно испортить ему настроение.
Он ухаживал за нами, вызывал по очереди на разговор, и если я поддерживала его, то она отвечала односложно. Потом ему кто-то позвонил, он взглянул и ответил, кивнув нам и вставая, чтобы выйти:
— Да, мама…?
Одетта опять хмыкнула, а я дождалась пока Сергей выйдет, прикрыв за собой дверь, и решила попытаться объясниться с ней, все равно хуже, чем есть, уже не будет:
— Я не сказала ничего оскорбительного, наоборот: ты отлично знаешь свои недостатки, как знает их любая женщина. Но такое впечатление, что делаешь все, чтобы выпятить их, а не скрыть. Ты можешь выглядеть намного лучше, но, судя по тому, что сказал Сергей, не хочешь даже пытаться. Почему, Одетта? Хочешь, я помогу тебе? Мы вместе сходим к стилисту, выберем тебе другую одежду, и ты сама увидишь разницу.
— Знаешь сколько вас, таких красивых, здесь побывало? — спокойно поинтересовалась она, а у меня появилось стойкое ощущение, что между нами нет этой разницы — в шесть лет.
— Только по-настоящему красивых, а не таких, как ты, — продолжала она, пренебрежительно передернув плечами: — И где они сейчас? А ты вообще никакая по сравнению с ними. Но если он знакомит нас вот так, значит — решил жениться. А что? Ему давно пора иметь детей и мать его этим уже достала, а красивая жена — это риск, лучше уж взять тихонькую, скромненькую, но такую, чтобы и не стыдно было. С образованием, само собой и из «хорошей» семьи, ага же? — выплескивала она на меня свою обиду.
— Одетта, извини еще раз и услышь меня, пожалуйста — я не хотела тебя обидеть, действительно хотела помочь, — попыталась я исправить свою ошибку. Сергей знал, о чем говорил — нельзя было вообще поднимать эту тему, она слишком болезненна для нее.
— Себе помоги, убогая, — равнодушно ответила она, — ты тоже здесь ненадолго.
— Да нет, пожалуй, я задержусь. Ты же говоришь — замуж…?
Я отвернулась, не став рассматривать ее слишком явно. А тянуло… на удивление. Странно, что уродство притягивает взгляд так же сильно, как и красота. Лоб с аномально низкой линией роста волос, густые и широкие брови, небольшие глаза… почти такого цвета, как у меня — зеленовато-коричневые, и курносый нос, слишком курносый. От этого переносица выглядит впалой и болезненной. Лицо, как блин — широкое и плоское. Половину недостатков можно было скрыть или исправить, так или иначе. А еще — низкий рост и аномально широкие плечи при прямом, почти мужском торсе. Ноги из-за этого кажутся слишком тонкими и короткими. Это тоже можно замаскировать, если не носить одежду в обтяжку. А она одета в джинсы с низкой посадкой, еще больше укорачивающие нижнюю часть тела.
Ну… нет, так нет. Я положила на свою тарелку добавку и принялась за еду. Сережа старался, выбирая и заказывая ее. А я проголодалась.
Глава 19
— Так ты поела? — настойчиво интересуется Ваня.
— Ты сам видишь, зачем спрашивать, — недовольно ворчу я в ответ.
— Сейчас должен подойти следователь, предупредили… — нехотя встает он со своей койки, складывает свою и мою посуду на поднос и выставляет на стул в коридор. Потом возвращается.
— А ты разве не выйдешь? — интересуюсь я.
Он неопределенно пожимает плечами, тесно обтянутыми белым халатом. Через какое-то время в дверь стучат, и он разрешает войти — уверенно и спокойно, словно имеет полное право здесь распоряжаться. А я чувствую себя так, будто с момента прибытия служебного «Хантера» на место аварии происходит что-то, от меня совершенно не зависящее. Словно я участвую в неизвестном мне представлении, где у меня далеко не главная роль, а место статиста, мнение которого ничего не значит, а действия строго регламентированы и находятся под тотальным контролем. А ведет спектакль Ваня. Само собой, по поручению и с разрешения главного режиссера Страшного. Только вот что это такое и зачем? Совершенно же не похоже на просто охрану!
В палату входит врач, а за ней мужчина средних лет в темном костюме и при галстуке. При всем этом вид у него немного неухоженный или в край замотанный. Видно, что светлая рубашка не очень свежая, а щетина на лице имеет как минимум двухдневную давность. И я моментально вспоминаю небритого Георгия…. когда он пел романс, и тяжело вздыхаю.
— Вот, пожалуйста, — говорит моя врач, — можете поговорить. Это Мальцева. Я тогда подойду позже — после всех.
Врач выходит, а мужчина оглядывается на Ивана, но не говорит ему ни слова, не просит его выйти, а просто присаживается возле моей кровати на стул. Я тоже устраиваюсь поудобнее.