Знаки внимания (СИ) - Шатохина Тамара. Страница 5

— Терпи, это уже не страшно, — убеждает она, когда я шиплю от боли под ее осторожными пальцами, — и хорошо, что болит. Значит, нерв не потерял чувствительность. А могло быть намного хуже — даже некроз тканей, ушибы тоже разные бывают.

Нас с Иваном размещают в двухместной палате. Он аккуратно сгружает меня на кровать, отходит к своей и снимает свитер, оставшись в светлой футболке.

— Вань, ну зачем ты здесь? — пытаюсь я устраниться от чрезмерной, а потому подозрительной для меня заботы СБ, — думаешь я смогу нормально выспаться, если ты будешь храпеть рядом?

— Потерпишь… Екатерина Николаевна, зато точно жива останешься, — ехидно тянет он.

— Это ты так иронизируешь, что ли? — поражаюсь я, — хочешь сказать, что я подняла панику на ровном месте?

— Я вообще молчу, — отворачивается он, натягивая поверх футболки белый медицинский халат.

Нужно позвонить бабушке, чтобы предупредить ее о том, что меня не будет дома, и я звоню. Врать ей я не собираюсь:

— Я жива и здорова, правда в синяках и нога поцарапана. Ты меня поняла? Ничего серьезного, но своего «Жука» я угробила.

— Авария… — выдыхает бабушка.

— Ба, ну ты же сама врач. Говорю же тебе — жива я и здорова.

— Ты Сергею звонила? — спрашивает она.

— Нет. И ты не звони. Он будет говорить… окажется, что он опять прав.

— А он неправ?

— А он неправ. За три года ни одного штрафа или аварийной ситуации по моей вине.

— А сейчас, значит… Ты где — у нас?

— Да, в областной. Но ты не приезжай, я буду спать. Страшный подговорил врачей, чтобы меня тут на ночь оставили.

— Спи тогда. Я позвоню и поговорю с лечащим. Кто у тебя?

— Я их не знаю, ба — женщина. Все. Да… на даче все в порядке.

— Да гори она синим пламенем…, позвоню и откажусь, — вырывается у бабушки.

Я не имею ничего против ее решения и прощаюсь. Осторожно устраиваюсь удобнее, поглядев на Ваню, что сидит на соседней кровати и смотрит в окно. Ну и как при нем спать? А он поворачивается и смотрит с укоризной:

— Страшный никого не подговаривал.

— Да ну? — вяло удивляюсь я, — а то я не слышала ваш разговор.

— Он беспокоится о тебе, — отстраненно уточняет Иван.

Ну да, вот это как раз вполне возможно, только по какой причине? Нет…, не укладывается в голове. Мне нужно хорошенько поразмыслить, хотя бы для того, чтобы исключить бредовую на первый взгляд, но вполне жизнеспособную версию о причине покушения. А Ваня мешает сосредоточиться. И не отвернешься же от него на другой бок — там все болит, а потому я просто закрываю глаза и делаю вид, что уже сплю. Нужно думать.

В «Шарашку» меня пригласили еще когда я доучивалась. Сам-Сам приезжал лично. Не знаю, были ли еще претенденты на это место, но выбрал он меня. Перед этим говорил с моим куратором, потом побеседовал со мной, но этот разговор не был тем, чего я ожидала — не было устного или письменного тестирования, настоящего собеседования, длинного разговора…

Меня взяли на эту работу. КБ действительно оказалось частным и занималось разработкой новых и передовых технологий в области электроники, а принадлежало Самсону Самуиловичу Дикеру. А почему взяли меня, я догадываюсь. Несмотря на чисто техническую профессию — инженер-электронщик, где-то глубоко во мне тлела творческая искорка, наверное доставшаяся от того самого моего прапрадеда-фронтовика. Я и сама не представляю что происходит в моей голове, почему там в определенный момент все так лихо проявляется и закручивается?

Это, наверное, скорее дар, чем способность — объемное образное мышление. Когда четко обозначены основные положения функционального назначения аппаратуры, ТУ и тех. требования конструктивной документации, электронные схемы и соединения возникают и рисуются в моем мозгу, как готовые цветные картинки с переплетением цветных проводков и гнездами электронных узлов. И я мысленно стараюсь обустроить их «уютненько» в моем понимании, то есть максимально удобно и правильно с моей точки зрения, ну и электроники, само собой. И потому мои идеи и решения зачастую бывают неожиданными и нелогичными — в привычном понимании, но довольно часто приводят к искомому результату посредством неповторимой и гениальной женской логики вкупе со знанием предмета.

А еще на его выбор совершенно определенно повлиял мой внешний вид. Он сразу упомянул, что коллектив в большинстве своем мужской. И внимательно оглядел меня всю — от кончиков массивных черных кроссовок до гладко прилизанной макушки. Очевидно, ему понравились мои свободные джинсы с высокой посадкой, широкий короткий джемпер с водолазкой под ним, отсутствие макияжа и большие очки в массивной оправе. И тут я его очень хорошо понимала — конструкторское бюро должно работать, а не крутить амуры. А судя по его довольному взгляду, я в этом плане никакой опасности для рабочего процесса не представляла.

Я не прятала под свободной одеждой крайне соблазнительные формы — просто ценила удобство, а еще нуждалась в спокойствии, которого мне так долго не хватало дома. А одеваясь максимально удобно и просто, еще и создавала вокруг себя зону личного психологического комфорта — девочки с самого начала не воспринимали меня, как соперницу, а ребята всерьез не рассматривали, как объект интереса. И пускай в институт приходят в первую очередь за знаниями, но личные отношения во время учебы тоже имели место — и влюблялись у нас, и девчачьи интриги плелись, и соперничество было нешуточное, и драмы, и слезы, и даже свадьбы. А у меня почти со всеми установились если и не дружеские, то точно — ровные приятельские отношения, далекие от потрясений и переживаний.

Я добилась того, в чем на тот момент нуждалась особенно остро — спокойствия. И нашла его не только в бесконфликтном общении со сверстниками, но и в предмете изучения, не подразумевающем общения, а только упорядоченное взаимодействие. У меня были хорошие отношения с преподавателями и почти дружба с куратором — замечательной женщиной по имени Роза.

И добилась я этого являя образ человека, прибывшего в учебное заведение исключительно за знаниями, и всего лишь вжившись в небрежный и очень удобный образ шаляй-валяя, как говорила бабушка. Изо всей этой атрибутики, создающей нужное впечатление, мне самой не нравились только очки. И то только в эстетическом плане, в остальном же они были идеальны — не оставляли вмятин на переносице и не давили на виски, потому что оправа была сделана из суперлегкого пластика. И оптика, само собой, тоже была подобрана грамотно.

В общем, по окончанию учебы меня уже ждала эта работа. И я с радостью согласилась на нее, в основном еще и потому, что жить и работать мне пришлось бы в родном городе, где жила бабушка, а в пригороде находился наш дом.

Глава 4

Под вечер меня навещает Стас, как и обещал. Проходит к моей кровати и кладет на тумбочку большой апельсин, который смотрится на ровной темной поверхности ярко и одиноко. Посетитель садится на стул, а сам смотрит на Ивана, который так же внимательно изучает его.

— Ну и что там они высмотрели — не знаешь? — не выдерживаю я.

— А-а… нет, не знаю, — переводит он взгляд на меня, — твой регистратор забрали, мой тоже, я рассказал им все, что видел, а видел я не так и много — мужика в шлеме и на мотоцикле. Все черное.

— Извини за регистратор, — чувствую я себя виноватой.

— Да ладно. Вернут же потом. Ты сама как?

— Сама нормально, — вздыхаю я. Говорить с ним легко: — Сделали укол и сейчас ничего не болит. Пока не шевелюсь, само собой.

— Извини…, я не досмотрел тогда — стекло это, — смотрит он с сожалением на мое бедро, прикрытое одеялом. Даже под ним угадывается повязка.

— Ничего страшного, понятно, что ты очень спешил. Врач сказал, что если шрам и останется, то почти незаметный. Я… стараюсь не думать о том, что могло случиться — жутко, просто гоню мысли, — зачем-то делюсь я своими ощущениями.

— Нормально, — отмахивается он от моих слов, — если вникать на самом деле, то оно тебе нужно? Я тоже стараюсь не думать. Катя, я тут вспомнил…, нервничал тогда, а когда я стрессую, то обычно несу всякую ересь, так что ты не обижайся, ладно?