Знаки внимания (СИ) - Шатохина Тамара. Страница 70

— А есть еще? — затаила я дыхание.

— Как-нибудь потом, сейчас у нас есть занятие поинтереснее, — обещал он.

Дальше мы занялись хозяйственными хлопотами, обедом и ужином заодно. Потом он звонил папе, и я не знаю, как они поговорили, потому что Гергий отошел в сторонку. Вернувшись, просто сказал, что родители все оставили на наше усмотрение и только просили предупредить их о времени возвращения.

В лагере мы пробыли еще два дня и провели их не только в постели. Побывали на Скадарском озере и купались в нем, почти целый день загорали там и ленились. Вечерами сидели над обрывом и провожали солнце, задерживая дыхание в момент, когда последний краешек его скрывался за горизонтом. Но зеленый луч больше не показался. Мы видели только подсвеченные алым и золотым облака и исчезающий потом розовый отсвет. Сразу холодало и мы уходили в домик. Просто спать рядом с ним… я пару раз просыпалась ночью и тихо лежала, боясь разбудить его и глядя в темноту, слушая дыхание рядом. Думала о клочке рыжей бумаги, которую дед почему-то не выбросил, а небрежно сунул под подкладку портсигара — что двигало им тогда, кто? Я, кажется, становилась верующей, потому что последствия бездумного движения руки были настолько глобальными… Невозможное стало возможным и не только. Эта марка повлияет на судьбы еще десятков людей, а не только нас — старый, лежалый кусочек бумаги…

Я не услышала новый романс — Георгий сказал, что сейчас ему не хочется его исполнять:

— Там все очень трудно, Катюш, почти трагично. Я написал его, когда ты прогнала меня. Петь его сейчас — это петь боль, у меня просто не получится. Слишком хорошо сейчас. Может, потом как-нибудь, а пока не хочу, извини.

— И не хоти. Пускай… когда немножко страсти утихнут, — согласилась я, кутаясь в кофту и прижимаясь ближе к нему.

— Ты думаешь — могут утихнуть? — веселился он.

— Не сразу, но должны — это же понятно. С таким надрывом и в таком режиме долго не протянем — сгорим. Быть рядом каждую минуту — так, как хочется, наверняка не получится, а мучиться этим — выболит все. Нужно, чтобы чуточку утихло, схлынуло. Ерунду говорю? Нет? Ну… потом, наверное, придет такая… медленная и ленивая нежность. Не ленивая? Ладно… — ласково перебирала я его волосы, а он затих, склонившись ко мне на колени.

— Потом наступит приятное и надежное привыкание — мы сроднимся, и уже будем знать друг друга, как себя. И нежность станет уютной, а страсть перестанет быть постоянной — только вспышками.

— Потом мы станем старыми и будем помогать друг другу, а наши дети — нам… — продолжил он, — Катя, мы с тобой не предохранялись. Я буду только рад, но вот как ты? Похоже, жизнь меня ничему не учит. Контроль…

— Сейчас не страшно — ничего не будет. Я отлично понимала, зачем мы едем сюда. И вообще — я просвещенный в этом плане товарищ, натасканный, можно сказать, бабушкой. А в перспективе… хотелось бы немного подождать. Нужно создать условия и определиться с работой, хотелось бы разумного подхода и уверенности…

— Уверенности?

— Что мы готовы и справимся.

— Хорошо, — вздохнул он, — ты маленькая мудрая девочка.

— Это бабушкина мудрость, она мне все уши прожужжала про материнство — начиная с проекта и заканчивая кормлением грудью, в идеале — до двух лет.

— Бабушка — чудо. Мне она очень понравилась.

— Ну, ты ей тоже. Внешне — еще когда она ходила смотреть на тебя после моих слез.

— Ты плакала из-за меня?

— Да, представь себе, — поразилась я его удивлению, — влюбилась и сразу же узнала про Лену и Риту — как ты думаешь? Я называла тебя принцем… чужим принцем и смотрела «Золушку».

— Катюша… — шептал он и тянулся утешать меня.

Так прошли эти дни — сказочно, необыкновенно. И правда — то, что происходило, не имело ничего общего с примитивной похотью. Это была просто безумная нежность и немыслимо сильное желание быть ближе, максимально близко друг к другу — душой и телом, даже просто держась за руки. Все так, как он и говорил тогда.

Эпилог

— Катюша, вы не забыли покрывала? А воду! Обязательно — пару канистр пресной воды, — суетилась Лена.

— Все взяли, — громко объявил Георгий и подтолкнул меня в машину. Прикрыл за мной дверку и отсалютовал семье Гройцманов, садясь на место водителя: — Спасибо, Лена. Сашка! Точно не хочешь с нами?

— Чего я там не видел? — ответил серьезный кудрявый мальчик, пренебрежительно скривив губы: — Сто раз там был, и вы же не долго?

— Недолго, Саш, посмотрим только, окунемся пару раз… а там видно будет. Мы на связи, если поменяются планы — сообщу.

Ворота открылись автоматически, мимо проплыли зеленые ветки плодовых деревьев, кондиционер гнал внутрь салона пока еще горячий воздух. Мы выехали со двора и двинулись в сторону Мертвого моря.

По ощущениям оно, действительно — было мертвым. Почти полный штиль… сероватого цвета вода кажется тяжелой, будто ртуть. А на самом деле она очень ласковая и очень теплая, только немыслимо соленая. Зато можно лежать на ней, не прилагая к этому никаких усилий. Пустой берег с сухой травой у кромки воды и почти полное отсутствие людей — рабочий день, удаленность от мест отдыха и дикая жара…

Окатив друг друга после купания пресной водой, мы накинули одежду, немного побродили по берегу, а потом спрятались под тень огромного зонта, благодарные Михаилу за то, что он заставил нас взять его. Долго оставаться на солнце было бы невозможно, а сразу возвращаться обратно теперь уже не хотелось — расслабились, стало лень… Молча, в полудреме, мы лежали на берегу моря и вдыхали целебный соленый воздух. Думалось и вспоминалось…

Эти два года не были трудными для нас, но оказались очень напряженными — очень. Тем летом в середине августа Самсон Самуилович вызвал меня из Будвы и предложил оплатить учебу за два года в НИУ МЭИ по профессии «инженер по медицинскому оборудованию» мне и Артуру Симакову. В это время наше бюро должно было функционировать в прежнем режиме и потихоньку втягиваться в новую работу — ту самую, о которой я когда-то мечтала. Уже взят был в аренду и перестраивался маленький цех бывшего часового заводика, налажены тесные связи с медиками, которые помогал осуществлять сын Дикеров — врач-физиотерапевт. Изучен был отечественный и зарубежный рынок медицинской аппаратуры, потребности в ней и дефицит… Я с радостью согласилась, тем более что и Георгий собирался искать работу в Москве, и он нашел ее.

Это была работа… очень денежная работа — уже через год он сказал, что готов рассмотривать варианты покупки жилья, но! Это была работа с бесконечными командировками на Ближний Восток, из-за чего мы порой не виделись неделями, а встречались потом так, будто он вернулся с фронта. Компания, в которой он теперь работал, занималась продажей оружия и не только. Когда я узнала это, то впала в панику, а Георгий спокойно удивлялся такой реакции:

— Катюша, это же наполовину государственная компания, все официально.

— Знаю я — как это официально. Государство участвует в прибыли, а все риски — на частниках. И потом… все их секреты и тайны проходят через тебя. А еще есть конкуренты и просто — там неспокойно, и время… тебя подолгу не будет дома, — растеряно оглядывалась я на стены нашей съемной квартиры, которую только с натяжкой можно было назвать домом.

Все так и было — пока я училась, Георгий зарабатывал деньги, и я не могла запретить ему делать это. Это было его мужское решение и его мужские дела, в которых я мало понимала, на самом деле. Посадить его на короткий поводок возле себя… наверное, это было можно — если бы я выставила такое условие, он принял бы его. Смирился бы и принял, но куда бы это нас привело? Денег, которые остались после покупки родительской квартиры, было достаточно для покупки еще одной — для нас с Георгием. Но эти деньги… они были, как подушка безопасности — для мамы, для бабушки. Да и он хотел чувствовать себя настоящим кормильцем и гарантом, способным содержать семью на том уровне, который сам считал достаточным. И тут ничего нельзя было поделать — смирилась я.