Странные и удивительные мы (ЛП) - Айзек Кэтрин. Страница 51

— И когда Стефано вернулся в Италию, мама снова сошлась с папой? Вот так просто? — спросила я недоверчиво.

— Нет, конечно, не так просто. Твоя мама была очень расстроена всем, что случилось. И я имею в виду не только ее и Стефано. Она сожалела о потерянных отношениях с Джо. В течение недели она едва выходила из своей комнаты. Отказывалась ходить в школу и встречаться с друзьями. Злилась на меня за то, что я никогда не говорила ей, что у нее есть сводный брат.

— Почему ты не рассказывала?

— Потому что мне было стыдно. Мне и сейчас стыдно. Не за то, что я родила, а за то, что позволила чужим людям забрать ребенка. Никогда себе этого не прощу.

— Но у тебя не было выбора, бабушка.

Она молчала.

— И что случилось после? С мамой и папой? Как они снова стали парой? Я имею в виду, она же бросила его, правильно?

— Она не первая, кто ошибся, Элли. Попасть под обаяние другого, не видя перед собой того, кому ты по-настоящему дорог. Я тебе скажу лишь одно: ей очень повезло, что твой папа согласился снова быть с ней.

Глава 60

В последующие дни отчаяние повисло в воздухе как пыль, выбитая из ковра. Голова Пегги распухала от мыслей о сыне. Она каждый день думала о нем, вспоминала его лицо, такое родное и близкое, как будто он стоял рядом с ней на кухне. Стоит ей протянуть руку, и она дотронется до него. В первое время девушка ярко видела образ сына, завитки волос, движение губ при разговоре. Но вскоре эти детали стали бледнеть и исчезать, и чем сильнее она пыталась ухватиться за них, тем неуловимее они становились.

После поездки на Бамфорд Авеню 47 Кристин едва выходила из спальни, несмотря на попытки Пегги поговорить о случившемся или о чем-нибудь еще. Каждый раз, когда мать стучалась в дверь, чтобы спросить, есть ли одежда на стирку или позвать на ужин, девушка только бормотала что-нибудь в ответ. Было понятно, что в ближайшее время она никуда не выйдет. В конце концов, Джеральд, ласково обещая дочери томатный суп и развлекательные передачи по телевизору, уговорил ее спуститься вниз.

В разгар лета, благодаря длинным световым дням, зелень буйно росла и цвела. Даже на закате, в девять часов вечера Пегги чувствовала на плечах жаркие лучи солнца. Она осматривала наперстянку, когда, обернувшись, увидела дочь, и ей захотелось обнять ее. Мать прижала дочь и почувствовала, как напряжение в ее плечах растаяло.

— Извини за мое состояние, мама. Трудно представить, что ты, должно быть, испытываешь. Не видеть собственного ребенка все эти годы. — Девушка покачала головой. — Какие мерзавцы! Люди, которые заставили тебя отдать его.

Несмотря на грубость, Пегги не могла не согласиться.

Втроем они смотрели телевизор, пока Джеральд не ушел играть в карты в паб. Оставшись наедине, женщины долго разговаривали. Пегги, наконец, поняла, что больше всего гложет дочь.

Раньше, всякий раз, когда Кристин переживала боль и страдания, Джо был рядом. Пегги понимала, что какими бы успокаивающими не были ее знаменитый чай или сочувствие, дочери нужно нечто большее, чем просто необходимость поплакать на материнском плече. Уже было далеко за полночь, когда Пегги предложила расходиться спать. Воздух был наполнен прохладой. Девушка встала, чтобы подняться наверх, и с отчаянием в глазах призналась в главном, — в том, что Джо на самом деле значит для нее.

— Я думаю, что потеряла любовь всей жизни, мама.

Вопрос в том, что она собиралась с этим делать?

***

Кристин никогда не отличалась сдержанностью. Она могла быть прямолинейной до резкости, и часто создавалось впечатление, что девушка ничего не боится. Тем не менее, пытаясь наладить отношения с Джо, она отчаянно переживала. Кристин думала, что ведет себя неразумно, что самое худшее, что может произойти — выставить себя на посмешище. Хотя вряд ли это самое худшее.

Девушка всегда верила, что, строя мосты, нужно быть честным. А правда была в том, что мужчина, к которому она испытывала сильные чувства, оказался ее сводным братом. Ее плотью и кровью. Это отвратительно, но ничего нельзя ни изменить, ни отрицать. У нее не хватало духу во всем признаться Джо.

Пегги дважды наблюдала за тем, как ее дочь с надеждой в глазах и в облаке духов от Body Shop выходила из дома, чтобы вернуться через пятнадцать минут. Она доходила до конца улицы, а потом у нее сдавали нервы. Она хотела отправить ему письмо, но не могла красиво выразить свои чувства. Да и как она могла произнести эту ужасную тайну вслух или записать ее черным по белому?

Однажды в субботу утром Пегги проснулась от шума, исходящего из спальни дочери. Полусонная она поплелась в комнату. Кристин складывала коллекцию пластинок в три картонные коробки.

— Что ты задумала?

— Я решила их продать. Все до последней.

Пегги изумленно села на край кровати.

— Почему?

Помолчав Кристин посмотрела на нее, взгляд ее пылал.

— Это инвестиция.

Пять часов спустя, распродав всю свою коллекцию в музыкальном магазине в центре города, Кристин стояла возле дома Джо. Он открыл дверь, ожидая увидеть молочника. Вместо него перед ним стояла девушка, разбившая ему сердце. В серьгах-кольцах, застенчиво улыбаясь, она сжимала белую гитару «Gibson 335» 1979 года, точно такую же, как у Би Би Кинга.

Глава 61

— Она все ему рассказала, — продолжила бабушка. — Уверена, они пережили много душевных мук, прежде чем решили снова сойтись, Элли. Я знаю это. Но они справились. Он любил ее, а она любила его.

По моей шее скатились бусины пота. Остался еще один главный вопрос, ответ на который мне неизвестен. Он возник у меня с тех пор, как я увидела фотографию мамы и Стефано.

— Бабушка, а как же я?

— Что ты имеешь в виду?

— Я появилась через девять месяцев после всей истории. То есть… — Есть только один способ узнать. — Стефано — мой отец?

Я почти кожей ощущаю металлические нотки в ее голосе.

— Конечно, нет. Ты — дочь своего отца. Ты — дочь Джо.

Чувство облегчения у меня лишь временное.

— Но откуда ты знаешь?

— Знаю. Потому что иное просто немыслимо.

— Мыслимо или нет, бабушка, а по времени все сходится. Ведь это возможно?

— Нет. Определенно нет.

Выглядит так, будто желаемое выдают за действительное. Мы обе понимаем это. Вот почему она так категорично запретила мне говорить отцу о письме и газетной фотографии. Потому что она не хотела поднимать вопрос, который, как мы все трое знаем, останется без ответа. Вопрос, от которого меня мутит. Кто я и чья дочь?

Глава 62

Весь оставшийся вечер меня трясло и бросало в жар. Мне казалось, что мир вокруг вращается в обратную сторону, и я не в состоянии его остановить.

Эд пытался поговорить со мной, но как ему объяснить, что происходит? И сколько бы раз Пегги ни повторяла, что она абсолютно уверена в том, что ее сын, Стефано — не мой отец, я далеко не глупа. На самом деле бабушка хотела сказать: «Я не могу смириться с такой правдой». Что не отрицает возможности существования этой самой правды. Ведь все сходится: время, тайны. А фотография Стефано словно мое отражение: щербинка между зубами, рост волос на лбу перевернутым треугольником.

Вернувшись в комнату, я включила душ, настолько горячий, насколько могла вытерпеть. Вода обжигала кожу, оставляя на ней красные пятна и заставляя кровеносные сосуды расширяться. Я подняла подбородок, и водяные змейки побежали по лицу. Наконец, выключила воду и вышла в спальню в плотном облаке пара. Вытеревшись, я надела хлопчатобумажную рубашку и штаны, подошла к окну и закрыла его, не желая слышать будоражащие звуки итальянского лета. Затем легла в постель, скрутившись калачиком, и тут же провалилась в сон без сновидений. Должно быть, я проспала больше часа. Простыня прилипла к коже. Солнце уходило за горизонт. Как только я открыла глаза, непонятный страх начал вползать в меня, словно черная плесень. И в ту же минуту воспоминания об откровениях Пегги пронзили меня, как удар тока. Я бы все отдала, чтобы снова вернуться в бессознательное состояние сна.